Роберт Геррик 1591-1674 Сельская жизнь к его брату

Благословенный трижды, ты, мой свет,
Дай мне последний свой обет:
Покинуть город, чтобы увидать
Простой деревни благодать,
К труду склониться, и на сём пути
Скорей невинность обрести,
Стремиться в добродетели к познанью
Её природы – не названья.
Ведь в первом нет большой загадки:**
Жить скромно лучше, чем в достатке.
Тебе пути известны, ты живёшь
По совести, и придаёшь
Умеренность желаниям природы;
Пусть мудрость и она на годы
Дают совместно человеку знанья,
Как ограничить все желанья,
И что предел богатства видит ум
Довольный, без корыстных дум:
Тот, кто охвачен алчностью стократ,
Не будет никогда богат.
Ты знаешь обо всём, что отведёт
Чуму такую; твой доход
Тебе с небес разумной дан рукой,
Ты счастлив медью***, не землёй.
Придай природе низкой честный вид
И не лелей свой аппетит;
Умерен будь, глаза едой не радуй -
Желудку станет всё наградой,
И мудро успокой живот истомный,
Не лакомством – едою скромной.
Но жизнь в деревне тем ещё ценна,
Что рядышком твоя жена.
Её вручили звёзды неспроста:
Не столь красива, но чиста,
Под чьим бочком заснул ты без забот,
Пока на страже сам Эрот,
Чтобы дела дневные и печали
Твой сон ночной не нарушали.
Чтоб страх не подбирался по ночам
К твоим безгрешным простыням,
Но каждой раз невинная жена
Была бы девственной сполна.
Парчёвые луга вдоль быстрины
Пускай твои наполнят сны:
Ключи и птицы, рощ густые шали,
Полей цветочные эмали
В них появитесь, где в причудах грёз
Мильоны лилий среди роз.
Ягнёнка вы услышите сквозь сон,
Сосок молочный ищет он;
В виденьях ваших фавны от волков
Хранят овец среди лугов.
И тысяча приятных сновидений
Подарят чудные мгновенья.
Но призракам столь милым срок
Настал пропасть, лишь петушок
Позвал нас на заре в поля идти.
Но прежде жертву принести
Тому, кто создал мир и нашу долю,
Священною едой и солью****.
И твой натёртый палец говорит,
Юпитер труд наш одарит.
Твоих благих и ежедневных дел -
Одни заботы чей удел -
Нет у торговца, кто плывёт за златом
В Вест-Индию, чтоб стать богатым,
И, перетрусив, вновь спешит назад,
Считая, бедность – это ад.
А в доме, где тепло и безопасно,
Ты представляешь, как ужасны
Опасности морей; твоя фортуна -
На карте зреть шторма и шхуны.
Всё это созерцаешь ты спокойно,
Сказав, чуть-чуть боясь, «Достойны
Лишь те дубовых стен и чистогана,
Кто пропахал все океаны».
А ты без риска, вне крутых штормов
По этой карте плыть готов:
Раскрашенные страны изучая,
И по цветам их различая.
Тебе подскажет компас, как в поход
Задёшево отправить флот.
Но ты не глух, и слушаешь, дивясь
Гораздо больше, чем боясь,
О странах и властителях рассказ,
И веришь этому подчас,
Коль впитываешь знания ушами,
Не проверяя их глазами.
А если ты услышишь разговор,
Порочен тот иль этот двор,
Хоть ты не там, благие пожеланья
Твои достойны любованья.
Бесстрастен ты, когда судьба коснётся
Тебя, иль позже отвернётся;
С одной и той же мыслью ты любой
Готов её схватить рукой.
Кто б не явился первым – друг иль враг,
Мудрец оценит каждый шаг,
И словно дуб, что бурей угнетён,
От многих бед – всё крепче он.
Будь смел, и словно центр, недвижим,
И не кажись, а будь таким,
Как я прошу, и сам прими решенье,
Коль хочешь выдержать мученье,
Поскольку у тебя желанья нет
Домашним ларам дать обет.
Кто аппетит имея неплохой,
Ест свежий хлеб или сухой,
Тот и без тонких яств отнюдь не грустен,
Голодному – и ворон вкусен.
От пищи жирной иль бифштекса с кровью
Приди охотно и с любовью
Поесть крапивы, свёклы и капусты,
Как ты вкушаешь ростбиф вкусный,
Почтительно назвав (ты всё ж не глуп)
Амброзией мой скромный суп.
Но если этот скудный рацион
Тебе отведать не резон,
То чтоб не согрешить с ним невзначай,
Ты зри его, но не вкушай.
Смотри, ведь может твой смиренный кров
Быть полон трескотнёй сверчков,
И может мышь проворная есть крошки,
Где нет зеленоглазой кошки,
И спрятавшись в своей счастливой норке,
Опасной избежать разборки.
Твой небольшой запас докажет вновь,
Жизнь – не богатство, но любовь.
Коль много загребёшь – всё истощится,
Прошу со мною согласиться,
То хорошо, что скромно, так и знай,
И крайностей всё время избегай.
Пусть малый твой запас да будет цел,
И не превысит свой предел,
Чтоб честно жить, укромно и не шумно,
И оценить себя разумно.
Пусть для тебя с женою твой приют
В Элизий превратится тут.
Ищи златую меру в развлеченье:
В избытке мало наслажденья.
Живите, трижды вы благословенны;
Умрёте - то одновременно.
И как для вас одна любовь и честь,
Одна могила будет здесь.
Коль в этом вы уверены, поверьте,
Не страшен вам день вашей смерти.


