Повесть о Понтии Пилате и Иисусе Христе
посвящается президенту России Владимиру Путину
и Патриарху Московскому и Всея Руси Алексию II,
как представителям светской и духовной власти
«Мы знаем о Боге лишь то, что Он Сам позволяет
нам о себе узнать …»
(Автор)
«Меня же сейчас более всего
интересует Понтий Пилат...»
(Булгаков М.А., «Мастер и Маргарита»)
Михалин Олег Александрович
« Повесть о Понтии Пилате и Иисусе Христе»
История казни Иисуса, основанная на дневнике начальника тайной службы центуриона Клавдия Криспа, близкого друга пятого прокуратора Иудеи Понтия Пилата
«…Иисус в его изображении получился, ну совершенно, как живой…»
М.А.Булгаков
Эта повесть про обычного человека, такого же, как вы и я… Однако, именно этому человеку по иронии судьбы выдалось работать начальником тайной службы при пятом прокураторе Иудеи Понтии Пилате. В повести представлены две весенние недели 750 года от основания Рима или 33-его года нашей эры. Именно в это время Христос прибыл в Иерусалим для празднования Пасхи…
Именно в это время с ним познакомился главный герой этой повести центурион Клавдий Крисп… Кроме Иисуса он повстречался с Иудой, апостолами, Марией Богородицей и Марией Магдаленой… Вся сложность и необычность ситуации заключается в том, что Клавдий – римлянин, а, значит, язычник. Он, как и Пилат, далек от зарождающегося христианского мировоззрения и по этому оценивает Христа, не как Бога, а как человека… Однако, та драма, которая разыгрывается перед его глазами заставляет его пересмотреть свои взгляды на Бога и на Дьявола, тем более, что они оба оказываются втянутыми в поспешно развивающиеся события…
Если вы спросите меня, о чем же эта повесть, то я отвечу вам, что она об Иисусе Христе и Понтии Пилате, о Добре и Зле, о Боге и Дьяволе…
Москва.
Декабрь 2007 г.
750 год от основания Рима
( 33 год нашей эры )
Время царствия императора Тиберия
Из показаний по делу о бунте в Иерусалиме весной 750-ого года центуриона Клавдия Криспа, начальника тайной службы пятого прокуратора Иудеи благородного патриция Понтия Пилата:
"Я родился в Риме в семье обедневшего рода патрициев Криспов. О военной карьере мечтал с детства. Всю свою жизнь хотел служить в кавалерии. Мой отец отдал последние наши сбережения, чтобы купить мне коня и оружие. Обучившись военному ремеслу еще в Риме, первое свое назначение я получил в Галлию. Там я попал в конную турму знаменитого всадника Понтия Пилата. Воевал. Был ранен. Награжден. После окончания галльской компании, я вместе с Понтием Пилатом и его соратником Кассием Лонгием перебрался на периферию в отдаленную провинцию Иудею. Там я из кавалерии перешел в пехоту и стал центурионом второго копья первой когорты городской стражи, и по совместительству начальником тайной службы. В Иерусалиме в 750-ом году я встретился с человеком, который впоследствии изменит ход всей человеческой истории и имя ему, Иисус Христос..."
Дневник Клавдия Криспа
750 год. Весна. 7 ниссана.
День прошел как всегда. Боль в ноге никак не унималась. Сегодня весь Иерусалим переполнили слухи о том, что тот, кого так ждали иудеи, скоро появиться в городе.
Прокуратор был встревожен тем, что приход в Иерусалим этого странного человека, может вызвать волнения среди граждан.
Пилат поручил мне побольше разузнать об этом странном человеке.
750 год. Весна. 8 ниссана.
По поручению прокуратора я начал свое расследование. Времени до прихода того, кого иудеи называли Мессией, практически не осталось. Я заметил, что весь Иерусалим охватило какое-то ликование. Однако, это было связано не с празднованием Пасхи, а с тем, что, по слухам, в город должен был вступить тот самый Мессия.
Чтобы лучше понять, что это за человек, я пошел в дом первосвященника иудейского Иосифа Каифы. Тот встретил меня с радостью, так как посчитал, что меня послал Пилат для того, чтобы поздравить его с Пасхой. Узнав, что я лишь собираю информацию, Каифа переменился в лице и спросил меня о том, что именно я хочу знать.
- Расскажи мне про того, кого вы, иудеи, зовете Мессией.
- Что я могу поведать тебе о нем, центурион, ибо самому мне ведомо лишь малая часть той Божественной мудрости, что несет в себе этот человек.
- Поведай мне, что знаешь, первосвященник!
- Я знаю лишь то, что этого человека зовут Иисус Христос. Он сын плотника Иосифа из Назарета и жены его Марии.
- Расскажи мне, Каифа, о том, что этот человек из себя представляет, и чем он занимается!
- По моим данным, он - странник... Ходит с кучкой своих поклонников по всей Иудеи... Читает проповеди.
- Сколько у него спутников?
- Тринадцать мужчин и две женщины.
- Что за женщины?
- Одна его мать, а другая... Бывшая блудница... Мария Магдалена.
- Она его любовница?
- Люди разное болтают.
- А что она говорит?
- Мои информаторы поведали мне, что она отрицает эти слухи.
- Почему?
- Потому что с ее слов мне ведомо, что Иисус любит сразу все человечество, и не способен любить кого бы то не было, больше чем остальных. Мария говорила, что в царстве Отца его все равны.
- Если отец этого самого Христа обычный плотник из Назарета, то как он может иметь свое царство?
- Все дело в том, что Иисус утверждает, что его настоящий отец не тот плотник.
- А кто же тогда?
- Этот наглец смеет утверждать, что его отец - сам Господь Бог!!! Да, он же просто сумасшедший!!!
После этих слов, Каифа залился звонким смехом.
Выслушав рассказ первосвященника, я пришел к выводу, что он относиться к Христу предубедительно и не объективно. Не может быть тот, кого почитают Мессией и Спасителем все иудеи в городе, обычным сумасшедшим. Тут что-то не так...
750 год. Весна. 8 ниссана.
Я передал прокуратору рассказ первосвященника. Пилат угрюмо посмотрел на меня и неспешно, будто обдумывая каждое слово, произнес:
- Думается мне, Кассий, что Каифа пытается вселить в нас веру в то, что этот самый Иисус из Назарета есть никто иной, как обычный сумасшедший... Только мысль меня терзает, что темнит что-то наш первосвященник... Словно боиться кого-то... Или чего-то...
- Я тоже так подумал, прокуратор.
- Однако, если сам президент Синедриона, первосвященник Иудейский Иосиф Каифа, так боится этого самого простого сумасшедшего... То это значит, что Иисус... Как минимум, не простой сумасшедший.
- Вы правы, прокуратор.
- Так что, Клавдий, иди-ка ты в город и разузнай побольше об этом самом Иисусе.
- Да, прокуратор.
Чтобы выяснить более тонкие подробности о жизни и похождениях Иисуса, я пошел на рыночную площадь и, прикинувшись, богатым почитателем Христа, желающий преподнести ему ценные подарки, стал выспрашивать о нем торговцев. Те, видя, что я готов выложить за их товар кругленькую сумму, стали наперебой мне твердить о тех чудесах, которые по их словам сотворил Иисус. Говорили они вещи весьма невероятные.
Оказывается, Иисус мог и изгонять бесов, и излечить парализованного, и даже воскресить мертвеца!
Об этом я непременно должен был сообщить прокуратору...
750 год. Весна. 10 ниссана.
Я рассказал прокуратору о тех чудесах, которые творил Иисус. После того, как я окончил доклад, Пилат нахмурился, словно сбылась какая-то его самая опасная и от того неприятная догадка:
- Этот человек великий маг и колдун, Клавдий. Ныне нам стоит опасаться этого Иисуса из Назарета.
- Но что он может сделать один против всей римской власти?
- Он может повести за собой миллионы, Клавдий... Вот в чем вся проблема...
Затем Пилат отвернулся к окну и, стоя ко мне спиной, произнес:
- Узнай, как настроена чернь по отношению к Иисусу и когда стоит ожидать его появления в Иерусалиме!
- Будет исполнено, прокуратор!
После этого я пошел в город. Зайдя в гости к своему знакомому лекарю, чтобы вылечить мою больную ногу, я спросил его, о чем обычно говорят его пациенты. Эскулап ответил, что последнее время все говорят только об одном. О том, что скоро в город придет великий целитель - Иисус из Назарета, и исцелит всех болящих.
- Глупости, - ответил я, - один человек не в силах излечить все человечество!
После этого я вышел в город и стал говорить с бедняками на базаре. Я купил им хлеба, и они стали благодарить меня.
Однако, в их словах, между строк благодарности, я услышал надежду. Надежду на то, что очень скоро в город явиться некто и накормит их всех.
- И кто же этот некто?
- Это Мессия.
- А кто он? Ваш миссия?
- Это Иисус из Назарета.
- И вы всерьез уверены, что он избавит вас от голода?
- Да, центурион.
- Глупости все это! Один человек не может одарить пищей все человечество.
После разговора на базаре, я пошел в лавку ростовщика. Возле лавки, я встретил человека, который был должен вернуть сегодня деньги, но был без гроша в кармане.
Видя его бедственное положение, я отдал ему необходимую сумму. Взяв из моей руки деньги, он посмотрел на меня каким-то особым богобоязненным взглядом.
- Спасибо, что осчастливил меня незнакомец...
- Не стоит благодарности. Людям нужно помогать время от времени. Без взаимопомощи человек снова станет зверем...
- Какие умные слова, незнакомец, - произнес человек и схватил меня за рукав, - Не ты ли?! - закричал он в испуге, - Не ты тот, кто должен осчастливить всех людей на земле?! Не ты ли мессия?! Не ты ли Иисус Христос?!!
- Глупости, я - не он! Да и ему то не под силу, ибо не может один человек осчастливить все человечество!
Я отдернул руку и поспешил удалиться. Так пройдя, по городу мне удалось узнать, что Иисус со своими учениками приезжает в Иерусалим послезавтра.
