Ерусалимский Агасфер

В людном кафе, на пешеходной улице
Сидит человек устало ссутулившись.
Вздрагивает, встретив взгляды прохожих.
Исступлённо трёт щёк побледневшую кожу.
Нервно курит сигары сладкие,
дым исчезает за бархатной складкою…
Лениво цедит горькое пиво.
Затяжка, глоток – всё горечь! Тоскливо…
Может просто любитель пива
с нервными жестами, усталой душой.
Но я заметила посох, увидела книгу,
 Я знаю – кто ты такой!
Умеет не видеть приметы и призраков,
Но тянется время пропущенной тризною.
Не принимает просителей светлых.
Летающий в мыслях, но выйти из клетки
Не в силах. Его окружают виденья.
И горькое пиво не горше забвенья…
В старом кафе собираются тени
Ещё не рождённых, ушедших в смятении.
Не пей, откажись, избавься от пыток.
Но он опять просит горький напиток.
Может быть просто любитель пива
С нервными жестами, усталой душой.
Но я заметила посох, увидела книгу,
И знаю, кто ты такой!


Рецензии
тот же башмачник, что у Гёте:

     В Иерусалиме жил башмачник, которому легенда присвоила имя Агасфера. Основные черты для его характера я позаимствовал у своего дрезденского башмачника. Щедрой рукою я придал ему ум и юмор еще одного башмачника, Ганса Сакса, и облагородил его любовью к Христу. Мастерская у Агасфера была под открытым небом, и он любил вступать в разговор с прохожими, поддразнивать их и, подобно Сократу, каждого умел вовлечь в беседу; соседи и другие простолюдины охотно вкруг него собирались, иной раз наведывались фарисеи и саддукеи, возможно, что и спаситель со своими учениками останавливался поговорить с ним. Башмачник, помышлявший только о житейском, все же проникся особой любовью к господу нашему Иисусу Христу, и любовь эта выразилась в том, что он старался приобщить великого мужа, помыслы которого оставались ему темны, к своему пониманию жизни. Посему он настойчиво уговаривал Христа выйти наконец из созерцательного состояния, не бродить по стране со всякими бездельниками, не соблазнять народ тоже предаваться безделью, не увлекать его за собой .в пустыню. Толпа всегда, мол, пребывает в возбуждении, и ничего доброго это сулить не может.

     Иисус Христос, со своей стороны, пытался иносказаниями поучать его своим высоким воззрениям и целям, но на упрямца никакие увещания не действовали. Когда же Христос мало-помалу сделался известен всей стране, доброжелатель-башмачник стал еще пуще его донимать: если-де так будет продолжаться, непременно возникнут беспорядки и мятежи, да и сам Христос волей-неволей станет во главе партии, что, конечно же, не входит в его намерения. Когда события принимают всем известный оборот, Христос схвачен и приговорен, Агасфер вне себя от волнения, но его волнение еще возрастает, после того как Иуда, по-видимому предавший спасителя, в полном отчаянии является к нему в мастерскую и, плача, рассказывает о злосчастном исходе своего замысла. Дело в том, что он, Иуда, как и другие из умнейших апостолов Христа, был твердо убежден, что Христос объявит себя правителем и главой народа, и решил силою сломить доселе непреодолимую нерешительность спасителя, принудить его к действию; с этой целью он и побудил священников к применению грубой силы, на что они до сей поры не отваживались. Апостолы тоже были не безоружны, и все бы, наверно, обошлось, если бы Христос сам не предал себя в руки врагов, оставив своих присных в печальнейшем положении. Агасфер, которого этот рассказ отнюдь не настроил на кроткий лад, еще усугубил горе бедняги экс-апостола, и тому только и осталось, что второпях повеситься.

(Иоганн Вольфганг Гете, Поэзия и Правда)

Clittary Hilton   18.01.2008 02:53     Заявить о нарушении
Спасибо. Со времени Гёте прошло лет немало, может у Агасфера характер изменился, а потом - у каждого свой Агасфер...

Анна Айзенберг   19.01.2008 00:50   Заявить о нарушении