Игра слов

Я сидел на берегу реки и сжимая в руках томик Хемингуэя, уходил в глубину его рассуждений. Иногда мимо проходили молодые парочки или пьяные мужики, но заслышав их шаги я быстро прятал книгу в траву, закуривал сигарету и переваривал в мыслях только что прочитанное. Обычно они меня не замечали и разговаривая между собой об общих знакомых проплывали по набережной дальше, исчезая за прибрежными кустиками. Я, как всегда, прятался под поваленным деревом, ещё довольно зелёным, в полу лежачем положении на изумрудной траве и жёлтых листьях, опавших с соседних лип, глядел на волны, которые с силой ударялись, разогнанные катерками и теплоходами с туристами, о бетонные плиты. Когда помешавшие мне удалялись, то книга вновь доставалась мною из травяной кочки, и закладка – визитная карточка Тихоновой Кристины – старшего менеджера по развитию бизнеса NEC Corporation – указывала мне нужную страницу.
Начитавшись вдоволь, я с нескрываемым восхищением поднимался по крутому склону и выходил на липовую аллею. Во время подъёма и последующей прогулки до дома я жил книгой. Каждое слово, каждая строчка задевали меня за живое. И ведь, действительно, как хорошо, что существуют такие замечательные заведения, как библиотеки. Там можно взять то, что тебе по душе. Это не магазин, где продавец втюхает тебе последнюю новинку с таким выражением лица, будто эта книга лучше, да хотя бы того же самого Хемингуэя. А ты прочтёшь её, и у тебя не останется никакого остатка – просто придорожная пыль – выпьешь вина и смоешь её безвозвратно. Одним словом – обычная пустышка в красочной обложке. А библиотека – место, где особая атмосфера. Хранилище мыслей, бездна чувств протяженностью в века. Ты ходишь в полутьме, уже под вечер – перед закрытием – между высокими стеллажами, заставленными литературой. Идёшь и что-то внутри подпрыгивает, скачет такое весёлое. Как будто ожидание новой книги и руки уже тянутся – «Эту?», «Нет другую», «Может тогда эту?». Иногда берёшь несколько, а потом неделя вечеров пролетает веером бабочек.
В тот день я возвращался с берега с книжкой в жёлтом пакетике, а в голове моей было совсем другое.
«Могу, или нет? А почему не могу-то? У меня хорошие стихи получаются, очень даже не плохие. Да ты чего! У Барашковой и то лучше. А Шкляровский? Ну, ты сравнил! Шкляровский – гений. А стихи его – это нечто… и можно даже не обсуждать. Хочешь сказать, что ты можешь писать? Где же твои рассказы, повести, романы? Стишки любой может настряпать.
-Ну, нет. Ты слышал отзывы?
-Чьи отзывы? Родных, друзей? А они разве поэты или писатели? Так – дилетанты…
-А Барашкова, Матина?
-И не надейся. Они не состоялись в жизни! Мало того – не состоявшиеся самоубийцы. У самих – жалкое подобие. Вечное скуление о том, какие мужики – сволочи, любви нету, нужно резать вены от того, что их кто-то кинул
-Все так начинали. Потом сжигали и продолжали с нового чистого листа.
-Все…я уже сказал тебе, не сравнивай себя ни с кем. Попытайся хоть раз посмотреть себе в глаза. Ты ничтожество, у тебя ничего не получается. Наброски можешь выкинуть – все свои листки и листочки. Пойми, ничего не получится… Ты не сможешь!
-Не правда! Я чувствую, где-то в глубине, оно уже подходит, вырывается из меня. Эх, если бы сейчас бумагу и ручку. Ладно, заткнись, не зли меня!»
Мои мысли были похожи на кипяток – бурлили, смешивались, разбрызгивались через край. Я разговаривал сам с собой и со стороны наверняка был похож на сумасшедшего – усердно жестикулировал, как глухонемой, махал руками, вертел головой, будто с чем-то не соглашался, с остервенением пинал какие-то бутылки. Иногда я останавливался, хватал пальцами виски, волосы, кожу на лице. Что-то, видимо, во мне надломилось в последнее время. Часто возникает разочарование, что уже исписался, так и не начав ничего стоящего. В девятнадцать лет? Исписался? Да-а-а… так могу только я.