750 год. Весна. 11 ниссана.
Моя нога так и не проходила. Я пришел к прокуратору в не самом лучшем настроении, однако, Пилат тоже был хмур.
- Чем вы встревожены, прокуратор?
- Тем, что моя жена, Клавдия, тяжело заболела. У нее жар не сходит.
- Вы уже вызвали лекаря?
- Да, Крисп, он должен скоро приехать!
- Надеюсь, с вашей женой все будет в порядке!
- Я тоже надеюсь на это, Клавдий!.. Ты выяснил, что я тебя просил?
- Да, прокуратор!
- Докладывай!
- Чернь боготворит этого Иисуса! Люди на улицах верят в то, что он осчастливит, накормит и исцелит всех страждущих!
- Исцелит говоришь... Когда он приезжает?
- Завтра, прокуратор!
- Что ж, Клавдий! Проследи завтра за его приездом и не спускай глаз с этого Иисуса!
- Будет исполнено, прокуратор!
750 год. Весна. 12 ниссана.
Ровно в то время, когда солнце зашло в свой зенит, я, смешавшись с толпой, стоял подле Восточных ворот и наблюдал, как под рукоплескание восхищенной черни на маленьком белом ослике въезжал по устланной пальмовыми ветками тропе человек в неброской хитоновой накидке, который, скромно улыбаясь, одаривал каждого встречного такой искренней улыбкой, что даже у меня, сурового и жестокого центуриона его императорской гвардии славного и досточтимого Цезаря Тиберия, благородного всадника Клавидя Криспа, навернулась скупая мужская слеза. Этим человеком был, никто иной, как мессия... Им был Иисус Христос...
Вслед за ним в город вошли 13 мужчин и 2 женщины...
Толпа неистовствовала. Я искренне не мог понять, откуда в этом скромном и ничем ни примечательном человеке такая исполинская сила, что он мог завести всю эту огромную толпу?
Кажется, вот-вот и я сам мог заразиться этой эйфорией! Не в силах сопротивляться этому групповому помешательству, я растолкал стоящих рядом со мной людей и бросился прочь.
- Он приехал, - спросил у меня Пилат.
- Да, прокуратор!
- Как его встретил народ?
- Ликованием.
- Он уже исцелил кого-нибудь?
- Пока еще нет, прокуратор.
- Смотри за ним в оба, Клавдий!
- Хорошо, прокуратор. Как ваша жена?
- Ей хуже, Крисп...
- Вы думаете, что Иисус сможет ей помочь?
- Я ничего не думаю, Клавдий. У меня есть лекарь из самого Рима. Думать - это его задача!
- Ясно, прокуратор.
- Тогда иди и продолжай слежку, Крисп!
- Слушаюсь, прокуратор!
750 год. Весна. 13 ниссана.
Мне удалось напасть на след Христа и его приспешников... Они в окружении поклонников учения Иисуса вышли за пределы Иерусалима. Толпа черни последовала за ними. Я своими глазами видел, как бедняки сотнями вытекают из города.
После того, как все эти люди вышли на берег реки, я заметил, что там стоит одинокое рыбацкое суденышко...
Я стал спускаться к реке. На судне было несколько человек.
- Кто вы? - спросил я у них.
- Мы - ученики Иисуса!
- Зачем вы тут?
- Мы хотим накормить всех этих людей, ибо они голодны.
- Но чем вы собираетесь их накормить?
- Тем, чем скажет нам наш Учитель.
Я оглядел улов этих рыбаков. Он был беден... Такого улова не хватило бы, чтобы накормить и десяток человек.
- Но у вас же совсем нету еды?
- Наш Учитель может накормить их Словами своими, ибо в тех словах есть и святой дух!
- Если ваш Учитель собирается вместо еды потчевать всех этих людей своими словами и этим жалким уловом, то он просто сумасшедший!
- Но у нас есть еще немного лепешек! - попытался поспорить со мной один из рыбаков.
- Что-о-ож... Это сильно меняет дело! Удачи вам в вашем нелегком деле! - сказал я шутливым тоном и поспешил удалиться подальше от этого сумасшедшего философа, пока его не разорвала разгневанная толпа.
Однако этого не последовало...
Как только я оказался на безопасном расстоянии от Христа, я с удивлением заметил, как он приказывает разделить своим ученикам то скудное количество лепешек и рыбы на несколько частей. Неужели этот самонадеянный мыслитель и вправду собирается накормить этими крохами всю толпу?!
Однако, люди едят их ... И ... Утоляют свой голод?!!
Я не был в силах поверить своим глазам. Под шумные крики народного ликования я поспешил удалиться.
Придя во дворец прокуратора, я немедленно доложил все Пилату.
- Так значит, он накормил всю городскую чернь?! - изумленно произнес Пилат.
- Да, прокуратор.
- Ты уверен в этом, центурион?
- Я видел это собственными глазами.
- О, Боги! Что это за великое колдовство?!
- Не знаю, прокуратор...
- Вот и я не знаю, Клавдий... Он исцелял сегодня кого-нибудь?
- Нет.
- Странно... А ведь мои шпионы доносили, что он непревзойденный целитель... - Пилат замолчал.
- Прокуратор, вашей жене плохо?
- Да, Клавдий... Впрочем, лекарь готовит для нее травяной отвар... Я думаю, что он поможет.
- Пусть благословление всемилостивых богов падет на ее голову.
- Да прибудет с ней благословение Юпитера!.. - Пилат выдержал паузу, - А теперь иди и продолжай слежку!
750 год. Весна. 14 ниссана.
В этот день я застал Христа возле Храма. Тот в компании своих спутников подошел к торговым рядам на храмовой площади.
- Что вы из Дома Божьего устроили лавку бакалейную?! Что вы из места молитвы устроили базарную площадь. От чего вы не думаете здесь о Боге, но заботитесь о кошельке своем?!! - громко закричал Христос, стоя посреди рынка.
- Эй, ты, длинный, не мешай людям работать! - крикнул ему кто-то из торговцев.
- Да, как же вам не совестно торговать в этом святом месте?!
- А ты за нашу совесть не беспокойся, ты лучше о себе подумай!
- Я думаю более о людях, что приходят молиться в дом Отца моего.
- А кто твой отец? Уж не царь ли Ирод?!! - торговец глумливо захохотал.
- Я сам царь! - громко сказал Христос.
- Ты - царь? Ты - царь?!! Люди, вы все слышали, да он же царь! - заверещал все тот же торговец.
- Я Иисус Христос, Царь Иудейский!
- А где же тогда твоя корона?
Христос раскинул руки у себя над головой и, указывая на небо, сказал:
- Сие есть моя корона!
Торговец, не поняв жест Христа, резко заверещал:
- Нам не нужен царь без короны! Убирайся отсюда!
После этих слов торговец бросил в Иисуса глиняный кувшин. Однако, рыжеволосый мужчина, стоящий рядом перехватил посудину и зашвырнул ее обратно в обидчика. Тут перед философом выскочили два крепких мужика, в одном из которых я узнал того рыбака из лодки, а другой своими мозолистыми руками напомнил мне плотника.
Разъяренные торговцы бросились на них, но защитники Иисуса взяли в руки палки и отогнали обидчиков.
Вскоре остальные ученики Христа, взяв в руки, какие-либо предметы стали крушить торговые лотки и изгонять торговцев из Храма.
- Очистите это место от скверны, дети мои, ибо в месте для молитв нет места торговли! Здесь люди должны думать о душе, а не о деньгах!
Я не стал досматривать окончание погрома и вернулся в резиденцию прокуратора...
- Значит, он уже начал дебоширить?! Быстро, однако! - возмутился Пилат.
- Нет, мой прокуратор, он просто хотел справедливости.
- Справедливости?! Да, что этот жалкий червяк может вообще знать о справедливости?!!
- Ошибаетесь, прокуратор. Он не жалкий червяк. Он философ.
- Он - сумасшедший! - Пилат выдержал небольшую паузу и промолвил, - Он вылечил кого-нибудь?
- Нет, прокуратор.
- Проклятье!!! - Пилат ударил кулаком по столу.
- Травяной отвар не помог вашей супруге?
- Не помог, Клавдий... Иди и смотри на чары этого колдуна. Судя по доносам моих шпионов, он просто обязан вылечить кого-нибудь!
- Слушаюсь, прокуратор!
750 год. Весна. 15 ниссана.
Сегодня я стал свидетелем весьма странной картины. Все дело в том, что я застал этого безумного философа недалеко от дома знатного члена Синедриона Анны, зятя первосвященника иудейского Иосифа Каифы. Хозяин дома вместе со своими товарищами оживленно спорили о чем-то с Христом.
- Истинно говорю вам, - обратился Христос к фарисеям, - Не во власти смысл службы вашей, а в вере, ибо истинная власть без веры невозможна.
- Но кто-то же должен властвовать в этом городе?! - возразил ему Анна.
- Всякая власть есть власть, данная Богом. Вы есть слуги Бога. Удел ваш в скромных молитвах и покаянии, а не во власти и управлении, ибо, использованием власть, дабы получить казенное злато, вы убиваете не только честь, но и совесть свою.
- Уж не упрекаешь ли ты нас в казнокрадстве, Христос.
- Не в моих силах упрекать кого-либо. Я лишь глаголю истину.
- Истина?!! А в чем же заключается истина?
- В том, что ты, Анна, и приспешники твои обираете народ. А это грешно, ибо красть у народа нельзя, так как он свое последнее вам отдает, а вы добро то себе в карман кладете, а народ меж тем голодает.
- А откуда у тебя такая любопытная информация, Иисус?
- Мне ведомо то, что ведомо Отцу моему.
- А кто твой отец?
- Я Иисус Христос, сын Бога Живого.
- Ты сын Бога?!!
- Истинно глаголю вам, что мой Отец есть ваш Бог!
- Если ты и в правду так считаешь, как говоришь, то ты и в правду безумен!
- Лучше быть безумным, чем слепым, ибо безумец видит правду, а слепой лишь обманываешь себя вымышленными образами. Вот и вы, фарисеи, мните себя божьими слугами, а на деле вы воры.