* Старший брат Геррика, Томас, был торговцем,
но в начале 1610 года удалился от дел и
поселился в деревне графства Лейстершир.Это
стихотворение написано Робертом приблизительно
1611-12 году в духе горацианских од, с использованием
различных литературных аллюзий к римскому классику.
** В этом стихотворении Геррика выражена
горацианская «проповедь золотой середины»,
как её назвал Михаил Гаспаров. Душевное
спокойствие заключено в довольстве своим
скромным уделом. В оде к Помпею Гросфу (II, 16) Гораций пишет:
Laetus in praesens animus quod ultra est
oderit curare et amara lento
temperet risu: nihil est ab omni
parte beatum.
Будь доволен тем, что в руках имеешь,
Ни на что не льстись и улыбкой мудрой
Умеряй беду. Ведь не может счастье
Быть совершенным.
(Пер. с латинского А. Семёнова-Тян-Шанского)
*** «медью» Геррик называет деньги.
**** Ларам приносили ежедневные жертвы перед
принятием пищи священной пшеницей (хлебом)
и солью. У Геррика аллюзия к Горацию «Оды» (III, 23)
Immunis aram si tetigit manus,
Non sumptuosa blandior hostia
Mellivit aversos Penates
Farre pio et saliente mica.
Рукой невинной жертвенник трогая,
Не льстивой жертвой дара богатого
Смягчишь нахмуренных пенатов –
Полбой священной, крупинкой соли.
(Пер. с латинского С.Боброва)


Robert Herrick (1591-1674)

A COUNTRY-LIFE: TO HIS BROTHER,
MR. THO. HERRICK.


