Ночь

НОЧЬ.
Мне позвонила Ночь. Сказать, что позволила
мне тоже ей позванивать.
Обычно мы общаемся азбукой Морзе –
сплошные троеточия...
И – не - пункт-ир-ные - а – сквозные – тире.

...Она не выдержала и приехала.
Нетерпеливыми звоночками в дверь.
Такси едва прошуршало под окном, и зажмурив жёлтые фары,
поплелось восвояси.
Ночь переступила порог, и порок
вскоре переступил ночь.
В её узких ладонях был зажат чёрный букет
перчаток. Она торопливо отбросила их.
Глядя в мои глаза.
Глядя в моё лицо.
Ни слова.
Моя малая растерянность.
Моя малая гостеприимность.
Пальцами левой руки она расстегнула
тёмно-серое пальто, вынув из-за пазухи
действительно чёрный букет
роз.
«Да, я люблю чёрные розы» - сказала я безэмоционально
глазами. В её глаза.
Ни слова. Цветов восхищённость
обеими нами. Наше молчание.
Мы можем в нём утонуть.
Если захотим.
«Да, это мои любимые цветы» -
повторила я ресницами в её губы.
Потом в её щёки, эхом.
Ночь проскользнула вдоль моего плеча,
скрылась в комнате. И ждала меня.
А, может, не ждала. «Я НЕ ЗНАЮ, ЗАЧЕМ ТЫ ПРИШЛА» -
сдерзила я в её сгусток в комнатной мгле.
Зачуяв свою слабость и боясь ненужности.
На это белокожая тощая Ночь встала
и подошла ко мне,
защипом двух пальцев повернув мои губы «на замочек».
Она раздёрнула пальто, в котором чуть дышало её голое тело,
достала из рукава скрипку,
и сверхзаиграла, так, что меня уронило,
и, корчась по полу от её виртуозности,
я вцеплялась в единственное – в своё красное сердце.

Но судороги не оставили меня до последней ноты.
Она в последний раз полоснула смычком, и,
опустив обе руки, надменно
смотрела на бездыханную меня.

Но склонилась, вдохнула в мои губы жизнь,
вложила музыку под мою кожу,
и, выпрямившись, отправилась на кухню,
не включая губительного света, заварила кофе.
Выбросила его в маленькую белую чашку,
потом в рот. Гадала на нас с ней по гуще.
Расширила зрачки.
Отодвинула тюль, стала смотреть на сиреневые фонари.

...Я подставила хрустальную вазу для цветов под струю воды.
Из крана шла чёрная вода.
Хрусталь играл с тьмой красивее, чем со светом.
Мы больно столкнулись глазами в узком коридоре,
Ваза упала, чёрная вода тут же испарилась.
Мы занялись любовью в осколках на полу.
Ночь была со мной кротка и длинна.
Строга и осторожна, свежа, трогательна.
Под утро мы лёжа закурили.
Под прессом утра мы лёжа курили...
Она болезненно чувствовала, а я больно видела, как
постепенно сужаются её лакированные зрачки.
Когда наступало утро,
ночь запахла слезами.
«Мне нужно уйти от тебя» - стоя пр(о,и)говорила она с лёгкой хрипотцой,
наматывая длинный чёрный шарф,
глядя в зеркало и застёгивая пальто.
Более на ней ничего не было. Ещё слёзы.
Она сказала, что ей нельзя одеваться в слёзы,
все должны знать её сильной;
и тогда, чтобы убить запах слёз,
я опрыснула её шею духами с названием «Свежесть Утра»,
разбудив пыль, спящую в воздухе квартиры.
Она пообещала убить меня как свидетеля её слёз,
что случились из чувства ко мне,
и спустилась по лестнице, держась за перила. Я даже закрыла
за ней дверь; я ела свой рот,
пытаясь выцедить Её остатки,
и сползала по стене, несчастно-счастливая:
«Убьёт, - думала я, - значит, она ещё придёт...»
И первый луч, как проволочный червь,
проковырял себе путь по узкому коридору
и остро воткнулся в меня своим злым указательным пальцем –
видимо, показывая на меня боженьке.
О НОЧЬ.