Стихи разных лет. 1997 год

* * *
Не ты ли говорила мне уныло,
Что счастья нет? Душа молчит, устав.
И прав Жуковский – не права Людмила,
Верней – Ленора… Значит, Бюргер прав…

Не всё ль равно? Не в этом же отказе
От жизни жизнь. Поверишь ли кому,
Когда рассудок тонет в каждой фразе
И ум давно не верует уму!?

Так в чём она? Не отвечай – напрасно
Уронишь звук, лишь эхо, возвратив
Твой голос, говорить с тобой согласно,
И повторять заученный мотив.

* * *
Эта ночь, суету отодвинув
И сгустив за окном полумрак,
Обещает свою половину
Среднесуточных жизненных благ.
День проскочит, минуты короче,
И смотри уже – с вечера в ночь
Моя муза печально пророчит
То, о чём я прошу – не пророчь!
Но звучит тяжело её лира,
Светом зыбким лучится венец,
И становится наша квартира
Так похожа на старый ларец,
Кипарисовый, что ли? – не знаю,
Этот свет только душу зальёт,
И почувствуешь – крепок, не тая,
Но дрожит разбиваемый лёд.
И причудится – стали понятны
И глубины морские, и высь,
И уже не пойдёшь на попятный…
Эй, сестра моя, Жизнь, отзовись!
Я тебя окликаю, опомнись,
Я иначе уже не могу,
Посмотри в заоконную морось –
Аполлон замерзает в снегу!
Не помочь ему. Всё-таки, дай мне
Хоть надежду на это, пока
Аонид раздаётся рыданье,
И признанье продлится века…
Видишь, музам – изменчивым стервам,
Не хватает терпенья на час,
Вероятно, я буду не первым,
Но, дай бог, не последним из нас.

* * *
Воздай мне, Господи! А впрочем,
К чему лукавой просьбы блажь?
Пусть очень грешен иль не очень,
Я верю – всё равно воздашь,
И мне, и, если шире, миру,
Вместят две чаши пополам –
По чину, рангу и ранжиру,
По вере и иным делам –
Вселенную. Налево – наши
Грехи, а вправо то, чему
Дано уравновесить чаши
Согласно совести, уму,
Любви – иная добродетель
Не названа, но, даже без
Неё, о Боже – Ты свидетель,
У правой будет перевес.
Не потому, что беспечально
Мы жить хотим – без язв и жал,
А потому, что Ты случайно
На правой палец задержал.

* * *
Увело к стеклярусу, к части света…
Апория новая для Зенона –
Совместить мыслителя и поэта
Разве можно нынче? Не время оно,
Наудачу петь, что непросто, право,
Ну а кто сказал, что возможно легче
Уместить слова в косных рифм оправу
По частям языческой нашей речи!?

Оглянись – откуда же боль тупая,
Распирая рёбра, сбивая с тона,
Не коснувшись тени, не преступая
Андрогинной плоти плута-платона,
Поднялась, продвинулась до Рязани…
Не понять – падение ли, паренье? –
Только, мир замкнулся на осязание,
Отвергая слух, обонянье, зренье.

Это всё проделки лукавой клики
«Эль» волшебных, «ша», это их орнамент
Узнаю волшебный, да их великий
Разговор. Едва ли когда спор, нам не
До конца понятный, закончен будет,
Но не в этом дело – где я, и где ты,
Просто мускул речи исправно трудит
Гностик, мистик, оптик, схоласт отпетый…

* * *
Господи, когда Твоею властью
Сгинет тьма, и всё перенесу,
Не позволь же моему несчастью
Пережить последнюю слезу.

По Твоей ли прихоти, по нашей,
Мир таков. В конце концов приму,
То, что Ты подносишь полной чашей
Вопреки желанью моему.

И когда поднимешься, как глыба,
Надо мною лёгким и пустым,
Всё равно, скажу Тебе – спасибо
За стихи, бесславные, как дым.

* * *
Не возместить только потерю
Времени, всё остальное – можно.
Шаг эскалатора перемерю
Временем, собранным осторожно
В горсть, по секунде, по ложке чайной,
По сталактитовой капле стылой…
Только и помню, что взгляд случайный,
Властью нездешней, нездешней силой
Вырвавший прочь из потока, словно
Все времена сочетались браком…
Ходом подземным спешу упорно.
Там, наверху, в настоящем, в ярком,
Больше реальном, чем жизнь колодцев –
Станций метро, в невозможном мире,
Где Ярославич новгородцев
Вывел на ярла. А если шире –
Где сфокусирована Россия
Тысячелетним, тысячеваттным
Времени током во мне. Усилья
Не прилагая, скользя обратным
Ходом к истокам легенд и мифов
Мимо кембрийской зелёной глины…
Это и есть, верно, путь Сизифов,
Словно ступени стальной машины
Вывезут, камень с души и тела
Сбросить помогут, забыть невзгоды…
Где оно, время? – окаменело,
Можно в нём строить дворцы и ходы.

* * *
       У памятника пёсик в назиданье
Поднимет ногу, милой жизни рад,
И школьница для первого свиданья
Назначит этот неприметный сад.
«Памятник» Антонин Ладинский


Поставят крест лицом к Святым Горам,
Посадят вязы или клёны эти,
И встанет сквер, куда по вечерам
Начнут ходить влюблённые и дети.
Четыре ангела сойдутся у креста:
Один скорбит, лоб подперев уныло;
Другой читает с медного листа
Элегию какую-то; что было
Уже не помнит третий – он алкаш,
В руке стакан из неподъёмной меди,
Ему плевать на этот вечер ваш,
На то, что здесь влюблённые и дети…
Зато четвёртый – ангел хоть куда,
Он чист и свят, он смотрит, не моргая,
На содроганье неба, где вода
Вскипает, а движение трамвая
И ход пчелы, и гад подводных ход –
Всё слух его уловит, всё заметит…
Но пусть молчит его ужасный рот,
Пока вокруг влюблённые и дети!
А если вдруг он разомкнёт уста,
Три медных брата взглянут изумлённо,
И не поймут, должно быть, что пуста
Без смерти жизнь, а жизнь, как смерть бездонна…
Литьё оград, стихи, смычки, холсты,
И все поэты, что тебе известны,
И этот сквер, и чёрные кусты
Увидят край непредставимой бездны,
И встанет брат, и скажет: медный брат,
Как видишь ты всё это в небе голом?
Ты врёшь, конечно, сам и виноват…
Оставь, не жги нас, чёрт возьми, глаголом!

* * *
Затрепещет лист на ветру – тряпица,
Флюгерок зелёный раздует нодью,
Чтоб сорваться, вырваться, раствориться
Среди прочих, падших единой плотью;
Чтоб клочком шагреневым истлевая,
Обнажая жилы, скататься в комья…
И она затеплится, чуть живая,
О своей отчизне древесной помня;
Закружит, смешается с прахом, в вышний
Устремляясь мир… Что мы ей ответим? –
Для души иной быть не может жизни,
Чем короткий путь между тем и этим…

_______________________________________
1998 год в следующей публикации