Наш кипеловский вояж - 11-я глава - часть 2-я

НАШ КИПЕЛОВСКИЙ ВОЯЖ
II

Минуло время… кратко ль, долго… уж утро встало ли зарёй, лучами солнышка согрело всё вокруг и над травой, слегка морозцем ли прибитой, туман струился, глянь, чудной – в нём Образ дивный узнавался – земли ли русской часовой…
Где-то там, за поворотом, не шум ль машины легковой, чуть торопясь, к нам приближался, готовя встречу ли… с Судьбой.
И был приём, рукопожатье, и чай горячий, коль с пути… И взгляд в глаза, вопрос понятный –"А быть ли всем нам по пути?"
Уж торопились в путь-дорогу, хозяев звал урочный час, – артель позвала на подмогу, завершить охоты блажь… ещё вчера лихой ватагой в тайге обложен дикий зверь, его ли Образ нам поведал туман чудной, представив Сказ…
И в том нам явлено почтенье, к забаве древней приглашенье, в коем звучала похвальба и карабину, глянь, хвала, что в багажнике лежит – патрон ли в ствол уже глядит, – передёрни чуть затвор – удар бойком и пуля в ствол – там с громом смертным смерть летит, визжа свинцовою осой, круша во блажи Жизнь собой… Но, нам, гостям, то не по нраву – нам твари Жизнь любой ценна, – отвергли смертную забаву, она нам, право, не мила.
Ведь нам, друзья, узнать хотелось округу ту, да поскорей, людей познать простых хотелось, да прежде школу, если есть. И вновь дорога под колёса легла, но лентою другой – то грунтом ровным, то ухабом, а то извилистой змеёй сквозь лес насилу пробивалась, оставив вёрсты за собой. Иль огибала луг заросший, поля со вспаханной стернёй и деревенек тын убогий, иль речку, где-то, под собой, едва заметив, оставляла и мчалась далее стрелой.
Ты глянь, Столбово промелькнуло, и Горка, за речкою Лухоть, - столбом за нами пыль ли вилась, а в след сигнал: "Постой! Постой! Убавьте прыть вы ради Бога, иначе всё пойдёт на слом, - умрёт усталая машина, не взяв холма крутой подъём!".
Здесь должен я, друзья, добавить, чуток проблему разъяснить – ведь на машине жутко старой едва, едва вперёд ползли мои друзья-анастасийцы. А я же мчался впереди, да на машине, Волге новой, что б быть с председателем на "ты", и всё узнать скорей о крае, о нравах местных расспросить, познать устои и законы, обычай сельской тишины. Спросил, – а есть ли здесь работа и каковы же тут леса, что б нам дома самим построить, и есть ль поблизости вода – река иль речка, ручеёк, иль родничка целебный сток…
На всё ответ я получал, в окно на видео снимал, что б после, в клубе, был просмотр – тайге и краю некий смотр…
Тем разговором увлеклись, и вновь от наших унеслись… ещё деревни две мелькнули, уж слева зеркалом блеснуло на солнце ярком озерцо и на краю, ты глянь, село… Не как Семенково то было, - исправным, чувствуется, слыло до военной ли поры, коль в круг стучали топоры, и скот гулял тут до зари… а Дмитриевского же гладь, то подтвердила – благодать во все века ли здесь была… ах как сторонка хороша…
Но мы ещё ведь не у цели, лишь только к Масляной приспели, остановившись у моста, друзей дождаться… вот беда – едва ль машина уж ползёт, чихая дымом, но везёт…
На том мосту размяли ноги, пройдясь чуток ли по дороге, и глянув вниз на дно реки, мы удивились - нет реки, лишь только ямы чередой стоят, наполнены водой, а в них ли рыба дико бьётся и чайка с криком вьётся, вьётся… о Боже! Что же за беда постигла эти вдруг леса? Нам председатель лишь в ответ: не помним в яви этих бед, коль больше века ведь река текла исправно в берегах, а нынче – Бог ли наказал, - жарой, пожаром всё сковал… у нас хоть не было огня, но испарила всё жара.
А за мостом уж бор стоял. И звал, манил за ним увал, - ещё чуть-чуть, ну две версты, и мы в объятьях тишины трёх деревенек ли глухих средь полузаброшенных полей, плывущих в мареве лугов с, так и не скошенной, травой в объятьях северной тайги…
И здесь, от тракта чуть в сторонке, на вершине, глянь, холма, затаившись, не в схоронке ль, стоит Попадьино, - оно двумя рядами ровно встало усадьб просторных там давно ль, и чем-то милым тихо звало, как то, забытое, гумно. Тут тишина нас охватила, пологом неким застелив, и даль тайги собой манила – нам ветер пел её мотив.
И вновь мы вышли из машин, ведь дале не было причин, и тракт стрелою в даль уж стлился, сквозь перелески лентой вился. И то на фото, глянь, видать, и до Горы рукой подать…

