Весна идет по зимородку

© Веле Штылвелд

1.
Есть Твердь души, с которой не в ладу трибуны «ню» и голые террасы,
которыми, идя на поводу, бредут сквозь дни земные папуасы,
живущие в бетонных теремах, ковровыми на ощупь и на сдачу,
среди зимовий Душ – на островах затерянных не-Бог-весть-где в придачу.

Бородками подпиленных ключей, подогнанных под шаткие запоры
пустых речей, в обличье трепачей, в мир вышли политические воры –
с молитвами и клятвами на час, обыденно-невыдуманной сворой
урвавших Власть – Халифами средь нас, они лишают нас земной опоры.

Молитвами забиты нужники, в которых прозябать велят поэтам,
поскольку свор потребных должники им рты прикрыть велят еще при этом…
Играет сардонический секстет, гремит с утра до вечера упруго
среди забытых напрочь кинолент, где человек был человеку Другом.

2.
***Светлой памяти Иннокентия Смоктуновского

Помоги себе сам в миражах океаньих... Над холстом паутин тёплый солнечный бриз...
Твой Кумир отошёл от просторов печальных – Он наверно обрёл неземной Парадиз...
Помоги себе сам в алетерной осанке, зацепившись за ветвь нерасцветшего дня...
Мир Мечты златоглав. Стань подобен приманке. Вдруг и клюнет Мечта вне разбор, как родня!

Твой кумир – в синем шарфе старик величавый прикрывает свой рот крупным красным платком.
Ты его не ищи. Он прошёл через залу, незаметно упав в здешний мир лепестком.
По Судьбе прокатился скользящийся недуг. Помоги себе сам без нелепых потуг
Что поделаешь. Вдруг, понимает и недруг, чей светильник Души во Вселенной потух.

Помоги себе сам, хоть бы в несколько строк, даже если они – твой последний глоток!..

3.
Возымеет должное не злато, – укротит иллюзии не ложь.
И душа воздаст судьбе крылато, и судьба уймёт былую дрожь.
Всё, что было прежде одиозно, односложно выкажет себя:
в мир войдёт шлепком неосторожно, лужицу под небом возлюбя.

Всё пройдёт... Пойдёт от изначала утренняя сказка моросить.
К каждому дворовому причалу дворники протянут счастья нить.
Каждая где лужица, где клякса утренней неспетости земной
обретёт себя, уже не вакса, а весенний дождик проливной.

4.
Отблеск, оттиск, злой оскал – обескрыленный, отпетый,
отчужденных снов отвал оползает в волчьи Леты...
Акварели антураж на излучине Эпохи –
Арлекинский эпатаж, а вокруг – чумные лохи!..

Злая исповедь в Аду дребезжит вчерашним жалом.
Я, как видно, не в ладу с тем, что жизнь зовет Вокзалом...
Поезд тронулся, прощай этот мир под чёрным крепом!..
Вслед доносится: “Банзай!” – Гадко, бравурно, нелепо.

5.
А когда мы отходим от наших побед, наших бед трафарет -крематорий
– Пей цикорий...– упорно твердит мне сосед, – и включает сто грамм в свой лекторий...
Славы медные трубы ржавеют в траве, тут же губы, что тянутся выдуть
нашей жизни беспечную, в общем, канву, только вряд ли что с этого выйдет...

6.
На переулках нищеты не подобрать зиме обувки, –
ведь в переулках нищеты – давно тюремные прогулки.
И будь здоров! И носок мир со свищем пьяницы босого.
Ведь переулки нищеты не знают времени иного.
Здесь в распорехах жутких снов бредут босые без портков...

7.
Не путешествуйте, Поэты! Пусть путешествуют стихи
по фибрам раненой Планеты, вобравшим Вечные грехи.
Пусть прибывает с Соучастьем за каждой строчкою Молва,
Пусть мир послушает с Согласьем сквозь Душу шедшие Слова...

