Старый мошенник

(посвящается М. Н. Альтшуллеру и всем защитникам Отечества)

Он хилый, щуплый, низкорослый
Теории мудрёной нас учил,
Фигурка, словно знак вопроса
Согнутая, и в теле нету сил.

Одни глаза чернели живо
Огнём из-под бровей мохнатых,
И седина легла красиво
На шевелюры сноп богатый.

Мы говорили "Вон мошенник старый", -
От юношеской бесшабашной дури
Не знали, куда удаль прятать,
Переводя фамилию "Альтшуллер".

А в День победы, помню, было,
Он шёл по коридору тихо,
От орденов всю грудь стеснило,
"Иконостас" смотрелся лихо.

Потом нас всех собрали в зале,
Как было принято в то время,
Там ветераны выступали,
Седое, шебутное племя.

Один сказал: "Друзья, не важно,
Что воевали мы, шли в бой…,
Но вот Альтшуллер пусть расскажет,
А я скажу лишь, он Герой!"

И скромно как-то встал Альтшуллер,
Взошёл на кафедру неловко,
Наш мудрый, ненаглядный шуллер,
Мошенник старый, нос морковкой.

Он начал тихо свой рассказ:
"Призвали нас сперва в учебку,
Скажу вам просто, без прикрас,
Два месяца учили крепко,

Стрелять из пушек, попадать.
Потом на фронт, под Курск послали,
А перед тем парадом встать
На смотр всем нам приказали.

Шёл генерал, а мы "Ура!"
Ему в ответ как есть кричали,
Он развернулся вдруг, и к нам,
И тут все сразу замолчали.

"Ты что тут делаешь сынок?" –
Мне генерал сказал с улыбкой,
Я ж слова вымолвить не смог,
Всё запинался, всё с ошибкой.

Был худ и низкорослый я,
А мой расчёт, сибиряки,
Ребята, как одна семья,
Сказали: "Мал он, да с руки!

Считает лихо и умелый,
Хороший парень, хоть еврей,
Не трус, спокойный он, но смелый,
А бой покажет, кто сильней".

Тут усмехнулся генерал
И говорит: "Воюй как надо!"
А после строй наш провожал
Отеческим и грустным взглядом…

Нет краше Родины нам милой,
Здесь насмерть за Отчизну встань!
А враг идёт стальною силой
И хочет взять он Обоянь.

Жара железо раскалила,
Всё растворятся в пыли,
Осипший голос рвёт чрез силы
Команду новую "Пали!"

Усталые тела и руки
Не чуют ратного труда,
От грохота не слышнЫ звуки
И ходит ствол туда-сюда.

Идут железные колонны,
Подбитые – стоят стеной,
Но сзади силой многотонной
Их раздвигает новый строй.

Как реки рвутся чрез плотину.
Душа сама "Пали!" кричит.
Вот руки широко раскинув,
Снарядный весь в крови лежит.

А танки прут, и первый рядом.
Его бы тут же и подбить…
И я помчался за снарядом
Откуда только взялась прыть.

Бегу назад, а пушки нету,
И Тигр живых ребят утюжит…
Глаза кровавым скрыло светом
Бегу, а сердце рвёт наружу.

От ярости аж зубы в пляске,
Залез, на башне открыт люк,
Кольцо сорвал с гранатной связки
И бросил вниз, закрыл, каюк.

Сам сверху сел… взрыв, скрежет, стуки,
Меня подняло в воздух, кружит…
Я как Мюнхгаузен на люке
Взлетел. Потом упал. Контужен.

Очнулся, госпиталь, леченье…
Трясусь, не слышу, но живой.
Нашивку дали за раненье,
И снова фронт, и снова в бой".

И тишина повисла в зале…
Я оглянулся в изумленье,
Сквозь смех мы слёз не удержали,
Альтшуллер тихо шёл к сиденью…

И если кто-то про евреев
Теперь мне говорит плохое,
Я отвечаю: "Как ты смеешь!
Я знал еврея и Героя!"

23.02.2008