- Как тебе не стыдно говорить такое про нас, богохульник! Синедрион руководит и Храмом, и городом так, как он считает нужным. И не тебе об этом судить.
- Если Храм построен во имя Бога, то и руководит там Бог. Истинно говорю вам, придите к покаянию. Узрите грехи ваши перед Отцом моими и покайтесь.
- Перед кем?
- Перед Отцом моим, Господом Богом!
- Богохульник! - заверещали все фарисеи в один голос, - Ты ответишь за свои слова! Да, мы тебя распнем запросто!!!
Сразу после этих слов, Анна со своими коллегами неожиданно развернулся и ушел. А ко Христу вновь подбежал тот мужчина с рыжими волосами и потащил его куда-то под локоть.
- Пойдем отсюда, Учитель, пока они не вернулись со стражей!
- Я не боюсь стражи, Иуда, ибо не им решать судьбу мою!!!
Однако, не смотря на сопротивление Христа, рыжебородый все-таки увел его подальше от фарисеев.
Я вновь вернулся в резиденцию Пилата.
- Так значит, у этого наглеца хватило сил обличить этих казнокрадов? - спросил меня Понтий.
- Да, прокуратор.
- А он смел, как я посмотрю... Давно была пора сказать кому-нибудь правду о них!
- Однако, прокуратор, опасаюсь я, что все эти высказывания могут повлечь за собой гнев Синедриона.
- Верно рассуждаешь, центурион... Но мы что-нибудь придумаем! Не волнуйся!.. Он излечил кого-нибудь?
- Пока нет, прокуратор.
- А вот это плохо.
- Как ваша жена?
- Плохо. Кажется, заболевание дало осложнение... Боюсь, что лекарь не справиться.
- И что вы предприняли?
- Каифа рекомендовал мне одного шамана. Говорят, что он может заговорить любую боль.
- Надеюсь, в таком случае, он исцелит и мою ногу.
- Она все еще беспокоит тебя, Клавдий?
- Да, прокуратор.
- Что ж, центурион... Лекарь из Рима еще здесь. Обратись-ка ты лучше к нему!
- Слушаюсь, прокуратор!
- А затем, ты вновь возвращайся к слежке!
- Да, прокуратор!
750 год. Весна. 16 ниссана.
Весь день провел в военном госпитале при казармах легиона. По условию договора, эскулап из Рима должен был осмотреть солдат, которые имеют какие-либо жалобы. Кроме всего прочего он осмотрел и мою ногу. Смазав ее мазью, лекарь уверил меня, что вскоре все пройдет.
Я прождал несколько часов, но обещанного выздоровления не наступило. Нога продолжала болеть.
Я уж было хотел пойти к доктору и начать возмущаться, но посыльный, прибывший из резиденции прокуратора, возвестил мне весть о том, что мне надлежит срочно прибыть к Пилату.
- Ты уже знаешь, что натворил этот Иисус? - возмущенно спросил меня прокуратор.
- Я сегодня весь день провел в казармах. Я не могу знать этого, прокуратор.
- Что ж... Тогда сообщаю тебе, Клавдий, что отныне Христос объявлен государственным преступником! - Пилат взревел от ярости.
- Преступником?!! Но как!!! Он же и мухи не обидит!
- Мухи нет... А вот законную государственную власть, в лице всеславного и досточтимого Цезаря Тиберия, ему обидеть удалось!
- Но как?!
- Сегодня мои шпионы донесли, что во время проповеди возле главной площади, он предложил разрушить Храм и тем самым поднять бунт.
- Бунт?! Разрушение Храма?!! Этого не может быть! Я наблюдаю за Христом уже давно. Он может быть
И сумасшедший, но вполне безобидный.
- А как ты отнесешься к тому, что он осмелился отрицать власть Цезаря?
- Я не верю в это, прокуратор! Даже сумасшедший заботиться о сохранности своей жизни.
- А Христос - нет! Он сегодня на всю площадь кричал, что нету над людьми власти... Власти Цезаря!!!
- Гхм-м-м... Прокуратор, а откуда у вас это донесение?
- Мои люди на главной площади перед Храмом передали мне его сегодня.
- А кто был сегодня старшим наблюдателем?
- Центурион второго копья первой когорты легиона Кассий Лонгий.
- Что ж, прокуратор. Я поговорю с Кассием и вернусь.
- Действуй, Клавдий!
После того, как я покинул резиденцию прокуратора, я поспешил в дом моего старого знакомого Кассия. Мы служили с ним в кавалерии вместе с Пилатом еще во времена Галльской компании.
- Что привело тебя сегодня в мой дом, друг мой? - обратился ко мне Кассий.
- Мне нужна подробная информация о том, что произошло сегодня на главной площади!
- Ты имеешь в виду происшествии с сумасшедшим философом?
- Да.
- Но тогда ты можешь почитать мой отчет, лежащий у прокуратора.
- Спасибо, Кассий. Я уже говорил с Пилатом на эту тему.
- И что?
- Я не верю в то, что там написано.
- Ты не веришь в то, что Иисус призывал к бунту и отрицал власть Цезаря?
- Я не верю в то, что даже если он и пытался сделать что-либо подобное, то он это делал исходя только из личных побуждений. Скажи мне, Клавдий, он спорил с кем-то?
- Да. Кажется, на этот разговор его спровоцировал некто Прокоп из Гамаллы.
- Прокоп?! А кто он такой?!!
- Он мелкий торговец. По слухам занимается еще и ростовщичеством.
- Где он живет?
Кассий продиктовал мне адрес.
- Пожалуй, я нанесу ему визит!
В тот же вечер, я отправился на окраину города и нашел там дом Прокопа. Он жил в обычном ничем не примечательном жилище, в коих по обыкновению ютятся иудеи со средним достатком.
Я постучал в дверь.
- Кто там? - раздался чей-то встревоженный голос из-за двери.
- Я пришел долг тебе занести!
- А, это ты, Иосиф, ну проходи!
После того, как на той стороне щелкнула задвижка, и дверь податливо стала открываться, я ударил ногой прямо в деревянную перекладину посредине. Дверь с лязгом давно не смазанных петель распахнулась, и я Прокоп полетел на пол.
Иудей, застывший на полу, в ужасе глазел на меня. Я вынул свой меч, взял ростовщика за бороду и приставил лезвие ему к кадыку.
- Берите все, что хотите, только не убивайте!
- Глупец, Прокоп, мне не нужны твои деньги.
- Но... Разве вы не грабитель?
- Нет, иудей... Я центурион первого копья Клавдий Крисп!
- Вы от Пилата?!
- Не-е-ет... Я сам по себе! - лукаво усмехнувшись, проговорил я.
После этих Прокоп побледнел, как будто увидел перед собой самого Аида*.
* Аид - в греческой мифологии Бог подземного царства мертвых.
- Но, что тогда вам надо.
- Мне нужны ответы. Кто просил тебя спровоцировать Иисуса на разговор о власти?
- Я не могу сказать тебе этого, иначе меня убьют.
- Не волнуйся, Прокоп, я убью тебя быстрее! - после этих слов, я нажал на рукоятку меча, и лезвие уперлось в шею торговца еще сильнее.
- Я все скажу, только пощадите!
- Кто тебе приказал устроить провокацию?
- Он... Человек из Синедриона.
- Имя!
- Я не знаю...
- Имя!!!
- Но я не...
Я потянул его за бороду, и лезвие уперлась в его кадык с такой силой, что ростовщик начал хрипеть.
- Анна?!! Каифа?!! - я стал перечислять имена.
- Каифа!!! Это был Каифа...
После этого признания я разжал руку и выпустил из нее бороду Прокопа. Ростовщик упал на пол и принялся потирать свою израненную шею.
- Расскажи мне все, как было!
- Пощадите, центурион... Меня же убьют!
- Не забывай, что я убью тебя раньше, если ты продолжишь хранить молчание. Говори!
- Позавчера первосвященник подошел ко мне и заплатил мне 30 монет серебром, чтобы я в открытую перед всем народом разговорил Христа о власти и спровоцировал его на антиправительственные высказывания.
- Молодец, Прокоп... Я люблю честность... Сейчас я уйду, а ты никуда не отлучайся из Иерусалима и будь готов к тому, чтобы предстать свидетелем на суде!
- Но...
- Никаких "но", ростовщик, иначе я самолично распну тебя на кресте за соучастие в заговоре против римской власти. Понятно?
- Понятно...
Я покинул дом Прокопа и поспешил в резиденцию прокуратора. После того, как я рассказал Пилату результат своего расследования, Понтий посмотрел на меня взглядом, исполненным тревоги...
- С огнем играет первосвященник... Ох, и сгорит же он, как мотылек...
- Не волнуйтесь, прокуратор. Я буду рад помочь ему в этом.
- Что ж, центурион, тогда поспеши найти Христа и арестовать его. Нужно поместить его в преторию, иначе, Каифа, сможет причинить ему зло.
- Будет исполнено, прокуратор. Да будет дозволено мне усилить охрану претории, дабы не одна мышь не проникла внутрь!
- Усилением охраны займется Кассий. Ты, Крисп, иди и разыщи мне Христа... От этого шамана не больше толку, чем от лекаря. Клавдии становиться все хуже... Найди мне Христа, как можно скорее!
- Будет исполнено, прокуратор!
750 год. Весна. 17 ниссана.
На следующий день, я перерыл весь город, но ни Иисуса, ни его приспешников, я так и не нашел.
Уже ближе к вечеру до меня донесся слух, что Иисус вроде бы находиться в общественных банях. Я стремглав помчался в термы. Там передо мной предстала изумляющая картина. Пред моими очами свершилось то, о чем так часто спрашивал меня Пилат...
Сегодня в термах собралась толпа калек, больных и прокаженных... Все они стремились подойти ко Христу и дотронуться до него. Иисус клал свою руку каждому страждущему на его голову и тот мгновенно исцелялся. Я не верил глазам своим. Ко Христу подходили все калеки, а уходили от него здоровыми и счастливыми людьми.
