Эклипсис-Апокалипсис

Эклипсис-Апокалипсис



Всякое увядание есть затмение,
Всякое окончание есть апокалипсис,
Всякий апокалипсис есть рождение.



^^^^^^Ненастная, полная, иная Земля^^^^^^

Перепевая здесь чужое соло,
Роняют скрипки ободки ментола
Мне на глаза, на их верхи, но за,
Продавлена спокойная слеза –
Туда, где есть ей нужная цена.
Почившими полна моя земля,
Располагаясь в голове притоком,
Свернувшись-распахнувшись за глазами,
В своём богатстве и своём бездумье,
Опершись на плечо, – глядит – сюда.



Опершись на плечо, ненастная земля,
Звезды вечерней ждёт в замершем небе,
И в этом есть особенная либе
Всех нЕхотя нацеленных сюда
Перепевать неведомое соло,
И загонять в слова что в стойла, словом
Перегораживая путь как щеколдой –
Видения земли уже иной


…………… Батлер Бутлер




^^^^^^Утренний ноктюрн – diminuendo^^^^^^

Утробная цепь гуманоидный криков
Провисает от пункта «А» до пункта «П»,
Я смею мечтать о предательстве
Моих фотошариков меня…

Смятый комок постели,
Раскалённая жидкость топит остатки баланса,
С высоты мирового контроля
В окно, гнило-фруктовое, как никогда сегодня,
А в нём – бывший кусок полюса «О»,
Растопленный зрелым дыханием цивилизации «К»…
С самого низа сообщества мёртвых
Доносятся звуки идентичные натуральным,
Застрявшим в моей кастрюле со спагетти.

Стена серая, стена бурая…
С исходом жалких лет, не всё ли равно?
Однако сегодня стены в центре внимания,
Ибо за ними, снаружи клокочет джига-пара:
Легкоатлет «А», встретивший танцовщицу «Л»,
Стены не в силах противиться
Танцу природных турбин.
Все глаза мира вытянулись в неистовом фокусе «И»
И внемлют каждому па.

На уровне переносицы Солнечный диск «П»
Попереченный полу луной «С».
Ветхие полу люди,
Укрытые рассохшейся полу тканью.
Они кричат, безысходные,
Лишившиеся себя,
А потому – кричащие в вакуум,
Сформированный в сердце пожара «И».

Я питаюсь глотками воздуха,
Я кричу безропотно, возвышаясь
Над самым дном мировой пропасти,
Просуществовавшей и сложившейся
Венцом на моей голове Позвоночником «С»…

Помутневшая корона остаётся
Единственной ценностью,
Отражающей тьму.


^^^^^^Die Untergangesleinwand - Der schreiende Planet^^^^^^

Закатный холст - Вопящая Планета.

И вот я становлюсь топливом,
В моду уже возвращаются вееры,
Особенно те, что из кистей
Человеческих рук.

Кабальерос в костюмос у ножек-
Башен нежатся, а леди-ножки -
В башнях, вспоминая те драгоценные мгновенья,
Когда золтые они носили чулки.

Плывёт небо по чёрному...
Гравертоном уже намечено,
Пудрой у свалки нацежено:
Я вдыхаю её частицы…

Забелевшая земля
Замерзает в ожидании
Буйности огнива…
Я обездвижен,
Обездыхан, унижен;
Внутри моих волос,
На самой глубине,
Находятся копейщики,
Десятники и сотники,
Тысячники депрессий,
Копающих кору
Несчастной головы…

Кора Земли, разрытая кротом
С лоснящейся великой шевелюрой,
Расплещет раскалённую понуро
Магму – спутницу печали.
Последний бог её поймает ртом.

Затвердевшая река
Оживает в предвкушеньи
Человеческих страстей…
Мы танцуем, прокажены,
Машем вверх окороками
В глубине чужих домов.
Па дублируют валторны,
Нежа в ямке эмбрионов,
Замечательных на вкус,
И ещё вкусней на вынос…
Вожделенье. Хруст. Мозг. Свёрла.
Кости. Катарсис. Финал.

Кора Земли играет в фа миноре…


…………… Леонид Именных



^^^^^^Междустрочный grotesque
- burlesque надсознания сверхчеловека^^^^^^

Я пишу и пою воду...

Через влажный запах леса и раздавленной черники,
Через скрип сосновых мачт, они в гипнозе от ветров,
Я иду, хрустя ветвями, задевая корни, поедая блики
От зеркальных игл, подо мною отыскавших кров.

