Кино и немцы

- А у нас под мостом поймали Гитлера с хвостом! – приставала полурослик шести лет по имени Ксанка к механизатору широкому профиля Николаю. – Внимание-внимание, говорит Германия!
Механизатор широкого профиля Николай отмахивался от назойливой девочки, уходил в гараж, прятался под трактором, закрывал черными от работы с маслом руками уши, но это не помогало – всюду его находила несносная егоза. И эта «говорящая Германия» звенела у него в ушах.
Наконец ему это надело так, что он схватил полурослика шести лет по имени Ксанка за шкиботы и хорошенько встряхнул.
- Слышь, ты, Германия! Хватит, а?
- Говорит Германия! – как галчонок повторила полурослик шести лет по имени Ксанка, хлопая глазами.
- Давай я тебе что-нибудь подарю! А ты от меня отстанешь! Новый год близко. Подарки всем нужны!
- Германию подари, пажаласта.
Механизатор широкого профиля Николай посадил девочку рядом и сказал ей:
- Ты и Германия не знаешь что такое, а повторяешь как сорока!
- А что такое Германия?
Механизатор широкого профиля Николай вытащил из кармана зажигалку ZIPPO и показал ее девочке.
- Вот. Трофейная. В войну добыл. В немецко-русскую. Немцу она уже без надобности была. В НКВД…
- Расскажи! – попросила полурослик шести лет по имени Ксанка.
- Ладно.
Механизатор широкого профиля Николай вытер руки ветошью, сел в трактор, посадил девочку рядом, и начал свой рассказ…

Было это, когда мы наступали уже. Немцы драпают. Мы летит вперед, садимся им на пятки, когда можем. Дороги никакой, вся в воронках. Места болотистые, танки проваливаются. Был один малый, на Т-34, так он с командой провалились с задраенными люками, так они и просидели три дня в этом своем гробу, пока не вытащили второй эшелон. Хорошо, пушка наружу осталась, они через нее дышали. Ну да ладно. Летим мы на своем, за нами как на привязи походная кухня болтается. Повар в каске на ней верхом с автоматом, как Ланселот какой. Рыцарь. Прыгаем по этим колдобинам, видим: немцы! Пьяные. Сидят два голубчика у дороги, песни поют по-немецки. И что-то тоскливо так… Странно мне стало. Я за всю войну их ни разу пьяными не видел. Хотя через визир разве разглядишь, пьяный он или трезвый. У них же орднунг! Практиш, квадратиш, гут! А тут два целых. А рядом третий лежит. Мертвый. Кто-то его шлепнул из наших, так они надрались и песни поют по нему. Какое нафик отступление! Отупление – это да. Наши-то, кто мимо едет, не трогают их, горе же у ребят. На войне многих убивают, а сердце все же человеческое. Не трогают их, душегубов, наши. Все равно вторым фронтом едут НКВД, соберут. Эти на подобное как гиены. Наш повар подошел к ним, фляжки отнял, так те ему зажигалку тянут, сигарету. Угостись, Иван. Повар поднял их на ноги, поставил плечами друг к другу, и толкнул вперед. Идите мол, лесом. К своим. Протрезвеете где-нибудь в кустах, и к своим огородами. Повару респект и уважуха. Мне повар и отдал эту зажигалку, чтобы я его по дороге не растряс. Вот такое вот кино с немцами. То ли комедия, то ли мелодрама… А ты говоришь фашисты...