Вот к Иисусу подвели слепца. Христос перекрестил его, затем дотронулся до его головы и произнес:
- Во имя Отца и Сына и Святаго духа. Аминь.
Слепец на моих глазах прозрел и принялся целовать ноги Христу.
- Не благодари меня, сын мой, ибо сие делаю не я, но Отец мой. Его и благодари.
После слепца ко Христу подошел хромой. Иисус снова перекрестил его:
- Во имя Отца и Сына и Святаго духа. Аминь.
На моих глазах человек перестал хромать и, довольно улыбаясь, принялся благодарить Христа.
- Не меня благодари, сын мой, но Отца моего!
После хромого к Иисусу поднесли парализованного человека. Христос вновь перекрестил его:
- Во имя Отца и Сына и Святаго духа. Аминь.
Однако, паралитик остался лежать неподвижно...
По толпе пробежал ропот сомнения.
- Встань и иди! - произнес громогласно Христос, глядя на лежащего перед ним человека.
- Встань и иди! - во второй раз повторил он.
Паралитик стал нервно биться в конвульсиях, пытаясь управиться со своими внезапно ожившими конечностями.
- Встань и иди! - произнес Христос в третий раз, и еще недавно парализованный человек поднялся на ноги и самостоятельно пошел весьма твердой и уверенной походкой.
Вся толпа залилась овациями. Больные и калеки хлопали в ладоши и свистели в знак признания чудесных способностей Христа, продолжая идти к нему за исцелением.
Я не мог поверить в происходящие.
- Стойте! - закричал я в сердцах, глядя в глаза Христу через весь коридор, - Все это обман! Не может один человек накормить, исцелить и осчастливить все человечество!
- Может, сын мой, ибо истинно говорю тебе, не пройдет и недели, как и ты уверуешь в меня! - обратился ко мне Иисус своим громогласным голосом.
- Этого никогда не произойдет! Я никогда не поверю в тебя!
- Как знаешь, сын мой...
Затем Христос пристально поглядел на меня и, произнеся:
- Во имя Отца и Сына и Святаго духа. Аминь, - перекрестил меня.
Я почувствовал, что со мной что-то не то. На секунду у меня закружилась голова, и меня стало подташнивать... Было такое ощущение, что внутри меня что-то перевернулось...
Я выбежал на улицу и сел на скамейке пред термами.
Во мне что-то переменилось...
Моя нога... О, всемогущие Боги, моя нога! Она прошла! Боли больше нет!
- Этого не может быть! - завопил я в исступлении, заливаясь слезами, - Это все не существует! Ты не настоящий, Христос! Я не верю в тебя! Тебя нет!!!
- Отчего ты считаешь так? - услышал я рядом с собой чей-то голос.
Я в оцепенении обернулся. Рядом со мной на скамейке сидел статный седобородый старец с поразительно правильными чертами лица и исполненными бездонной синевы глазами.
- Отчего ты не веришь в то, что видишь, Клавдий? - спросил меня незнакомец.
- От того, что этого быть не может.
- Но ведь это было?
- Нет! Этого не было. Это все обман! Мистификация!!! Этого всего не существует! Ни калек, ни учеников, ни Иисуса! Ничего не существует!
- А ты существуешь, Клавдий?
- Что?!!
- Откуда ты так уверен в том, что ты существуешь?
- Я уверен в этом потому, что я живу! Живу и мыслю! А значит, существую!
- Скажи, Клавдий, а труп мыслит?
- Нет.
- То есть труп не существует?
- Нет. Труп присутствует, как стол, как стул, как ваза... Труп - это уже не человек. Это всего лишь предмет!
- А Иисус существует?
- Да.
- Как кто?
- Как человек.
- А слышал ли ты о том, что он не просто человек.
- В смысле?
- В том, что он - Бог и сын Бога!
- И которого же из Богов он сын? Юпитера? Плутона?! Нептуна?!!
- Меня, - скромно сказал старец, пристально глядя мне в глаза.
- Тебя?!!
- Да, меня... Я - Бог...
- Ты - Бог?!! - но этого же не может быть! Ты не Бог! Ты не можешь быть Богом!!!
- Если ты, Клавдий, думаешь, что ты живешь, а, следовательно, существуешь, то почему я не могу быть Богом, если я так думаю?
- Но ведь это не возможно! Ты можешь быть Богом, даже, если ты так думаешь!
- Хорошо, Клавдий, могу ли я попытаться доказать тебе это?
- Попробуй!
- Если ты поверишь в то, что ты на самом деле мертв и, следовательно, не существуешь, ты поверишь, что я существую, в качестве Бога и в то, что я и есть Бог?
- Да, но для этого тебе придется убить меня!
- Совершенно верно... - лукаво улыбаясь, сказал странник и хлопнул в ладоши.
В этот же миг у меня в глазах помутнело, и к горлу подступило удушье. Я упал на землю и стал биться в конвульсиях. Мою грудную клетку пронзила острая боль, и я замер на земле без движения.
- Довольно, - сказал старик и снова хлопнул в ладоши.
Меня что-то тряхануло, крутануло в воздухе, и я в мгновения ока очутился на той же скамейке, где и был до этого момента.
- Теперь ты мне веришь?
- Теперь...
- А что теперь изменилось?
- А разве ты не чувствуешь?
- Не чувствую что?
- Что ты мертв!
- Я мертв?!!
- Ты мертв, - совершенно спокойно сказал старик.
- Но ведь этого быть не может!
- Может, мой мальчик... Потрогай свой пульс.
Я положил руку на запястье. Тишина.
- Он... Он не бьется...
- А сердце?
Я потрогал грудную клетку. Пустота.
- И сердце не колыхается...
- Посмотри на свои руки!
- О, Боги, да они бледные, как у покойника!
- Так значит я...
- Мертвец.
- Но ведь мертвые не разговаривают!
- А ты в этом уверен?
- Да.
- А на сколько сильно ты уверен в том, что ты разговариваешь?
- Полностью.
- Но ведь ты же нем, как рыба!
" Что?!" - возразил ему я.
- Ты не можешь говорить! - уверенно произнес старик.
"Что за чушь ты несешь! Я же говорю с тобой прямо сейчас!"
- А разве ты со мной говоришь?
"Естественно!"
- Тогда почему ты не разу не открыл рот и не произнес ни слова?
"Не понимаю?.."
- Ты лишь думаешь, что говоришь...
Я побледнел еще больше. Поднеся руки к губам я в ужасе оторопел. Они были неподвижны..
"Но как такое может быть?"
- Безмолвие - это цена неверия, ибо раз ты не веришь в истину, то все слова твои бессмысленны, ибо они лживы.
" Но что мне делать для того, чтобы вновь научиться говорить?"
- Тебе нужно просто поверить.
" Во что?"
- В истину?
" А в чем истина?"
- В том, что Иисус Бог!
" Но если я не смогу, в это поверить?"
- Сможешь, центурион... Ты сможешь поверить в это в тот момент, когда ты поверишь в свою смерть.
" И когда же настанет этот момент?"
- Скоро, центурион... Очень скоро...
Старик ехидно улыбнулся и, произнеся фразу: "Эх ты, дитя мое неверующее...", снова хлопнул в ладоши, и перед моими глазами все померкло...
750 год. Весна. 18 ниссана.
Я проснулся рано утром у себя в кровати. Что это было?! Сон или явь? Меня прошиб холодный пот. Я оделся и поспешил в резиденцию прокуратора.
Пилат был в бешенстве. Его жене стало хуже, и он не спал почти всю ночь.
- Ты нашел его?
- Нет...
- Ищи, Клавдий! Если надо, землю рой, но Иисуса ты мне найди! Понял?!!
- Да, прокуратор!
Я облазил в поисках Иисуса весь город. Я был и в Храме, и в богатых кварталах, и в обиталище черни, и на базарной площади, и в Гевсемандском саду. Поднялся даже на Лысую Гору, прозванную иудеями Галгофой, где по обыкновению распинали преступников, приговоренных Пилатом к смертной казни... Но нигде... Нигде не было следа ни Иисуса, ни его учеников.
Я уже отчаялся найти Иисуса, как вдруг, заметил по дороге ведущей от Гевсимандского сада к центру города того самого рыжебородого мужчину, которого Христос называл Иудой. Тот одиноко брел по протоптанной тропе, которая помнила отпечатки десятков ног, шедших от сада к Храмовой площади. Ученик Христа горько плакал. Я медленно подошел к нему и осторожно у него поинтересовался:
- Где твой Учитель?
Иуда посмотрел на меня заплаканными глазами и указал рукой в сторону Храма:
- Туда... Они повели его туда, центурион...
- Кто "они" ?
- Фарисеи... Солдаты Синедриона,...
- Они схватили его?
- Да, центурион.
- Но как?! Как они нашли его, если даже я, начальник тайной службы прокуратора Иудеи не смог отыскать его.
- Это моя вина, центурион. Я привел их к Христу. Мне ужасно плохо. Если вы меня заколите своим мечом здесь и сейчас, то я буду вам безмерно благодарен.
- Но как так получилось, что ты привел их? Они тебя выследили?
- Нет, центуриона. Я предал Учителя.
- Что?!!!!!!!!!!! - опешил я.
- Я предал Христа...
- Но как, когда, за что?
- Я указал на него фарисеям. Поцелуем своим предал я Сына Божьего... Сегодня... За 30 серебряников.
- Ты наговариваешь на себя, Иуда! Ты же не способен на это! Я видел, какими глазами ты смотрел на него тогда в Храме! Это были глаза, полные любви и преданности! Такие глаза не могут предать!
- Ошибаешься, центурион, еще как могут?
- Но почему?
- Потому что от любви до ненависти один шаг...
- Что это значит?
- Это значит то, центурион, что я не просто был предан Христу! Я любил его! Понимаешь?!! Я любил его все эти годы! Ради него я бросил все: дом, карьеру, семью! А он...
- Что он?
- Он был не способен полюбить ни меня, ни Марию Магдалену... Он вообще был не способен ни на плотскую, ни на какую другую любовь...
