Гаврилиада

       ГАВРИЛИАДА.

Зачем цвели так яблони в саду?
И звал к обедни колокольный звон,
Зачем резвились, караси в пруду?
Коль мой отец, был этого лишен.
И нет былого, только поле, поле
И куст кашицы стынет на ветру,
Как памятник, о горькой доле,
Людям здесь жившим, жизни их, труду.

Отец ты мой! Ужасна твоя доля,
За что погиб ты? В чём ты виноват?
Ты всё любил: людей, землю, и волю,
Ты сеял, строил, мог и торговать.
Посажен сад, развёл такой картофель,
Который в мае, мог уже созреть,
Богатая душа в анфас и профиль,
Ты мог сыграть, а надо мог и спеть.

Могучий был, серьезен, бородат
И только доброе ты в жизнь нес,
Как честный человек труда
И был истерзан, как Иисус Христос.
А Мать, а Мать, душа её, как поле,
Просторна, широка, добра, тепла,
Детей - то сколько? Фрося, Лёня, Ваня,
Маня, Митя, Толя, Коля, Вася, Надя.
Саша, последнего Володей назвала.

В живых осталось, только половина,
И было слёз там, сколько и утрат,
Мать всех жалела и за всех молила,
Рождённому отец, всегда был рад.
Изба наша стояла у дороги
И к ней крестом, сходились все пути.
Коль надо, Маньку запрягали в дроги
И куда хочешь, направляй - кати!

К Головину, к Раманихе, к Курбатову,
К Асекову, а там и на большак.
И жили люди волею богатые,
Иначе жить, просто не знали как?
Шло время, и росли детишки…
Фрося красавица, уже почти невеста,
Я в колыбели, тут рожки и книжки,
В избе тепло и всем, хватало места.

И радовалась Мать, что дети её складны,
С утра всё хлопотала, до темна,
Хотелось ей, что б, все были нарядны
А Фрося работяща и умна.
А, Алексей? Теперь уже, что парень,
Уже штиблеты, Батькины надел,
Такой плясун, тут русского, как в жарил,
А как с Иваном, под тальянку пел.

На празднике, уже как взрослых,
Садись Алёша, а Иван к нему,
Пели о разном и о годах грозных
И ели всё, но ни, ни, ни, к вину.
Иван такой, смекалистый парнишка,
Русоволосый, этому цвести…
Ему под силу всё, любая книжка,
Но может он и девку, увести.

Ни что не чуждо, ну да он и ласков,
Даже Отец, к нему не очень строг,
Мастеровой, мигом загнёт салазки,
Иль сострогает, нужное для дрог.
А Шурик? Уже с юмором парнишка,
А взгляд, всмотреться, до чего глубок,
Ему по силам, всякая интрижка,
А что расскажет, надорвешь пупок.

И музыкален, ну да так, в кого бы?
За всё берётся, любит пошалить
И вот за ним, смотреть бы надо в оба,
По своему он прост и даровит.
А дочка - Моря! Это же Россия!
Не передать, сколько в ней есть тепла,
Она уже по своему красива,
Приветлива, внимательна, светла.

Её душа это - в цветенье поле,
Сорвать не мысли, что - то унести,
Здесь все от Бога и по Божьей воле,
Тут только, истинна, она в чести.
А я картавил, Мать переживала
И ей казалось, как я не красив,
Но ночью, как ко всем вставала,
Когда на печке, я попить просил.

Последний я. И до греха, был лишний,
Как воронёнок, бедности на смех,
По обезьяньи, лазил я по вишни,
А Мать меня жалела, больше всех.
И это был рассвет, Гаврилиады!
Но, только с точки зрения, семьи.
Тогда семье, так много было надо,
Но, а они уже, едва могли…

Стояли и амбары, и сараи…
Авины тоже, но уже не чьи.
В бреду деревня, словно бы, больная
И ни на что, ответа не ищи.
Нахлынули, какие - то слова,
Каких деревня от роду не слыхала,
Запомнили. Как тетушка Степоха,
Твердила все: Эпоха, эпоха!

    26.02.1980 год.


Рецензии