Мы, в наступившей тишине, рядком по улочке пошли, в последний раз ли оглядеться, к усадьбам здешним присмотреться, народ познать, коль есть, живой, чуть похвалиться ли собой, быть может школу здесь найти – мы ж ей подарки привезли. Да как без школы быть детишкам, где ж дань отдать учёбе, книжкам? Как научиться всем письму, сподволь набраться же уму? Пока ж беседы те вели, не сами ль ноги к ней несли?
Скажу, друзья, ведь мы искали привычный школы силуэт, а то, что в яви увидали, нас удивило, – нет! Поверг… нас в шок сей вид реальный, – обычный дом в усадьбе был… сарай ли хлев, гараж с навесом, просторный двор – стандартный вид… калитка вязана бечёвкой – знакомый сельской нивы быт… и никого… нет в той усадьбе, не слышен детский гомон, крик.
Наш председатель в дверь стучал и средь соседей вёл опросы – недоуменья вал взрастал и громоздились вновь вопросы. И тут мы видим, как вдали… бежит, не как всё ж поспешая, и плат уж на бок, видим, сбит – широкой поступью шагая к нам подошла… чуть моложава, в щеках румянец, глянь, горит, в глазах вопросов явно стая… и поздоровавшись, молчит, вопросов наших ожидая…
Тут председатель нас представил, и цель визита чуть раскрыл, а я, друзья, вопрос добавил: а почему же тишина, и сколько учится детишек, уже ли Вы во всём одна?
И был ответ ужель печальный, и грусть нечаянно в глазах слегка мелькнула незаметно, – а тишина, мои друзья, лишь потому, что выходной и отдыхает детвора, сподволь силёнок набираясь. А для меня же этот день как дань хозяйству неизменно, вот обряжаюсь тут с утра – скотинке корм подать отменный, да и кормилицу доить с утра пораньше с лаской нежной, убрать в хлеву бы непременно, соломки новой подстелив, - всё это с песней и не ленно, - таков уж жизни сей мотив.
Зато могу впослед я вдосталь детишек сытно накормить, и жизни их учить не с книжек, а так как есть всё изложить, любовь к природе прививая и уважение к труду, про стариков не забывая, краёв родимых старину. Что б мог впоследствии же каждый по правде жить, свой род хранить, страну как родину же чтить.
И замолчала… Мы же в шоке! То был для нас урок большой, - как дань отдать нелёгкой доле, коль стыд уж взвился над душой…
Ведь сколь наивны в мыслях были, а жизнь предстала, глянь, другой, - для нас то сказка, здесь же были вставали трудной чередой. Мала зарплата, серы будни и нет в помине тех услуг, что нам привычными столь были в городах, где много слуг, пускай бездушных и немых, пускай хоть с блеском, с позолотой, но видит Бог, таких родных и столь привычных, в ногу с модой…
Мы молча вместе поклонились, за беспокойство извинились, прося простить за наш визит, подарок скромный наш принять и для себя, и для ребят. И с тем к машинам удалились, – в душе тревогой мысли вились: Ах! Как осилим дикий край? Ведь, в самом деле, здесь не рай! Сурова будет к нам глубинка – на сердце вдруг взрастилась льдинка тревоги малой ли большой.
Меж тем закончим мы о том, что нас в Попадьино вело. Здесь школа малая была, что начальною зовём, и лишь пяток ребят она к истокам знания вела. Вся остальная детвора, что годами старше их была, в интернате лишь могла учиться, в дальней ль, стороне, и в том автобус связью был, что раз в неделю увозил, да и обратно, на побывку, в слякоть, в стужу ль привозил.
О том поведал председатель, округи этой всей правитель. Он, хоть в Кипелове сидел, но за деревни все радел, что под начало сельсовета законом были введены. Не кто как он все знал проблемы, что встали валом на селе, когда настали перемены в постперестроечной поре. Не кто как он …. В бюджете дыры, в умах разброд такой идёт, что веси стали всем не милы и пьёт уж горькую народ… что мужики, ужели жёнки приспели в этом наравне, какие ж тут друзья пелёнки, когда в прорехи жди беды… В который раз моя деревня встаёт ли дико на дыбы и средь осин ли вздёрнут лихом мужик душевной чистоты…