- Он что, никогда никого не любил?
- Нет, центурион... Все намного хуже... Он всегда любил только одно.
- Что же? Власть, деньги, женщин? А может, мужчин?
Клац!.. Иуда влепил мне звонкую пощечину.
- Нет! - гордо сказал он, - Он любил сразу все человечество!
- Что?!! Но ведь это невозможно! Не может один человек любить сразу все человечество!
- А Христос мог! Он сам мне сказал это... Сегодня утром, когда я открылся ему, когда рассказал о своих чувствах...
- И что он ответил тебе?
- Что он не может дать мне той любви, которую я хочу... Он сказал, что любит меня, но как духовное чадо свое.
- И тогда?
- Тогда я возненавидел его! Я из нашего дома. Пошел в трактир. Напился там до чертиков.
- А потом?
- Потом я встретил его...
- Кого именно?
- Этого странного человека с таким удивительно серым и неброским лицом... Такого не узнаешь в толпе... Он сам, словно средоточие серой безликой массы...
- И что?
- Он споил меня, а затем выболтал у меня все мои тайны! Это именно он надоумил меня предать того, кого я любил больше жизни.
- Но кто был этот странный человек? Иудей? Сирииец? Римлянин?
- Римлянин...
- Но как же его звали?
- Он открыл мне свое имя. Его звали Люций Фер...
- Люций Фер?..
- Да, центурион.
- Я думал, что знаю всех римлян в этой провинции, но об этом человеке, я никогда не слыхал.
- Я тоже... До этого дня... Затем, когда алкоголь взял надо мной верх, все было, как во сне... Вспышка ярости, визит в Храм, договор с Каифой, предательство, 30 монет серебром, подписание документов, арест Христа, страх и отчаяние...
- Документов? Каких таких документов?
- Тех, в коих я лжесвидетельствовал о том, что якобы собственными ушами слышал о том, что Иисус готовит бунт и заговор против власти... Готовит не только свержение Пилата, но и...
- Что?!!
- Убийство Цезаря...
- Что?!!!!!!!!!
- Я оговорил Христа в подготовки покушения на императора Тиберия...
- Безумец... Безумец... - взволнованно проговорил я, пытаясь осмыслить, что сейчас делать, - Где ты живешь?
- Сейчас я нашел временное пристанище в сарае недалеко от Голгофы.
- Где именно?
- Подле большой осины, растущей на южном склоне горы.
- Что ж... У тебя в твоем сарае есть перо и пергамент?
- Да, центурион.
- Тогда иди и сейчас же пиши отречение от своих показаний. А затем сиди в своем сарае, как мышь и жди моего визита! Понял?
- Да, центурион!
- Отлично... Попробуем спасти твоего Христа...
После этих слов я бросился в сторону Храма. Там на дороге, возле центральной площади собралась огромная толпа людей. В центре нее стоял избитый и обмотанный цепями Христос, а вокруг него в пышных одеждах сидели верховные члены Синедриона: Каифа, Анна и другие.
Вдруг в толпе послышалось какое-то недовольство и брожение.
- Это Петр! Он был с ним! - услышал я из далека чей-то голос.
- Вы обознались!..
- Смотрите, это один из его учеников! Я его узнала!
- Ты ошиблась, слепая старуха. Этот человек мне не знаком.
- Это же Петр-плотник! Ученик Христа!
- Я не ученик его! Я его не знаю! Он мне никто!!! - раздался чей-то громогласный бас и из толпы, словно стрела из туго натянутого лука вырвался здоровенный мужчина.
Он бежал без оглядки туда, куда глядят его глаза. Я узнал его. Это действительно был Петр, самый преданный ученик Иисуса...
Вдруг, внезапно где-то ровно три раза прокричал петух. Мужчина внезапно остановился и упал на колени. Затем он склонился на землю и принялся бить об нее своими ручищами. Он отрекся от Христа... Он сделал это трижды, пока не пропел петух...
Внезапно мои сомнения и мысли прервал крик первосвященника иудейского Иосифа Каифы:
- Презнаешь ли ты себя, Иисус из Назарета, виновным в подстрекательстве к поджогу Храма?
- Нет... - как-то скромно, словно извиняясь перед кем-то, сказал Христос.
- Но не твои ли слова были о том, что ты разрушишь этот Храм?
- Нет...
- Однако, вот показания свидетелей! - Каифа достал пергамент и зачитал, - Я разрушу Старый Храм. Все мы будем жить по-новому!
- Я говорил не о Храме, а о вере, ибо истинный храм у человека в душе! Я создам новую веру и она заменит собой ту, что есть ныне...
- Но и как ты собираешься создать ее?
- Отдам я тело и душу свою ради людей сиих, ибо смогли они войти в царствие Отца моего!
- А кто отец твой, чтобы входить в царствие его. Неужто он владыка Сирии и ты призываешь всех иудеев поддаться ассирийскому гнету?
- Мой Отец Царь Царей.
- Значит, его царство не Сирия?
- Царствие его не на земле, а на небесах, ибо Он есть Господь Бог! - провозгласил Иисус на всю толпу.
- Богохульник! - громогласно завопили члены Синедриона
- Смерть ему!
- Распять богохульника! - подхватили в толпе.
- На крест его! На крест! - завопили иудеи.
В этот момент я понял, что в любую минуту может произойти непоправимое... Увидев конный римский патруль, я обратился к легионерам за помощью. Вместе мы растолкали зевак и забрали Христа у Каифы.
- Я есть центурион первого копья Клавдий Крисп. Именем Цезаря Тиберия приказываю вам расступиться и выдать пленника законному суду прокуратора Иудеи.
- Смотри, Крисп, - сказал мне Каифа угрожающем тоном, - Смотри, чтобы прокуратор принял правильное, - он подчеркнул это слово, - решение... Иначе может быть худо...
- Не волнуйся, первосвященник, Пилат никогда не ошибается!
- Надеюсь на это, центурион... Надеюсь...
750 год. Весна. 19 ниссана.
Всю ночь Иисус провел в преторианской тюрьме. Я же, устав от сложного дня, отсыпался в своих покоях.
- Вставай, соня! - услышал я сквозь сон чей-то голос.
- Прокуратор, - открывая глаза, произнес я.
- Кассий Лонгий сказал, что ты нашел его?
- Да.
- Где он?
- В камере.
- С ним все нормально?
- Да... Только фарисеи его хорошенько поколотили...
- Он хотя бы жив?
- Живее всех живых!
- Но почему синедрионцы избили его.
- Это долгая история.
- А я никуда и не спешу.
- Чтож, прокуратор, тогда слушайте...
Я пересказал Пилату все то, что произошло с мной за сегодняшний день. Выслушав меня, прокуратор недовольно произнес:
- Подкупленные свидетели, сфабрикованные улики, провокации ... Похоже, Каифа серьезно настроен уничтожить этого самого Христа... Причем по закону! Вот, что меня так пугает во всем этом. Именно по закону... Что-то не похоже это на первосвященника.
- Я думаю, что Каифа просто боится Христа.
- Боится?!! Он - президент Синедриона и боится какого-то безобидного философа, который даже и мухи не обидит!
- Да, прокуратор. Я уверен в том, что он его опасается.
- Что ж... Тогда, Клавдий, приведи-ка ко мне этого "страшного" человека...
- Будет исполнено, прокуратор! - сказал я и, уж было, пошел в тюремный корпус, как вдруг Пилат окрикнул меня:
- Я смотрю, ты уже не хромаешь? У тебя наконец-то прошла нога?
- Не совсем прошла. Ее мне вылечили.
- Кто?
- Иисус.
- Ясно...
- Мне идти, прокуратор?
- Иди, Клавдий...
Я спустился в тюремный корпус за Христом.
- Вставай, Иисус! Тебя ждет Пилат!
Христос встал с холодного тюремного пола.
- Отчего вы спасли меня, центурион? Отчего отбили меня у Каифы?
- В благодарность...
- За что?
- За ногу... Ты мне ее вылечил. Я был твоим должником. А долги, как известно, нужно отдавать. Однако, теперь я спокоен, ибо ныне мы квиты!
Иисус посмотрел на меня таким взглядом, как наивный щенок смотрит на своего хозяина.
- Так вы спасли меня только по этому, центурион?
- А почему я еще должен был тебя спасать.
- Я думал, что вы в меня поверили...
- Поверил ли я? В то, что ты Бог и сын Бога?!! Не-е-ет, голубчик, у меня пока что еще с головой все в порядке!
- Тогда, центурион, наверно безумен я, раз смею говорить вам такое, но знайте, что не пройдет и недели, как вы измените свое мнение... - сказал он пророческим голосом.
- Поживем - посмотрим! - ответил я с усмешкой.
Мы поднялись к прокуратору. Пилат осмотрел Христа оценивающим взглядом. Растрепанные волосы. Воспалившиеся глаза. Порванная хитоновая накидка. Синяк под глазом. Ссадина на виске. Босые без сандалий ноги.
- И чем же это ты смог так сильно испугать первосвященника, Иисус из Назарета?
- Истиной, прокуратор.
- Истинной? А ты знаешь, что такое истинна?
- Знаю, прокуратор.
- И что же это?
- Это любовь.
- Любовь?
- Истина - это любовь, потому что это чувство сильнейшее изо всех, ибо идет оно из сердца, а сердце врать не может...
После этой фразы Пилат пристально поглядел на Христа:
- Ты не прав, Иисус из Назарета. Истина - это власть! Ибо власть дает право суда. А суд - это есть спор между ложью и правдой, в котором, как известно, и рождается истина.
- А что будет, если в этом споре победит ложь?
Пилат вновь молча уставился на иудея, а Христос тем временем продолжал:
- Тогда ваши доводы, относительно того, что истина - это власть, рушатся, ибо они беспочвенны.
- Но почему? Ведь только власть может дать человеку право миловать и карать!
- Зачем человеку это право, если сам человек может быть не прав?
- Чтобы вершить справедливость и наказывать преступников.
- А ведь, если бы все люди на земле любили бы друг друга, то преступников-то на свете и не было бы... Никто бы не делал ничего плохого.
