Апологетика бытия

Мы представляем вам очередную подборку творчества ОДРа,
разумеется, как всегда - обременительного для вялых разумов повседневности.
Как известно, немалую долю жизни занимают размышления про путь.
Нам они тоже не чужды, по-своему. Плывут облака в поисках Вечного Места,
громыхает по мостовой катафалк с единственным пассажиром,
размышляющим в своём тесном пристанище о мирских делах и горестях извозчика.
А может быть всё способно «протечь» сквозь ушко ржавой иглы,
на острие которой пляшут тьмы то ли ангелов, то ли демонов, то ли ещё кого?
Рассуждения на тему пути и мироздания Гротцеста, Леонида Именных
и Анатолия Михайлова содержат в себе то, что здравый рассудок склонен воспринимать как казусы…
Ах, но не есть ли сам здравый рассудок - лежачий казус?
Мчась по чёрной “полоске” Мебиуса, сознание Батлера инерционно выбрасывает куски
 непредсказуемых сентенций. Двигаясь по подборке шагами, вам, возможно,
придётся перейти на бег, и если вы неожиданно рухнете в глубооокую яму,
то это окажется замечательным событием, ибо доказует вашу восприимчивость.




~ По-осеннему январская весна и собиратель ~

Эй, извозчик, тянущий тележку с гробом,
Погоди, хмельной, постой!
Он же у тебя пустой,
Ну, впихни меня в его утробу.
Вместе загремим по мостовой.

Ты расскажешь мне о том, как поживаешь,
Что в кармане брешь и стёрт башмак,
То, что любишь харкать в мотов и гуляк,
Только сам по-дьявольски мотаешь и гуляешь.

То, какого нынче забираешь мертвеца,
Про фонарную желтуху, пуганную ей тень,
Про синеющую желчь, мешавшуюся в зелень,
Кою во забвение хлебаешь без конца.

Как там ивы в лужи рушатся в печали,
Как беспечно по камням текут ручьи,
Огибая косточки заведомо ничьи,
Как туман въедаясь, пожирает дали.

То, что ты сейчас безумно пьян
Как никто в своём безумии свободен,
Что ты с сатаною сроден,
Санитар земли и лекарь ран.

Как ты мчался на шестую мировую,
Жёнушка махала, стоя под густым дождём,
Вслед сопливым, окровавленным платком,
Бога господа припоминая всуе.

Я пока вздремну, эх, темнота и теснота.
Снились червоточины и стаи…
Чёрт, проспал.
Лежу,
стучу,
стук глух,
никто не открывает.
Может, я уже не тот,
а может,
просто,
дверь не та.

(Готфрид Груфт де Кадавр)




~ Элегия в темных тонах ~

Впредь (паутина тонка) заклинаю смолчать и не плакать,
Бредить о мелочных жертвах, кромешничать в пене морской.
Где твои бусы, беспечница? - рваного разума слякоть.
Ржавой иголки ушко мир проглотит с тоской.

Впредь (эта горечь верна), выжидая удобной минуты,
Мрак запустения, горних высот холодок.
Где же иголки ушко? - Все вокруг так опрятно обуты,
Только тебя не найти между выцветших загодя строк.

Этой весной - первоцвет, мир с нуля, распродажа.
Где твои радости жалкие? - бойся испить.
(Жажда моя - упоенье предсмертного ража).
Высшая истина, тлен, замирание, нить,

Что-то еще - подзабыла слегка, прожитое
Не обязательно вешать на стену, любя -
Впредь (заклинаю сполна) - это слово пустое,
Словом пустым, всем святым - что-то есть у тебя.

(Ольга Брагина)




~ Сонные гавани превозношений. ~
(из цикла “Вариации пустоты”)

Куда-то идёшь ты, движимое сомнительным бременем, распущены волосы,
сливаются волосинки, и кажется издали мне, путнику, ты –
медуза-Горгона, олицетворённая осколками солнца и падающих лучей
по масистому древу рябины.
Растекаются взгляды твои в ложбинах города,
поглощая его вереском боли: он принимает роль, словно змея, линяя.
Шаг я сделаю и мёртво усну в маскарадных объятиях.
Встав, словно вкопанный, я ей шепчу, но звук улетает,
как в мёртвом кино, благоухания сна блеют на одураченном теле, что алые язвы:
я, вечное сердце кружащегося парада, лишь теперь осознал, насколько повязан в бремени.
Ещё раз взгляну в твою плоть, медленная шарманка пути: что белёсые губы, принявшие яд,
 твоя грация медленно сходит со сцены, в смену ей – стеклянный погост кораблей,
что отчалили, так и оставив меня рассыхаться в её поцелуях.
Теперь!
Теперь твоё обличие непоколебимо явственно!
Теперь, скинув вуали сна, ты ноешь от боли в этом танце улыбок, что пялятся в нас с блесток на тёмных крестах!
Теперь ты сожрёшь мою душу, чтобы в который раз насытить свой гардероб обличий, я
буду ценной реликвией в твоём множестве:
фигура своего превозношения, я - единственный ждавший минуту, когда буду настигнут им.

(Плывущие Облака)




~ Между ничем и ничем. ~
(из цикла “Шёпотом о синем”)

Раздув тугую петлю табака,
Я выпустил густое зеркало,
В котором кажется, что смерть легка,
А жизнь – немного исковеркана.

Я видел сквозь пустую тень песка
Песчинки каждой черноту окаменелую,
Она тянулась, словно белая рука,
К моим глазам. Такая чёрная и белая…

На дне зеркально-сумрачная гладь
Хранила лица ворожащих хоровод:
Немых, Глухих и Обезличенных.

Настало время ложе стлать –
Свой жертвенник в пучине чёрных вод,
И быть ничем. Неограниченным.

(Фарг Генрих фон Гротцест)




~ Узор на замороженной сакуре. ~
(из цикла “Айзебайраттомутоку”)

Наблюдая за зимним
Перевоплощением сакуры,
Можно представить, как
Меняется лицо садовника
Со сменой сезонов.

Самостоятельно плавая,
Начинаешь понимать, зачем
Появились когда-то в мире
Этом присовокупительном
Тело твоё и вода.

(Леонид Именных)




~ Ницше нэцке не жаль... ~
(из цикла “Адские стихи ”)

Ницше нэцке не жаль
замерзает увы обезьянка
на полке откуда меня водрузили
сюда
распоротый живот существованья
не Хлебниковский ли мешок
не Хлебниковская ли наволочка
нет
из нутра
не беременного будущим
вывалился городок
с площадями
улицами
и мухами на стекле

каждый МЫ-
лишь кусочек
этой разбитой
Нэцке

(Анатолий Михайлов)





Легионы Босха. Шива

Одиночная олимпиада снов –
за хладный кубок розовой зари,
которую, когда она была,
я всё равно вне сна уже забыл,
а потому произношу: «процесс»
и вижу – разворачивают стяги,
к игре готовясь, – легионы Босха.

Не видя пятачка буколики влюблённых,
окрест и вверх простёртая тоска
кишит слепыми страхами, глотая
частицами себя, изнемогая
но черпая энергию опять
в пространствах пустоты, где, проясняясь,
становится отчётливо проста
та или иная мысль, возведена
в неисчерпаемый ресурс для повторенья
сюжетов поглощения, распада,
возникновения из результата, и
рассеянные эти в видимости действа –
суть спицы колеса,
где в ступице зрачка искрится Шива.

(Батлер Бутлер)