Нынче модно писать посмертное...

Видите ли, стихотворения памяти кого бы то ни было, должно еще переплетаться с метафизикой, так, чтобы было, как бы памяти времени. Пример:
Памяти Геннадия Шмакова
Извини за молчанье. Теперь

ровно год, как ты нам в киловаттах

выдал статус курей слеповатых

и глухих - в децибелах - тетерь.
Видно, глаз чтит великую сушь,

плюс от ходиков слух заложило:

умерев, как на взгляд старожила -

пассажир, ты теперь вездесущ.
Может статься, тебе, хвастуну,

резонеру, сверчку, черноусу,

ощущавшему даже страну

как безадресность, это по вкусу.
Коли так, гедонист, латинист,

в дебрях северных мерзнувший эллин,

жизнь свою, как исписанный лист,

в пламя бросивший, - будь беспределен,
повсеместен, почти уловим

мыслью вслух, как иной небожитель.

Не сказать "херувим, серафим",

но - трехмерных пространств нарушитель.
Знать теперь, недоступный узде

тяготенья, вращению блюдец

и голов, ты взаправду везде,

гастроном, критикан, себялюбец.
Значит, воздуха каждый глоток,

тучка рваная, жиденький ельник,

это - ты, однокашник, годок,

брат молочный, наперсник, подельник.
Может статься, ты вправду целей

в пляске атомов, в свалке молекул,

углерода, кристаллов, солей,

чем когда от страстей кукарекал.
Может, вправду, как пел твой собрат,

сентименты сильней без вместилищ,

и постскриптум махровей стократ,

чем цветы театральных училищ.
Впрочем, вряд ли. Изнанка вещей

как защита от мины капризной

солоней атлантических щей,

и не слаще от сходства с отчизной.
Но, как знавший чернильную спесь,

ты оттуда простишь этот храбрый

перевод твоих лядвий на смесь

астрономии с абракадаброй.
Сотрапезник, ровесник, двойник,

молний с бисером щедрый метатель,

лучших строк поводырь, проводник

просвещения, лучший читатель!
Нищий барин, исчадье кулис,

бич гостиных, паша оттоманки,

обнажившихся рощ кипарис,

пьяный пеньем великой гречанки,
- окликать тебя бестолку. Ты,

выжав сам все, что мог, из потери,

безразличен к фальцету тщеты,

и когда тебя ищут в партере,
ты бредешь, как тот дождь, стороной,

вьешься вверх струйкой пара над кофе,

треплешь парк, набегаешь волной

на песок где-нибудь в Петергофе.
Не впервой! так разводят круги

в эмпиреях, как в недрах колодца.

Став ничем, человек - вопреки

песне хора - во всем остается.
Ты теперь на все руки мастак -

бунта листьев, падения хунты -

часть всего, заурядный тик-так;

проще - топливо каждой секунды.
Ты теперь, в худшем случае, пыль,

свою выше ценящая небыль,

чем салфетки, блюдущие стиль

твердой мебели; мы эта мебель.
Длинный путь от Уральской гряды

с прибауткою "вольному - воля"

до разреженной внешней среды,

максимально - магнитного поля!
Знать, ничто уже, цепью гремя

как причины и следствия звенья,

не грозит тебе там, окромя

знаменитого нами забвенья.
21 августа 1989
Бродский Иосиф

Я бы советовал вам переписать свое стихотворения памяти Абдулова, действительно слово "модно" - это кощунство.

Николай Терно   08.01.2008 05:40   •   Заявить о нарушении