Ophelia кору древесную целует, обнимая ствол,
Венок магнолий ярко-белых, мрамором цветущих,
Лежит на голове, а пауки исследуют её подол,
Увитый острым инеем, горящим бледным, снега гуще.

She’s undead, but suffering and always suffering, Шекспиром
Создана и тем на вечность во бессмертии обречена,
Скорбный образ этот на века останется живым и сирым
Только дерево впивает песнь того, чем плачется она.

А совы смотрят с укоризной и презрением в мои зрачки,
Как будто я виновен в этом равнодушии к ней тлена.
К Офелии подкрался оленёнок, лизнул печаль с её руки,
Спустился на живот и опрокинул тельце на её колено.

Вдруг взорвалось небо, замерцало небо, ветер, ливень,
Будто два пути двух величайших из богов сошлись,
Потекли прозрачные ручьи воды по древу и облили
Волосы, и впитывали волосы, и паутинами плелись.

Горизонт бесповоротно розовеет и краснеет... багровеет…
Отравляет красным реки, небо всё из туч угрюмых и тугих.
Ливень…ливень…воды покидают берега свои, взрослея,
Сосны… мы под ними… над уже вода, глотающая их.

Где-то только горы, словно головы, вершины задирают,
Дышат из последнего, становятся водой… и всё – вода.
Даже мы вода, и в нас вода и добрая, и равнодушная, и злая,
Снова тишина… лишь одинокий плеск волны,
укрывшей на ночь…
навсегда.


^^^^^^Кармилла в скуке^^^^^^

Лови ланитой ледяной кровавый узел поцелуя.
Я шлю тебе привет из мглистых кратеров луны.
Как умилительно ты выглядишь сейчас, тоскуя,
Под связкой лилий, что тобой же сплетены.

Твоё дыхание – пурпурные венерины парфюмы,
И тени вытекают из-под лестниц впитывать их дух,
Бледнеет циферблат часов; понурый и угрюмый,
Повисли стрелки, тают цифры, звук капели глух.

Вскипают маковые зёрна немосферами в фужере,
Кармилла босоногая, ослаблен, мягок твой скелет,
Распухли веки, будет плакать! Распахни все двери,
Впусти костлявых мерзляков на пламенный обед.

И будут прыгать, и кривляться гонорейными шутами,
Безмозгло лыбиться, писклявя, колпаками весело звеня,
Салютом язв испещрены, косматыми клещами.
А ты им череп раскрои и поцелуями заляпай от меня.

Гардины шелестят, закрой окно, сквозняк простудит.
Но поздно, Скука въелась в мясо и уже грызёт.
Виолончельные оркестры звёздочек скрипят и будят
Опревших Fraeuleins камышей ржавеющих давно болот.

Укутайся теперь в вельвет и намертво захлопни двери,
Здесь Fraeuleins камышей выпучивают глаз и пялятся из вод.
Взгляни на календарь, какой сегодня день недели?
Что, Воскресенье? Берегись, сегодня воскресает Сердцеглот.

Забейся в тесный угол, притворись бескрайне мёртвой,
Туши повсюду свет, а то увидят! Лучше притворись гнилой.
Коварный Сердцеглот до падали брезглив, до рвоты…
Застыли листья, флигели скрипят и млеет псиный вой.

Ах, только поздно притворяться, о, любезная Кармилла,
Давно опережён был Сердцеглот. Желанный плод уж переспел.
Ослабли мышцы, взбухло тело, Скука равнодушно взвила
Скучавшую.
Висит под потолком.
Ночник ещё трепещуще горел…


…………… Готфрид Груфт де Кадавр




^^^^^^Ещё немного о Париже и о теперь^^^^^^

_______И никогда ты к небу не был ближе,
_______Чем здесь, устав скучать,

_______Устав дышать,
_______Без сил, без денег,
_______Без любви,
_______В Париже…

Г. Адамович

Калики образов
Уходят в небо
С кашляющих трамплинов
моих стихов
Неужели я умер
Неужели
В двухспальной кровати моего сердца
Лежит мертвец?
(наглотался таблеток
как билет на трамвай
Но ведь
Когда ты
закрываешь глаза
Они бредят вытечь в океан...