THRICE, and above, bless'd, my soul's half, art thou
In thy both last and better vow :
Could'st leave the city, for exchange, to see
The country's sweet simplicity
And it to know and practise, with intent
To grow the sooner innocent
By studying to know virtue, and to aim
More at her nature than her name.
The last is but the least ; the first doth tell
Ways less to live than to live well
And both are known to thee, who now can'st live
Led by the conscience ; to give
Justice to soon-pleased nature ; and to show
Wisdom and she together go
And keep ond centre : this with that conspires
To teach man to confine desires
And know that riches have their proper stint
In the contented mind, not mint :
And can'st instruct that those who have the itch
Of craving more are never rich.
These things thou know'st to th' height, and dost prevent
That plague ; because thou art content
With that heav'n gave thee with a wary hand,
More blessed in thy brass than land,
To keep cheap nature even and upright ;
To cool, not cocker appetite.
Thus thou canst tearcely live to satisfy
The belly chiefly, not the eye ;
Keeping the harking stomach wisely quiet,
Less with a neat than needful diet.
But that which most makes sweet thy country life
Is the fruition of a wife :
Whom, stars consenting with thy fate, thou hast
Got not so beautiful as chaste :
By whose warm side thou dost securely sleep,
While love the sentinel doth keep,
With those deeds done by day, which ne'er affright
Thy silken slumbers in the night.
Nor has the darkness power to usher in
Fear to those sheets that know no sin ;
But still thy wife, by chaste intentions led,
Gives thee each night a maidenhead.
The damask'd meadows and the pebbly streams
Sweeten and make soft your dreams :
The purling springs, groves, birds, and well-weav'd bowers,
With fields enamelled with flowers,
Present their shapes ; while fantasy discloses
Millions of lilies mix'd with roses.
Then dream ye hear the lamb by many a bleat
Woo'd to come suck the milky teat :
While Faunus in the vision comes to keep
From rav'ning wolves the fleecy sheep.
With thousand such enchanting dreams, that meet
To make sleep not so sound as sweet :
Nor can these figures so thy rest endear
As not to rise when Chanticlere
Warns the last watch ; but with the dawn dost rise
To work, but first to sacrifice ;
Making thy peace with heav'n, for some late fault,
With holy-meal and spirting-salt.
Which done, thy painful thumb this sentence tells us,
Jove for our labour all things sells us.
Nor are thy daily and devout affairs
Attended with those desp'rate cares
Th' industrious merchant has ; who, for to find
Gold, runneth to the Western Inde,
And back again, tortured with fears, doth fly,
Untaught to suffer poverty.
But thou at home, bless'd with securest ease,
Sitt'st, and believ'st that there be seas
And watery dangers ; while thy whiter hap
But sees these things within thy map.
And viewing them with a more safe survey
Mak'st easy fear unto thee say,—
"A heart thrice wall'd with oak and brass that man
Had, first durst plough the ocean
But thou at home, without or tide or gale,
Can'st in thy map securely sail :
Seeing those painted countries, and so guess
By those fine shades their substances :
And, from thy compass taking small advice,
Buy'st travel at the lowest price.
Nor are thine ears so deaf but thou canst hear,
Far more with wonder than with fear,
Fame tell of states, of countries, courts, and kings,
And believe there be such things :
When of these truths thy happier knowledge lies
More in thine ears than in thine eyes.
And when thou hear'st by that too true report
Vice rules the most or all at court,
Thy pious wishes are, though thou not there,
Virtue had, and mov'd her sphere.
But thou liv'st fearless ; and thy face ne'er shows
Fortune when she comes or goes,
But with thy equal thoughts prepared dost stand,
To take her by the either hand ;
Nor car'st which comes the first, the foul or fair :
A wise man ev'ry way lies square,
And, like a surly oak with storms perplex'd,
Grows still the stronger, strongly vex'd.
Be so, bold spirit ; stand centre-like, unmov'd ;
And be not only thought, but prov'd
To be what I report thee ; and inure
Thyself ; if want comes to endure :
And so thou dost, for thy desires are
Confin'd to live with private lar :
Not curious whether appetite be fed
Or with the first or second bread,
Who keep'st no proud mouth for delicious cates :
Hunger makes coarse meats delicates.
Canst, and unurg'd, forsake that larded fare,
Which art, not nature, makes so rare,
To taste boil'd nettles, colworts, beets, and eat
These and sour herbs as dainty meat,
While soft opinion makes thy genius say,
Content makes all ambrosia.
Nor is it that thou keep'st this stricter size
So much for want as exercise :
To numb the sense of dearth, which should sin haste it,
Thou might'st but only see't, not taste it.
Yet can thy humble roof maintain a choir
Of singing crickets by the fire :
And the brisk mouse may feast herself with crumbs
Till that the green-eyed kitten comes,
Then to her cabin blest she can escape
The sudden danger of a rape :
And thus thy little well-kept stock doth prove
Wealth cannot make a life, but love.
Nor art thou so close-handed but canst spend,
Counsel concurring with the end,
As well as spare, still conning o'er this theme,
To shun the first and last extreme.
Ordaining that thy small stock find no breach,
Or to exceed thy tether's reach
But to live round, and close, and wisely true
To thine own self ; and known to few.
Thus let thy rural sanctuary be
Elizium to thy wife and thee ;
There to disport yourselves with golden measure :
For seldom use commends the pleasure.
Live, and live blest, thrice happy pair ; let breath,
But lost to one, be the other's death.
And as there is one love, one faith, one troth,
Be so one death, one grave to both.
Till when, in such assurance live ye may,
Nor fear or wish your dying day.