- Но в нашем мире это невозможно!
- Зато, прокуратор, это возможно в Царствии Отца моего, ибо он любит всех людей сразу и каждого в отдельности. Мой Отец есть воплощение мудрости и любви!
После этих слов Пилат на секунду затих и внимательно посмотрел на Христа, обдумывая свой дальнейший вопрос:
- А кто твой отец?
- Бог.
- Ты это говоришь так убедительно, что, кажется, я понял, почему Каифа так боится тебя!
- Я говорю это так убедительно, потому что я говорю истину! Мой Отец действительно Бог...
- Ты сам-то веришь в это?
- Я это знаю... Я знаю это, как и то, прокуратор, что в данный момент в этом огромном доме очень плохо одной женщине... Она лежит на балконе с верандой и мучается страшным жаром, ибо окна открыты и ее без того больное тело насквозь продуло.
- Что?!! - завопил Пилат и, обернувшись к стражнику, приказал, - А ну быстро поднялся в покои моей жены и закрыл ставни!
- Слушаюсь, прокуратор! - сказал охранник и вышел из тюремного корпуса.
- Так эта бедная больная женщина ваша жена, прокуратор? - сказал Иисус.
- Да.
- Вы любите ее?
- Да.
- Сильно?
- Очень!
- Вот в этом и есть истина! Ваша любовь к жене - это единственное истинное чувство, которое вы испытывали когда-либо в этой жизни!
- Верно говоришь, Иисус из Назарета!
- Тогда дозвольте мне, прокуратор, хоть краем глаза взглянуть на вашу жену! Может я смогу оказать ей помощь?
- Это предложение не лишено здравого смысла, Иисус... Приготовься! Мы поднимаемся к ней!
После этих слов Пилат, Иисус и я поднялись в покои Клавдии. Там уже находились шаман и лекарь.
- А ну вон, бездарности! - скомандовал Пилат.
- Слушаемся, прокуратор! - хором сказали они и поспешили покинуть помещение.
В дверях шаман столкнулся с Христом. Их взгляды внезапно встретились, и колдун в ужасе отвел глаза. По лицу Иисуса тоже пробежала судорога...
- Помогите! Помогите! - сквозь сон простонала Клавдия, даже не видев, но, видимо, почувствовав рядом Христа.
Назаритянен подошел к кровати и перекрестил больную женщину:
- Во имя Отца и Сына и Святаго духа. Аминь.
Затем он положил руку ей на голову и скомандовал:
- Очнись и излечись!
После этих слов Клавдия внезапно проснулась и, открыв глаза, удивленно посмотрела на своего мужа.
- Дорогой, мне так хорошо сейчас... Представляешь, а мне снился такой страшный сон, как будто я умираю... Дорогой, а я долго спала?
- Нет, милая... Недолго, - соврал ей Пилат.
Прокуратор нагнулся и принялся целовать ее. Я, чтобы не смущать Пилата схватил Иисуса под руку и вывел из покоев прокуратора.
Мы спустились на первый этаж и сели за уютный столик из красного дерева. Я взял со стола кувшин красного терпкого вина и разлил его по стаканам. Затем я взял с тарелки большую сдобную лепешку и разрезал ее на две части.
- За твое здоровье! - я поднял бокал и чокнулся с Христом.
- Истинно говорю тебе, что ныне сие есть кровь и плоть моя!
- Чего???
- Сие есть кровь Нового Завета. Сие есть предтеча Царства Истины!
- Какого еще Царства?
- Того, что скоро войдет в мир сей, и познают люди Бога Живого, ибо час сей уже близок!
Я заворожено слушал Иисуса, однако, прямо в этот самый момент, когда он вошел в раж, привратник подбежал ко мне и передал, что приехал Каифа.
Я поспешил доложить об этом лично прокуратору. После того, как я спустился обратно и увидел первосвященника, уже вошедшего в преторию, я поспешил передать ему, что Пилат уже ждет его в своем кабинете, однако, он, выслушав мой доклад, внезапно пригрозил мне пальцем и лукаво заметил:
- Значит, у вас нынче опасные государственные преступники не по камерам сидят, а винцо на веранде распивают? Н-да... Непорядок у вас в претории твориться... Чует сердце мое, что Тиберий разозлиться, если узнает об этом.
- Если Цезарь разозлиться, сердцу твоему не биться! - шутливо ответил я.
- Мне расценивать это, как угрозу, центурион?
- Расценивай это, как всего-навсего констатацию фактов!..
Первосвященник замолчал и, окинув Иисуса надменным взглядом, устремился прочь в кабинет прокуратора. Какое-то время Пилат и Каифа провели вместе. Примерно через час разгневанный первосвященник покинул преторию, обернувшись на последок и бросив в лицо Пилату:
- Ты мне еще за это ответишь! Цезарь узнает все о твоих делишках. Ты хочешь войны, Пилат?! Что ж, ты ее получишь!..
После того, как первосвященник покинул прокуратора, я подошел к Пилату и постарался разузнать в чем же дело.
- Он хотел, чтобы я осудил Иисуса на казнь!
- И что?
- Я отказал ему!
- И он так просто согласился с этим?
- Нет, он стал мне угрожать, что он передаст Цезарю документы, где говориться о том, что Христос готовил на него покушение, а я, стало быть, его покрывал и был соучастником.
- И что?
- А то что все эти документы - филькины грамоты... Иисус спас жизнь моей жене. Я обязан спасти ему жизнь любой ценой!
- И что же вы предлагаете?
- Иди и приведи сюда Иуду и Прокопа. Пусть они напишут о том, что было на самом деле. Мне нужны их показания!
- Хорошо, прокуратор! Как вам говорил ранее, Иуда уже должен был написать отречение от своих показаний. Я говорил с ним еще вчера!
- Хорошо, центурион, тогда действуй!
Я тот час же сел на коня и, взяв с собой конный разъезд караульного отряда, двинулся в центр города. Нужно было забрать Прокопа, чтобы он написал признание о провокации, оплаченной Каифой.
Однако, этому не суждено было случиться...
Сразу, как я нашел дом провокатора, меня насторожило то, что двери были распахнуты. Войдя в них, я увидел ужасную картину...
На полу в прихожей, средь поломанных вещей, рассыпанных монет и порванных документов, лежал пронзенный кинжалом Прокоп.
Я сжал кулаки и ударил ими от злости по столу. Затем, обернувшись к солдатам, я громко скомандовал :
- К Галгофе! На южный склон! Быстро!!!
Наш отряд, преодолевая один за другим городские кварталы, стремглав помчался к убежищу Иуды...
Однако, и тут люди Каифы, а я в этом уже и не сомневался, опередили нас.
- Центурион, я вижу дым! - сказал мне один из всадников.
Действительно, там, на южном склоне Лысой горы, под одиноко стоящей осиной виднелось пепелище, бывшее еще совсем недавно сараем, где прятался Иуда... Сам же предатель, к моему ужасу, болтался, вздернутый на ветвях дерева. Ветер колыхал его измученное тело из стороны в сторону.
Мне стало горько... Но горько не от того, что все эти люди были мертвы, а от того, что я и именно я не смог спасти их... В некотором роде, они стали жертвами тех интриг, которые плели меж собой Пилат и Каифа... А, следовательно, часть ответственность за смерти столь ценных свидетелей ложилась и на меня...
Мне стало тошно и горько, ибо чувство вины за их смерть пришло ко мне вместе с фактом осознания того, что я стал причиной этого.
Вдруг, я внезапно для себя услышал музыку, доносящуюся из-за поворота. Мой отряд метнулся в том направлении.
Вскоре передо мной престала следующая картина: посреди склона на большом черном камне сидел человек с абсолютно невыразительным лицом, облаченный в темные бархатные одежды и играл, перебирая по струнам, на странном продолговатом инструменте. Я никогда раньше не видел ни этого человека, ни этого инструмента. А незнакомец, меж тем, стал петь весьма приятным голосом довольно грустную песню:
Когда же ты, отвергнув Бога,
В потемках роешься души.
Перед тобой лежит дорога.
Ее ты выбрать не спеши.
Ибо избрать ее успеешь,
Средь ослепительных побед.
Когда признаться ты посмеешь,
Сказать себе, что Бога нет.
Быть может, ты захочешь счастья,
Ведь все дозволено тебе!
К чему разлуки и ненастья?!
Хозяин ты своей судьбе.
Но ведь один ты в этом мире.
Хоть при деньгах, но без души.
Сходя с ума в пустой квартире
От одиночества в тиши.
Уж не нужны тебе забавы.
Веселой жизни кончен срок.
Добился денег ты и славы.
Одно лишь сделать ты не смог.
Не смог ты выбрать ту дорогу,
Где благодать, покой и тишь.
Теперь один, отвергнув Бога,
На перекрестке ты стоишь.
Куда идти тебе не знаешь?
Быть может в ад, а может в рай.
Подумай, что себе желаешь.
И лишь подумав, выбирай.
Зачем шелка тебе и злато?
Коль грешный путь твой одинок.
Подумай ведь тебе отраду
Способен дать лишь Господь Бог.
Все в этой жизни крест мы тащим.
Лишь ты поднять его не смог.
Подумай ты, душой пропащий.
Подумай ты, душой пропащий?
Подумай ты, душой пропащий!
Наверно все-таки есть Бог.
Наверно все-таки есть Бог!
- Ты один из учеников Христа? - спросил я.
- Нет, - безразлично ответил незнакомец, - Я сам по себе...
- Тогда кто ты и откуда?
- Я - Люций Фер из Рима, бродячий артист.
- И что привело тебя в этот отдаленный уголок нашей Империи, Люций Фер из Рима?
- Я - артист... Я пою песни и пишу пьесы. Я узнал, что в вашей провинции появился человек, утверждающий, что он Сын Бога и сам Бог. Я решил познакомиться с ним и проверить это.
- И как?
- Он мне это доказал.
- Каким же образом?