Моя муза -
Моя бездетность
Неумелая шлюшка
А теперь
Только мертвец
Лежит в насквозь двухспальном Париже
И гомон улицы
Тактично
Обходит его стороной

И нет ничего
Кроме сиреневого сна
Ажурного дыма кафе
И коричневой тоски сигарет

Когда я говорю о тебе
слегка пульсируя
Я вспоминаю Индостан
Не потому что льщусь
На смуглое тело, а просто
У моей памяти
Выросли старческие
руки сантиментальности

Мы же ничего нового не придумаем
Даже в мутных торфяных болотах
моих глаз
Закрытых бельмами света

Не надо врать, mon amie,
Просто нарывает холодный гной осени
Не надо врать, ma cherie,
Эти вечера - просто чашки кофе
Не надо врать, mon amour,
Просто мои плечи устали
От тяжёлых альбатросовых крыльев

Я и сам стал более дымом.

Опадайте же, листья и башни,
Опадайте же, шутки с губ
(как рояли из окон в немые улицы)
я хочу говорить о смерти
но больше всего
(в зале погас свет и зрители испугались)
я хочу танцевать о тебе...


^^^^^^Тебя привяжут к красной звезде…^^^^^^

тебя привяжут к красной звезде
и запустят огненным колесом
я пойду за тобой и буду везде
ведь я знаю тайную поступь лесов

ведь леса - и те куда-то идут
маршируют коленями злых осин
обещаньями новых Иуд
только ими земля ещё на оси

и куда хребет изогнёт твой путь
убегая вдаль выжигая степь
по мосту без креста огибая толпу
и идущую по дорогам постель


…………… Анатолий Михайлов



^^^^^^Серенада для никого^^^^^^

Бор. Чернильная синь. Обилие ущербностей вязов.
Мягкий настил из опавшей листвы,
Отрубленных рук.
Хруст совиных свёрнутых шей.
Лёгкий душок заболоченных газов
С оборкой из мускуса.
Размеренный стук
Стервятничьих клювов и статуй мышей.

Отворяется дверца громадного гроба – дуба,
Седой, заваленный и сонный Пан
Вываливается наружу.
Невнятно шевелятся обветренные, синие губы.
В глазницах вращаются две золотые монеты.
Тянет к земле сгорбаченный стан
И далёкого детства моменты.

Качается зелень под сильными порывами времени –
Зелень мертвечины – гиблых плодов.
Голубые улыбки полусгнивших лиц
Лесных отцов,
Мертворождённого племени
Эльфов – ширятся, скалятся.

Пан-собиратель, подбери опавшую душу мою,
О, нет! Оставь… пустое.
Возьми мою голую голову,
Поставь на алтарь в вакхическом логове,
Мы будет петь… Я тоже спою
О колоколе,
Восхваляющем мертворождение мира.


^^^^^^Aceldama. Torre cremate^^^^^^

…и грянул день зубодробительным разрядом тамбуринов,
взрывающим окрестности молотобойным гулом.
В гудящем суховее судорожно дёргалась и выла
изящная, как паралитик, Терпсихора, гнула
негнущуюся спину, сокращая всю мускулатуру.
Зияло жерло квемадеро
обугленными крыльями Амуров,
скелеты перьев
торчали из земли – немые обелиски вере.

Внутри свихнувшийся и бледный силуэт
плясал на выжженных камнях,
плясал суставы, вывихи, скривлённый пируэт
в расплавленных испанских сапогах.
Шестидесятитысячное полчище коленопреклонённых
кастильских монахов
одной рукой молилось, другою напряжённо
елозя в пахе.

Над всеми нависал престол святого трибунала,
там ангелы сидели и судили из пустых глазниц –
чей камень перевесит? Сердечный из коралла
иль серый – с эшафота?..
пролились слизни с ангельских ресниц,
а ну-ка, Торквемада, блаженный крестоносец,
руби! Руби себя на части, пока не зазвучали ноты
аутодафе, взывая к танцу…


…………… Фарг Генрих фон Гротцест




^^^^^^Книга, в которой исчез мир^^^^^^

«Герцогиня вышла из дому ровно в пять,
И о чем тут глупые песни еще слагать»

Мертвая Мнемозина сидела в шезлонге и думала о насущном:
«Слова ли убьют меня или я их сожму в ладони
И выжму соки, а выжимки эти съем или выпью, в общем.
По эту сторону зла мне становится очень скучно».

Галантерейщик женат на канатной плясунье, ей дарит платки с монограммой –
На этих платках кровь поэтов, наборщиков, кошек бездомных, духи.
Мнемозина берет платок и заворачивает в него свою печень:
Зачем ей этот ненужный орган – в небе не видно орлов.

Тут горлом пошли слова – запачкали все платки: подставляй стаканы и плошки.
Но с ними нет никакого сладу, и кто бы подумал, что в мире их столько есть.
Они копошатся в углу, вычленяют суть, но легче найти булавку
В моих волосах, которым без малого двести лет, о чем говорить смешно.

