Зарисовка Она

Это был тот самый миг, когда солнце уже покинуло свои владения на небе, а ночь еще не укрепила свои позиции. Последний порыв свежего вечернего воздуха растрепал её волосы. Это был последний порыв ветра уходящего дня. Он как будто опоздал и, силясь догнать своих братьев, вложился в последний рывок перед ночным штилем. И мир изменился. Свет стал падать ниоткуда, но создавал поистине удивительные тени. Радостное щебетание птиц сменилось тревожными редкими перекличками. Воздух приобрел объем. Ветки деревьев утратили ажурность и обрели неторопливость и вес. От воды повеяло холодом одиночества. Из всей палитры красок остались серовато-синяя пастель и оранжевое трепещущее пятнышко её костра. Она сидела у костра, обняв руками колени. Её светлые, цвета молока с медом волосы ниспадали до плеч. Линия контура от плеча до талии могла бы вдохновить Страдивари на еще более совер-шенные инструменты. Её губы были поджаты, а глаза, в хороводе изогнутых ресниц, широко открыты. Она смотрела на огоньки, играющие на поверхности воды. Поблескивающие разноцветные огоньки отражения жизни. Жизни на том берегу. На том берегу осталась напускная городская суета. Будто бы городу нужна эта суета для самоутверждения, для возвышения над чем-то. Ни один крупный город не позволит находиться в нем в спокойствии, он закрутит, взбудоражит, втянет в свое хаотичное движение… или не примет. Как не принял её. И она покинула его. Покинула в поисках багряного пожара рябин осенью, в поисках тонких линий орешника, отражающе-гося в прибрежной глади воды. В поисках мелодий флейты, а не ритмованных шумов. Она покинула его на два дня, но убеждала себя, что навсегда. Она искала себя среди красок и звуков леса. Она силилась понять зачем? И в тихих вздрагиваниях ее плеч по ночам, уткнувшись в пропахший дымом спальный мешок, можно было угадать, что, увы, никто и никогда не ответит ей на этот вопрос. В живом шорохе костра, в его искрах она видела настоящую жизнь, она укутывалась в тепло, даримое им, как в плед. Но, даже находясь по другую сторону непреодолимой ночной преграды – реки, мыслями, она сейчас была там. Там в городе у неё осталось все. Все во что она верила, все что любила, все, чем жила. Воспоминания и чувства принадлежали городу наравне с ней, и город не думал их отдавать. Она вспомнила Его. И две волны накрыли её почти одновременно. Первая, цвета перламутра, волна любви и нежности, наполненности и единения. И тут же, через мгновение, вторая свинцово багровая, волна предательства и измены смыла первую не оставив и следа, а оставив только соленую горечь незалеченной обиды во рту. Как-то сами по себе глаза сильно сжались, и тугой комок в горле все не хотел уходить. Она почувствовала себя не чистой, будто грязь налипла на ее руки, грудь. Она встала и подбросила несколько веток. Костер благодарно захрустел лакомством и сильнее осветил берег. Потянувшись. Она стянула свитер, скинула рубашку и джинсы, и уже у самой воды расставшись с бельем, шагнула навстречу холодной и очищающей реке. Она решительно вошла по пояс. Миг и она скрылась под поверхностью воды, заставляя круги волн расходиться во все стороны от этой точки мира. Небо уже совсем потемнело, и мигающие огоньки звезд разглядывали друг друга в отражении реки. Вынырнув, она откинула назад мокрые волосы и вдохнула всей грудью. Вдохнула медленно, наслаждаясь спокойствием этого тихого вечера. Наполняя легкие волшебным эфиром запаха ночной реки. Окунувшись еще раз, она вышла из воды обтерлась полотенцем, так любезно протянутым ей ближайшей осиной. Быстро одевшись, что-бы не замерзнуть, присела возле костра. Она вспомнила, как, будучи маленькой, она с родителями ездила на природу, и как они жарили хлеб на палочках. И как не было ничего лучше этого простого, но удивительно вкусного хлеба. Она расстегнула палатку и, исчезнув в ней на секунду, вышла с буханкой обыкновенного белого хлеба. Присев подле костерка на колени, она быстро отрезала горбушку и, от-ложив на потом, отрезала еще один кусок. Не вставая, она повернулась в поисках подходящей палочки. Найдя две подходящих размеров, она разломила кусок пополам и надела на каждую палочку свою половинку. Она жарила хлеб, время от времени поворачивая его, что бы не подгорел. И хотя казалось, что это не сложное кулинарное искусство занимает её, мыслями она находилась в своём детстве. В далеком, на таком красочном и наполненном эмоциями детстве. В детстве, где абсолютно все вызывает восторг. В детстве с его огор-чениями и радостями по пустякам. В детстве, которое, увы, уже безнадежно пережито и которое нельзя вернуть никогда. Запах под-жаренного хлеба окружил её. Хлеб нарядился в бронзовые щечки зажаристой корочки, которая охраняла нежную, пропахшую дымом мякоть. Она отсела чуть подальше от костра, держа в руках две совершенно волшебные палочки с зажаренными кусочками хлеба на них. Отложив кусочки хлеба, она исчезла в палатке еще на одну секунду. И вышла из нее, уже держа в руках бутылочку простого, но хорошего вина. Недолго повозившись с пробкой она налила на дно кружки немного и прислонившись спиной к небольшому поленцу - ство-лу поваленного непогодой дерева, она наслаждалась вкусами вина и зажаренного белого хлеба. В эту ночь она спала спокойно. Тихий и по детски крепкий сон дарили ей эта поляна, эта река. И даже деревья благосклонно склонились, тихо перешептываясь о чем-то своем над ее маленьким жилищем. А под утро пошел дождик. Маленький грибной осенний дождик. Из тех, что переливаются на солнце отдельны-ми капельками и вызывают у детей настоящую радость, а у стариков необъяснимую осеннюю грусть.