- Я впервые увидел Христа в Палестинской пустыне, когда он шел в Иерусалим из Капернаума. Мы подошли к обрыву скалы, и я попросил его доказать мне, что его отец действительно Господь Бог.
- Как именно?
- Я предложил ему прыгнуть со скалы, чтобы Бог спустился с небес и поймал его.
- И что, он прыгнул?
- Нет.
- Но почему же тогда ты поверил, что он Сын Божий.
- Я поверил в это именно по тому, что он не прыгнул. В противном случае, я счел бы его безумным фанатиком, так как Бог не может спуститься с небес на землю...
- Что Иисус сказал тебе в тот момент?
- Он сказал мне, что не хочет напрасно испытывать судьбу, подвергая свою жизнь бессмысленному риску.
- И поэтому ты спровоцировал Иуду придать его?
- Да.
- Но зачем?
- Я хотел посмотреть, не откажется ли Иисус от своих слов, чтобы спасти свою жизнь и не быть распятым.
- Ты играешь им, словно игрушкой, Люций Фер. Иуда тоже был одной из твоих игрушек?
- Все мы игрушки, центурион... Игрушки в руках Бога.
- Тогда почему ваш Бог допускает, чтобы некоторые из его игрушек ломались? - я указал на весящее на осине тело.
- Бог он не наш или ваш... Бог - он один... Один на всех... А, что касается, игрушек... Что ж... Бог всем воздает по заслугам. Иуда предал Христа Каифе. Каифа предал Иуду, подослав к нему убийц.
- Ты уверен в этом, Фер?
- Без сомнения... Вся человеческая жизнь есть череда причин и последствий. Если человек совершил преступление, то наказание за него последует неотвратимо. На этом строятся все человеческие отношения, ибо Бог существует именно для того, чтобы человек всегда получал по заслугам. Добро за добро, а зло за зло... Это называется справедливость...
- А ты справедливо поступил, что обрек Иисуса на страдание только для того, чтобы удовлетворить собственное любопытство.
- Да...
- Но почему?
- Потому что тот, кто посмел назвать себя Сыном Господа, должен рано или поздно ответить за свои слова. Ибо тогда и только тогда ему поверят люди и пойдут за ним.
- Но ведь ему придется для этого умереть на кресте!
- Он умрет, но миллионы людей будут жить... Жить с мыслью о нем... Ибо истинно говорю тебе, центурион, не ты, но внуки твои и правнуки будут поклоняться Христу, аки Богу, потому как он сам есть Бог...
- Что ж... Надеюсь, что я застану это время... И тогда, быть может, я сам смогу поверить в то, что он - Бог.
- Истинно говорю тебе, центурион, ты поверишь в это гораздо быстрее.
- Поживем - увидим, Люций Фер.
- Поживем - поживем... - он внезапно ехидно улыбнулся и подморгнул мне.
Я хотел ему что-то сказать, но тут меня неожиданно окликнул голос одного из всадников:
- Центурион, вы долго еще будете здесь сидеть?
- Я занят. Не видишь, я разговариваю! - повернулся и посмотрел на легионера.
Тот изумленно уставился на меня:
- Но с кем?
Я чуть было уже не произнес фразу: "С ним!", как вдруг переведя свой взгляд в то место, где еще совсем недавно сидел Люций Фер,я обнаружил, что он совершенно пусто.
"О, Боги Всемогущие, куда же он подевался?" - подумал и вновь обернулся к всаднику:
- Ты не кого здесь не видел?
- Кроме вас и висельника, тут никого не было.
- Странно... - произнес я шепотом и уже криком добавил, - Возвращаемся в преторию! По коням!
В тот же вечер я рассказал обо всем, не считая привидевшегося мне Люция Фера, Понтию Пилат. Тот озлобленно ударил кулаком по столу:
-Юпитер всемогущий, направь свою испепеляющую молниею в этого негодяя!
После порыва ярости, Пилат выпил бокал красного вина и сел на стул:
- Теперь улик, подтверждающих невиновность Христа, у нас совсем не осталось... Документ, свидетельствовавший о том, что Иисус готовил покушение на Цезаря - это весомая причина для того, чтобы распять Христа... Если его не распну я, то Тиберий распнет меня, как пособника... Что же делать?..
Пилат долго сидел в кресле и молча думал. Наконец, он произнес ужасно неприятную для него фразу:
- Передай Кассию Лонгию, чтобы он отправил гонцов к Каифе! Завтра нам с ним надо встретиться... Придется договариваться...
750 год. Весна. 20 ниссана.
В полдень прокуратор уехал на встречу с Каифой. Вернулся Пилат ближе к вечеру. Переговоры были сложные, но в целом, успешные. Было видно, что Понтий был доволен их итогом.
- Каифа требует от Иисуса публичного отречения от своих слов. В случае, если Иисус выступит перед иудеями с речью, в которой скажет им, что он не является Сыном Божьим и мессией, то Каифа не даст ходу лжесвидетельствованию Иуды.
- А если он не отречется?
- Тогда либо я подпишу ему смертный приговор, либо сам стану укрывателем опасного государственного преступника, покушавшегося на жизнь самого Цезаря.
- И что вы предпримете, прокуратор?
- Я подпишу смертный приговор.
- Но ведь Иисус не виновен!
- Моя жена тоже не виновата в том, что когда император, узнав о том, что я укрываю его возможного убийцу, пошлет ко мне преторианцев, которые расправятся и со мной и с моей женой!
- То есть вы отдадите приказ о распятии Христа?
- Нет... Я лишь подпишу смертный приговор, но это не значит, что я собираюсь убить Иисуса.
- Что вы имеете в виду, прокуратор?
- Я имею в виду то, что Каифа, который думает, что в силах перехитрить меня, сильно в этом ошибается!
- А можно поподробнее?
- Скоро Пасха, Клавдий...
- И что?
- На Пасху народ иудейский помиловать одного из приговоренных к смерти преступников. Сейчас в нашей тюрьме находиться только Иисус и известный серийный убийца Варрава! Число невинно убиенных людей этим человеком огромно. Он заслуживает смерти гораздо более сильно, чем этот безобидный галилейский философ.
- Гениально придумано, прокуратор!
- Вот именно, центурион! У толпы просто не будет выбора. Они освободят Христа! А затем, я спрячу его на своем острове в Средиземном море, где его не найдет ни Каифа, ни Тиберий...
- Получается, прокуратор, что вы останетесь чисты перед Цезарем, и перед своей совестью!
- Совершенно верно, центурион! Я подпишу ему смертный приговор, но не дам свершиться убийству!
Я, не в силах сдержать эмоции, захлопал в ладоши.
- Не надо громких рукоплесканий, Клавдий! Лучше приведи ко мне из темницы Христа!
Я поспешил выполнить просьбу прокуратора и, встретив возле поста охраны Кассия, поспешил забрать Иисуса из камеры. Войдя в камеру, я удивленно посмотрел на Иисуса:
- Зачем ты отказался от кушетки и принесенной еды, приготовленной поваром прокуратора? Почему ты не пользуешься благодарностью Пилата за исцеление его жены?
- Потому что я помогаю людям не из-за того, что хочу получить с них что-либо. Я делаю это от чистого сердца. Вот и сейчас я отдал кушетку солдатам, охраняющим тюрьму, чтобы они могли отдыхать на ней меж сменами, а еду я передал этим милым людям из соседней камеры, потому как они были весьма голодны.
- Этим милым людям?!! - сказал я, указывая на заключенных из соседней камеры, - Но это же разбойники и убийцы, Дисмас и Гестас, приговоренные Синедрионом к смерти за то, что они ограбили обоз с ценными вещами, принадлежащими Храму, убив при этом 6 охранников.
- Центурион, но ведь они такие же люди, как и мы! Разве голод разбойника чем-то отличается от вашего голода? Разве приятно было вам бы, центурион, если я сидел бы рядом и потреблял вкуснейшие яства, а вы сидели бы рядом и смотрели бы на меня.
- Но ведь теперь ты сам голоден!
- Моя душа сыта тем добром, что я делаю людям, центурион. Я счастлив через это, так как пищу духовную ценю превыше телесной!
- Но ведь тебе, наверно, тяжко без еды?
- Моя душа и тело должны быть готовы к тем тяжестям, что мне надлежит перенести, ибо лишь чрез страдания свои я смогу искупить грехи человеческие!..
- Что ж, Иисус, это твой выбор...
- Это мой крест и нести его мне, центурион, ибо никто другой в мире нести его за меня не будет...
- Ну, как раз об этом, ты должен именно сейчас поговорить с прокуратором. Одевайся, Иисус! Пилат ждет тебя.
Христос накинул на себя хитоновую накидку и последовал за мной и Кассием.
Пилат, дождавшись Христа, предложил ему присесть:
- Садись в это удобное кресло, Иисус. Если хочешь, можешь выпить вина!
- Я не пью вино. Однако, истинно говорю тебе, прокуратор, сие вино есть кровь моя.
- Ты снова говоришь загадками, философ.
- Ответ на сии загадки находиться у тебя в душе, Пилат. Поищи его и, заверяю тебя, мир перед тобой станет совершенно иным.
- Он уже стал для меня таковым... Сегодня мне впервые в жизни пришлось умолять Каифу о чем-либо... А вернее о том, чтобы он не давал хода бумагам, которые, в случае, если их прочтет Тиберий, грозят мне и моей семье смертной казнью.
- Наверно, Каифа что-то попросил тебя в замен, прокуратор?
- Да, Иисус...
- И что же это?
- Это касается тебя...
- Но что я должен сделать для того, чтобы сохранить тебе жизнь, Пилат?
- Отречься... Или умереть... Что ты выбираешь?
- Киафа хочет, чтобы я солгал людям о том, что я не есть Сын Божий?
- Да, Иисус...
- Я не могу лгать, прокуратор... Я выбираю смерть!
- Но как?! Ведь это так просто! Ты должен всего лишь произнести пару слов и всё! Ты - свободен!
- Я должен придать, прокуратор! Придать своего Небесного Отца... А предательство - это худший из грехов... Так что я выбираю смерть!