Поговорим лучше о герцогине, которой не сидится дома,
Или о трех мудрецах в тазу и во чреве кита.
От этих историй у нас просыпается аппетит – где Мнемозина
Со своей обезжиренной печенью в правой руке.

Бестолковая барышня – мы приходим к ней каждое утро, кромсаем её на части,
Она не вкусна, не сытна, быть может и ядовита – откуда нам знать.
Но в груди у неё еще много различных слов, и она пополняет запасы.
За это мы её любим и зовем её «наш кашалот».


^^^^^^^Мой Рагнарек^^^^^^

Для женщины прошлого нет - это общеизвестно, не гложет
Безналичное счастье эпохи, брожение крови - слова.
Кто-то скорби свои от прочтения их не умножит.
Словно святочный глупый рассказ, лишь во сне я могла быть жива.

Балаганная марионетка - тень Божьего лика,
Великая притворщица, закрой последнюю дверь.
В маслянистой почве растет отменная земляника.
Эпитафии лгут - это горечи привкус, поверь.

Озаренья нужны для создания од водосточных.
Поэтические вольности стоят мигрени, сизифов труд -
Поиск мысленных призывов к потребителям - емких и точных.
Откуда мрачный настрой? - Ведь известно, что все умрут.

Но только не я - без особых претензий к автору текста,
Утопившему "Титаник" в море девичьих слез на "бис".
Я - как сорная злая трава или катышек пресного теста.
Опоздавшему - звездная сыпь. Равновесие? - Вниз.

Небо в алмазах владельца трех сотен "Грэмми",
Или торговца порошком бессмертия у райских ворот.
Не рифмованный мир и не фирменный знак - мы остались теми,
Кто, не веря в питательность слов, по привычке жует и жует.


…………… Ольга Брагина




^^^^^^Cветочи зла^^^^^^

за вуалью роскоши улиц, их путей, неизвестно
где увядающих обветшалой невинностью сна,
торжествует в распущенных зла
протекающих крышах голос из чресл
слепого святоши и тонкого шага гонца,
их кривые тела на гниющем букете асфальта,
утончённые пеной, летящей из бледного рта,
неустанно плетут по заулков расколотой чаше
ослепительный светоч бурлящего в недрах греха –
моё новое солнце, что будет стегать небеса
и за тощие жилы ставить их в призрак-гербарий;

на покровах к сознанию дней, что, как свора
дворовых собак, исчезают, преследуя тени,
вьётся умыслов мрак из-под гроба
беспорочностью Бога
застывших в крошащейся плоти отвергнутых бестий –
императора млечного сада грехов и невесты его –
Адама и Евы;
о, усопшая февия и покровитель её! в зла
протекающих крышах вы – каждодневная рана
на зените рассветов, где сон и плывущие облака
укрывают мир масками бездны и самообмана;



^^^^^^Распад^^^^^^

тщетно свой воспевает рассвет колесо чёрных листьев,
что в тумане ложатся слепыми на платье зеркал,
каждый раз, возводя свою ось, в золочёной низине
бледной утра среды его тесность скрывает распад:

по кускам отлетают и щепки, и воск от свечи,
на которой помазан горением сумрак и вечность
выжидает конец, что избавит в себе его мир
от родства с животом, из которого вылез пенис

первой расы, и тут же облил чернью ступ переплёт чистоты,
в монументах земли зацвели ядовитые стебли,
из которых я клал себе в рот города и распутных девиц,
чей уклонный ответ изваял в наслаждении серость,

я ступаю в сады, где цветок – это плач материй,
измождением дней заплетают венки им деревья,
чьи зелёные ступни эпохи гниющее тело
под холодным дворцом в золотом одеянии смерти

лижут шёпотом, словно змея, выбирая падение жала,
тщетно роет под ними последний царёк театр,
за которым свой блеск, уходящий во мглу фиалок,
выливает в закат оскал восходящего шара,

там могли бы кружиться безумие, мор, Немезида,
словно скульптор, давно потерявший лицо в бездне камня,
и за свой пируэт и спектакль, что галлы для Рима,
возносить время в смерть и распятие всякого нрава,

робкий шут в одеянии шума цикад бы сиял,
словно Цезарь, убитый пригретым зверинцем,
и, свиваясь, что флаг, молчаливо дышал бы в распад,
обхвативший театр и скромно плетущий погибель;


…………… Плывущие Облака