Три странички из детства

Маленькая поэма

1.
Играло апрельское солнце
В ветвях обнаженных акаций,
Стучал шаловливо в оконце,
Покрытое розовым глянцем,
Весенний шальной ветерок,
Журчал за двором ручеек;
Смотрел я на небо, прищурясь,
Там с севера тучи, нахмурясь,
Пугали холодным дождём...
И в грусть погрузился наш дом.

Я помню тот день очень ясно:
На ветках скворцы уже пели,
А я, озорной третьеклассник,
Готовился к встрече с метелью.
В тот день уезжала семья
Надолго в чужие края.
Прощаясь с привычной Кубанью,
Терзался я весь в ожиданьях:
Как медленно время бежит,
Будильник лениво стучит...

Но вот грузовик подъезжает –
В кабине мой папа с шофёром...
Ура! Мы в Сибирь уезжаем
К прозрачным глубоким озёрам.
Я знаю, что там есть Байкал,
Я в книжке его увидал...
Тем временем, грузят в машину
И шкаф, и диван, и перину.
Мы едем, мы едем сейчас
Туда, где не ждут вовсе нас.

Туда, где покрыто всё лесом,
Где птицы поют очень звонко,
Где люди похожи на бесов, –
В родимую папе сторонку.
Я ловко в машину вскочил
И в робком волненье застыл.
Вдали где-то речка звучала,
Там мельница, помню, стояла,
И я туда бегал не раз,
Чтоб мельника слушать рассказ...

Но вот загудела машина.
Прощайтесь же, люди, скорей,
Не плачьте, не делайте мины,
Смотрите, как я, веселей.
Прощай же, мой хутор, прощай!
«Алёшенька, не уезжай!» –
В слезах вся, девчонка смешная
За нами бежит, спотыкаясь...
Прости меня, Таня, прости! –
Теперь я в дороге, в пути.

Исчезли за пылью соседи,
Остались вдали дом и двор...
Машина всё едет и едет
Вперёд, разрезая простор.
Шагают обратно поля,
Бежит из-под «ГАЗа» земля.
Я в нем – и веселый, и грустный,
И жжёт меня детское чувство.
Прости меня, Таня, прости! –
Теперь я в дороге, в пути.

А что же тогда у нас было,
Напомни мне, память, скорее.
Что нас, малышей, подружило
И сделало детство теплее?
Что было? И игры, и смех,
И горы арбузов на всех,
И слёзы, и песни, и ссоры,
И тысяча сто разговоров...
Прости меня, Таня, прости! –
Не я виноват, что в пути.

А помнишь, нас мамы ругали
За то, что не знали, где мы?
А мы тогда просто гуляли
За полем, где нет кутерьмы...
Мы лущили вместе зерно,
Смотрели на дождик в окно,
В пруду камышовом купались
И даже тайком целовались...
Прости меня, Таня, прости! –
Теперь я не тот, что в пути.

2.
По земле июль гуляет,
Жаром потчуя леса,
Только мы тоски не знаем,
Мы ведь любим чудеса.

Рано утром просыпаясь,
Мы на речку все бежим
И, с разгона окунаясь,
Выбираться не хотим.

А какое тут раздолье!
Как хорош уральский лес!
Нам бы волю, нам бы волю –
Мы б дошли и до небес!

Нелли, Радик, Нина, Оля,
Я – и тысяча преград.
Нас трудиться учат в школе,
А мы учимся играть.

Мне – двенадцать, Нелли – десять,
Радику – пятнадцать лет
(Он не любит куролесить
И для нас почти аскет).

Лейся, солнце! Хмурьтесь, тучи!
Нам давно всё нипочём.
Дождь? Отлично! Вёдро? Лучше!
Выбор делаем на нём!

Как-то раз (не помню, право,
Как случилось это всё)
Я шагал по лесу браво,
Разгоняя чей-то сон.

Вдруг гляжу: вблизи мелькнуло
Платье розовым огнём.
Любопытство подхлестнуло
Разузнать, кто за кустом.

Я тихонечко подкрался
И увидел, кто стоит.
Всё лицо покрылось краской –
На меня она глядит.

 – Здравствуй, Нелли!
 – Здравствуй, Лёша!
Что ты делаешь в лесу?
 – Я? Гуляю.
 – Ты хороший.
Жар сильней прилил к лицу.

Я смотрю на мачты сосен,
Те же смотрят на меня.
Раз, два, три, четыре,.. восемь –
Все молчание хранят.

– Слушай, Нелли (ой, как страшно!),
А давай с тобой дружить.
Чтобы это... игры наши
Только вместе проводить.

И для счастья нужно мало:
 – Я с тобой давно дружу...
Жаль, что всё не заплясало –
Всё, чем очень дорожу.

Ах, какое тут раздолье!
Как хорош уральский лес!
Нам бы волю, нам бы волю –
Мы б дошли и до небес!

Нелли, Радик, Нина, Оля,
Я – и тысяча преград.
Нас трудиться учат в школе,
А мы учимся играть.

Лейся, солнце! Хмурьтесь, тучи!
Нам теперь всё нипочём!
Дождь? Отлично! Вёдро? Лучше!
Выбор делаем на нём.

Ох, уж эти чудовзгляды!
Каждый ведает про них.
Мы же были страшно рады,
Что есть тайна на двоих.

По земле года гуляют,
Боль и радость нам неся.
Только мы тоски не знаем,
Мы ведь верим в чудеса.

3.
Ноябрьский ветер молча гладит море,
Как милый милого от счастья или в горе.
А я гуляю грустный и один,
Уже почти что взрослый гражданин.
Шестнадцать лет – мечтательная юность,
В душе всё сразу: солнечность и лунность.
А сколько мест, какими дорожу,
И сколько слов, с которыми дружу.
Шестнадцать лет. Ведь это же искусство –
Иметь в груди нетронутое чувство.

Зачем, не помню, в школе задержался,
А свой портфель тебе решил отдать.
Дела, дела... Портфель туда умчался,
Где мне ещё не довелось бывать.

Ноябрьский ветер ищет мою душу
И в море, и, конечно же, на суше.
Она ж на крыльях в дом твой унеслась
И у двери котенком улеглась.
Иду к тебе в волнении ужасном –
К единственной, загадочной, прекрасной.
Вот этот дом, знакомый мне и нет,
Горит в окошке самый яркий свет.
Стучусь и вдруг одергиваю руку –
Никто не услыхал такого стука.

Внимательно осматриваю дворик,
Где даже беспорядок нежно мил.
Прелестен ведь заржавленный топорик,
Хотя бы тем, что он и новым был.

Шестнадцать лет. Задумчивая строгость.
Я помню ту немыслимую робость.
И тот вопрос: «Не открывают почему?
Быть может, нет тебя? – я не пойму».
Стучусь ещё – и сразу ты выходишь –
Моя надежда, героиня оды –
В домашнем платье, чудо из чудес,
Наипрекраснейшая из принцесс,
Моя мечта, мой идол несравненный,
Моё сомненье – всё попеременно.

Мне улыбнувшись (я залился жаром
И машинально принял свой портфель)
И проводив меня до тротуара,
Ты вновь ушла, а я же улетел...

Ноябрьский ветер молча гладит море,
Как милый милого от счастья или в горе.
А я гуляю, грустный и один,
Такой ещё не взрослый гражданин.
Шестнадцать лет – мечтательная юность,
В душе все сразу: солнечность и лунность.
А сколько мест, какими дорожу,
И сколько слов, с которыми дружу!
Шестнадцать лет. Ведь это же искусство –
Хранить в груди нетронутое чувство.