8.
Знаменосцем назначу себя, ты – себя, мы – друг друга… И баста!
Нам ли мчаться с тобой за моря – океанское счастье грабастать.
Отовсюду пустые звонки – пересуды Нью-Йорка и Хайфы –
семь колодцев кишкою тонки: в Песах-Тикве, и там – нету кайфа!
Нету "лайфа", любовь не в расчет. У любви ориянские будни –
она тихо по жизни бредет бессловесно-печальною блудней.
Нет знамений, чудес не зови. Ведь, по сути, любовь невесома,
не обхватишь ее, – се ля ви, на подобие снежного кома.
Черный снег у нее на губах, черный смех, черный грех, черный страх…

9.
Мысли крысятся озабочено среди жухлых вчерашних слов.
Дней рачительных червоточина – фраз изжеванных вязкий плов.
Кашевар – пиит незначительный непредвиденно запил вдруг
на окрысках дней изъявительных, к изъявлением внешним глух.

Оторвало его поколение президентов, банкиров рать –
генеральское изъявление, а ему и на то начхать…
Мысли точатся, а не крысятся – кашевар мечтает возвыситься.
У него в башке сленг мечтательный, в междустрочиях шибко матерный…

10.
Я сын остербайтера, внук командира погибшего взвода, я – прошлого ком,
когда-то сказали бы: внук бомбардира – комвзвода советских военных стрелков.
Строчи, пулеметчик! Свинцовые пули прожгли твое сердце – души саркофаг…
В курганах заволжских солдаты уснули, но враг не прошел вглубь степи ни на шаг!

У правды вчерашней – солдат медальоны, у правды грядущей – детей имена,
и внуков сминают в крови батальоны, и правнуки кровью багрят ордена.
Я – сын, внук и правнук, провидец, плейбой… Я – жертвенный агнец, я – бойни изгой.

11.
Отметить и отместь земные боль и месть, осколки бытия собрать в один ковчег,
в котором – ты и я, как прежде, на века, а подле, – над землей, – струится черный снег…
Во власти страшных сил, среди духовных зим, ни слов предположить, ни руки наложить…
Проведаны давно все боли падежи, и жуткое кино, и Черные Кижи…

Отметить и отместь земные сласть и власть, равно как в лужу сесть, равно, как выбрать масть
все так же – невпопад, как прежде в домино: костяшки вроде есть, а ходу не дано.
Не те вчерашних дел грядущие слова… Что сделать я сумел? Все вымыслы, молва.

12.
Космофобия… Космо… Гонишь через фибры рваной души!
В абсолютном космизме тонешь, во вселенской страдаешь глуши.
Ах, оставь, да не жрал я "суши", – их японская мать жует.
Дворовые засрали уши: дескать, пьет трудовой народ…

Дескать, к чайнику не случайно прямо пряники в неглиже…
Дескать, мы поимели тайну, а она и не тайна уже…
Дескать, все, что не по тарифу, не по норме, не в трафарет…
Обретает подобье мифа – много текста, а толку нет!

Перехлесты идей и судеб, пересортица прошлых снов –
много разных ослов нас судит, много мелких нарубит дров.
Но не вытравят "неотложку" из затравленных вечеров,
хоть из прожитых дел окрошку настругают за "будь здоров"!

Все расставят легко и просто, как по нотам, по страстным дням:
все восторги душ-переростков предадут на забвенье в хлам!
И получат гранды и баллы, и восторги окрестных дур,
потому что они – шакалы – обретаются в синекур:

Там, где пофиг терзаний сказка, где их сытая ждет фигня,
где по жизни даны отмазка и предательство – воронья…

14.
Контрактовая площадь: Верхний Вал – Нижний Вал...
Лабиринт переходов... Кто же там не бывал?!
Просит псина "сурьезно" подаяние тут.
И не столь уж курьёзно. У неё не сопрут

рекитёры-кидалы ни рубля, ни копья...
Армянин – славный малый под сачком колпака
поварского, смешного продаёт пирожки
с требухой и горохом. Вмиг потеют очки –

под глазами детины флибустьерский фингал.
Он хозяин той псины, у которой финал
на десятку под вечер... Тут же драп... Косячок.
Курят глупые дети у ворот в бардачок...

15.
Весна идёт по самородку, как первогодка в медсанбат,
давно не пивший пиво с водкой и год не нюхавший девчат.
Весна идёт средь маркитанток в густой сметане среди снов.
В сметанке пляшет Маритана в горячем зареве... Сосков.

2003-2008 гг.


Рецензии