Два ангела

       

Сидели два ангела как-то на башне Останкинской,
Высоко сидели, - у края, - глядя хмуро вниз.
Болтали ногами над бездной московской гигантской,
И снизу их приняли за перелетных птиц.
Один был моложе, веков на четырнадцать где-то,
Другой – уж в летах, - он помнил распятие Христа.
Уставшие оба, - грустны, голодны, недогреты,
Да ветры лихие обветрили их уста.
Старик был суров, повидал он на свете немало,
Летел он с Сибири в злосчастный шахтерский Донбасс.
Младого же долго пред тем по Европе шатало,
На матушку-Русь воротился в недобрый он час.
- Скажи мне, отец, - говорил тот, что младше почтительно, -
Никак не пойму я престранных всех этих людей,
Ведь дали ж им книги святые, любя, наставительно,
Зачем проповедовать прямо с экрана «убей»?
Зачем воровать, коль известно, за это накажут? –
Иль там или здесь, все одно дать придется ответ.
Зачем сеять ложь, ею мазать свой лик, будто сажей,
И новый слагать о Всевышнем «лжеистинный» бред?
Куда ни гляжу – сплошь вертеп, карусель из обманов.
Как блуд распустили, противно на это смотреть.
И как над землей идет звон колокольный стаканов.
Отцы разжигают войну, чтоб сынам помереть.
Пороков плантации сами себе же разводят.
Растить б им добро, да вот всходят ростки злых делов.
Сердца их черствеют от корысти.
       Смуту наводит
Деление породы людской на волков и козлов.
Любовь – высший дар – превратили в контракт на бумаге,
Иль вон на Тверской ее можно за доллар купить,
Пройдет еще год и, наверное, в универмаге
Куском ее взвешивать будут, в бутылках – чтоб пить…
Никак не пойму, почему эти умные твари, -
Умнейшие среди животного мира Земли, -
Сквозь тысячи лет до сих пор так и не разобрали,
Полезно что им, а что вредно и губит их жизнь.
Гореть им в аду, злым, скупым, оттого и несчастным…
Скажи мне, отец, - все просил молодой, хмуря бровь, -
Почему ж у них всё так неправильно, страшно?..
Им дали возможность пожить, так зачем же лить кровь?

Но тучи собрались грозою над тем разговором.
Вдали стая черная грязным взмахнула крылом,
Летели развязно, и лай их гремел пьяным хором,
То демоны плыли на юг, - знать в Чечню, - косяком.

И вскинул берданку отец, и пальнул громом в небо.
Но стар уже глаз – не попал. Как досадно ему.
Он выдохнул тяжко, куснул ломоть черствого хлеба:
- Пора на покой… Уж и сам ничего не пойму.


2001 год