Русская чаша

Боже! Выцвели вновь этой пленки цвета;
Черно-белая дрянь как и прежде не застит
Лишь не многим глаза. И раскрыты уста
У немногих. Но как же чертовски проста
Перспектива раззявленной пасти!

Боже! Видишь детей ты, что ловят свой миг?
Их кредит неотвратен – в мечети, в гробу ли…
Мы чего-то с тобой упустили, старик,
Затянули с ответом из Книги всех книг.
И шахиды уже пояса затянули…

В этом дивном похмелье твой образ – рассол.
Он хорош, да народ похмеляется пивом.
Рожи съели всю рожь, но канадский посол
Обещал накормить. И в ботинках – на стол,
Расплескав жидкий суп из крапивы…

Бремя белых людей повергает сердца
В оттоманки и горны условной свободы.
К титрам и Чиччолина боится конца,
А к концу даже ***, не теряя лица,
Погружается в темные воды.

Между словом и делом петровская стынет межа.
Даже если по-русски прибегнуть к заклятью,
Все равно ты по-русски не скажешь «бежа».
Убежишь по-английски в момент платежа,
Нацепив, пусть и временно, женское платье.

Между «боже» и «бомж» только буква одна.
Где не свято – отхожее место. Пустует.
Эта мысль пространна и странна, страна…
У соседей златого не с****ить руна…
…
Но, бывает, возьмешь, да и выпьешь вина
И утешишься – чаша страданий полна,
И она…
И она не минует.