- Но, ведь тебя ожидает смерть на кресте! Распятие, Иисус, это ужасная и страшная казнь. Я не желаю тебе подобной муки!
- Это не мука, прокуратор... Это мой долг.
- Твой долг?!! Но перед кем?
- Перед всем человечеством и перед теми, кто верит мне...
- Но, Иисус, ты ведь всего-навсего человек! Ты не должен думать сразу о всех людях! Подумай лучше о себе!
- Я Сын Бога, Пилат... Я люблю всех людей подобно тому, как мой Отец Небесный любит их... Скажи, прокуратор, ты любишь свою жену?
- Да, Иисус.
- Ты готов за нее умереть?
- Да.
- Так вот и я готов умереть за людей, дабы кровью своей смыть грехи человеческие и отдать тело и душу свою за людей...
- Что ж, Иисус... Видимо тебя не переубедить...
- Да, прокуратор... Решение принято... Я не могу позволить вам и вашей жене быть приговоренными к казни императором, но и отречься от слов своих я тоже не могу, ибо каждое слово мое есть истина...
- Истина?! Что есть истина?!!
- Это Любовь, прокуратор, ибо Любовь и есть настоящий Бог... Все остальное, окружающее нас не имеет значения... В мире нет ничего... Только Бог есть и только любовь...
750 год. Весна. 21 ниссана.
На сегодня был назначен суд... Десятки и даже сотни людей стеклись к претории. Все они с неистовым рвением хотели увидеть лишь одно... появление прокуратора.
И вот двадцать первого числа весеннего месяца ниссана шаркающей кавалерийской походкой в белом плаще с кровавым подбоем на подножие специально возведенной сцены взошел пятый прокуратор Иудеи благородный патриций Понтий Пилат...
Я стоял подле него, наблюдая затем, как на деревянный помост на сцене выводят двух заключенных. Это весь в шрамах и татуировках одноглазый разбойник Варраван, облаченный в одежду из дубленой кожи, и его оппонент - весь в ссадинах и синяках, облаченный в старенькую хитоновую накидку, с застенчивой улыбкой и скромным взглядом, устремленным на всех собравшихся людей, странствующий галилейский философ Иисус Христос...
- Сдерживайте толпу всеми силами! - скомандовал Пилат.
Кассий сразу же отреагировал и стал раздавать команды легионерам, охранявшим преторию:
- Сомкнуть щиты! Копья выставить! Держать всех на расстоянии копья!
Когда Пилат, наконец, успокоился, видя, что толпа отхлынула и проведению процесса более ничего не мешает.
- Подданные римской империи, - обратился Пилат ко всем собравшимся, - именем Императора Рима всеславного и досточтимого Цезаря Тиберия, я хочу начать этот процесс и объявить вам о том, что по приговору императорского суда мною были обречены на казнь два этих человека. Однако, в честь святого для вас, почтенные иудеи и иные граждане Иерусалима, праздника Пасхи по древней традиции я должен отпустить на волю одного из этих осужденных. Кого именно мне спасти, а кого предать смерти решать вам. Лишь ваш голос спасет от страшной смерти на кресте того, кто заслуживает вашего прощения! Итак, перед вами два человека, осужденные на смерть за различные преступления. Первый осужденный - это известный на всю Палестину серийный убийца, который виновен в смерти более ста человек... Его имя Варрава... Второй же осужденный виновен лишь в том, в слух осмелился высказать мысль, которые многие ошибочно приняли за призыв к поджогу Храма, хотя смысл его идеи был иной. Этот безобидный философ из Галилеи хотел вам сказать лишь любовь к людям выше любви к Храму. И Храм способен разрушиться, а любовь - нет. Имя этому человеку Иисус Христос... Посмотрите в его глаза и сравните этот кроткий, полный страдания взгляд с надменным взором убийцы Варравы. А теперь я призываю вас, почтенные иудеи и иные граждане Иерусалима, подумайте и скажите мне, кого вы считаете достойным спасения, а кого я должен распять на кресте, за совершенные им страшные злодеяния. Итак, теперь я хочу услышать имя того, кого вы обрекаете на смерть!
После этого весьма длинного монолога в толпе началось какое-то брожение. Стало понятно, что люди о чем-то оживленно спорят.
- Итак, вы приговариваете к смерти через распятия?.. - спросил Пилат.
- Христа! - эхом отозвалось из толпы.
- Иисуса!
- Распни этого колдуна!
- Смерть богохульнику!
- Христа на крест!
- Смерть Иисусу!
- На крест его! На крест!
Люди в толпе продолжали неистово визжать и вопить о том, что они хотят смерти Иисуса. Пилат ошарашено поглядел на меня и шепотом попросил:
- Иди к Лонгию на передний фланг и узнай, что происходит!
- Слушаюсь, прокуратор, - сказал я и устремился к Кассию.
Пока я спускался с помоста, мне крем уха удалось услышать, как Пилат подошел к Иисусу и прошептал ему:
- Не волнуйся, я придумаю что-нибудь!
- Нет, прокуратор, - ответил Христос, - боюсь, что и ты ныне тут будешь бессилен... Ибо сие есть воля Отца моего небесного. Если мне судьбою суждено умереть за грехи человеческие, то я приму этот горький жребий с кротостью и покорностью... Ибо не мне противиться воли Отца моего...
- Но ведь ты ни в чем не виноват, Иисус!
- Я виноват лишь в том, что родился на свет не таким, как все люди! Я уже с рождения был обречен на то, чтобы претерпеть муки за грехи людские, ибо ради этой цели Отец мой и послал меня на эту грешную землю.
- Но ведь, если ты сейчас же отречешься, у тебя еще будет шанс спастись!
- Нет, Пилат... Я не могу предать... Не Отца своим отречением, не тебя своим выживанием! У меня есть единственный выход - смерть! И, если мне суждено взойти на крест, то я взойду на него!..
- Смотри, Иисус... Это только твой выбор!.. Твой и больше ничей!
Я спустился с помоста и подошел к Лонгию, командующему караулом.
- Что происходит, Кассий?
- Провокаторы, Клавдий... Толпа полна провокаторов Каифы... Он использует Тифона и его банду. Я насчитал примерно семь человек, которые постоянно перемещаются по толпе и подначивают ее выкрикивать имя Христа...
- Их можно поймать и обезвредить?
- Боюсь, что нет, Клавдий. Они настолько быстро перемещаются по толпе, что их невозможно схватить... По крайней мере незаметно... А посылать своих легионеров против разъяренной толпы я не намерен...
- Ясно... - хмуро произнес я и поспешил к прокуратор.
Пилат встретил меня обреченным взглядом:
- Толпа полна провокаторов Каифы, прокуратор...
Пилат сжал кулаки от внезапно нахлынувшей на него ярости.
- Я так и думал... Что это первосвященник все подстроил, порази его молния Юпитера!..
- Значит, уже ничего нельзя сделать?
- Я попробую, Клавдий, но боюсь, что мы уже не чем не сможем помочь Иисусу...
- Я вас понимаю, прокуратор...
- Спасибо, Клавдий, но мне от этого не легче.
- Не корите себя, прокуратор. Вы сделали все, что было в ваших силах!
- Не все, центурион, не все!.. - сказал мне Пилат и, подойдя поближе к помосту, вновь обратился к толпе:
- Надеюсь, почтенные иудеи, за время этой вынужденной паузы у вас хватило сил одуматься! Поймите, что вы не стадо! Не слушайте голоса тех, кто провоцирует вас. Выразите свое личное мнение. Перед вами всего два человека. Однако, виновен лишь один из них! На втором же вины нет абсолютно!
- Тогда зачем же ты сам его осудил?!! - раздался из толпы чей-то глумливый голос.
После этой шутки вся толпа разорвалась от всеобщего хохота, который вскоре сменился разъяренными криками:
- Смерть Христу! - эхом отозвалось из толпы.
- Иисуса!
- Распни этого колдуна!
- Смерть богохульнику!
- Христа на крест!
- Смерть Иисусу!
- На крест его! На крест!
Все те же слова... Словно по шаблону... Я увидел, как Пилат вновь набрался силами и решил обратиться к разгоряченной толпе:
- Люди, вы что забыли, что желаете смерти тому, кого еще совсем недавно сами называли Мессией! Вспомните, как вы ждали его прихода! Как устилали его дорогу пальмовыми ветвями! Как внимательно слушали каждое слово на его проповедях! Вспомните все это и решите... Достоин ли он жизни! Ведь сейчас я даю вам последний шанс. Итак, назовите мне имя обреченного на смерть!
- Христос! - эхом отозвалось из толпы.
- Иисус!
- Распни этого колдуна!
- Смерть богохульнику!
- Христа на крест!
- Смерть Иисусу!
- На крест его! На крест!
Пилат оглядел толпу взглядом разъяренного тигра, заточенного в клетку. Он ничего не мог поделать. Его глаза случайно встретились со взглядом Христа.
На минуту все замерло. Молчал прокуратор. Затихла толпа. Перестали лязгать доспехами легионеры. Тишина охватила Иерусалим...
Пилат стоял и молча глядел в глаза Иисусу... Наконец он нашел в себе силы и промолвил лишь одно слово: "Прости..."
Затем прокуратор обратился к иудеям:
- Вы хотели этого? Вы этого добились! Это ваш выбор и только ваш! Смерть его будет целиком на вашей совести! Это вы убили его!.. Я умываю руки...
Пилат совершил ритуальное омовение в чаше, стоящей на помосте, и ушел со сцены. После чего на нее выскочили несколько легионеров. Они развязали Варраву и надели цепи на Христа. Разбойник ретиво рванулся к толпе, а философ скромно пошел на казнь...
Я отправился вслед за Пилатом. Он молча дошел до своих покоев. Однако, в последний момент, он передумал и поднялся на веранду, расположенную на балконе претории.
Он прилег на массивную тахту и пальцем указал мне на кресло:
- С этого момента, Клавдий, можешь называть меня Понтием. Я более не прокуратор... Ибо я не исполнил главнейшую задачу прокуратора...
- А какая у вас, прокуратор ...
- Я же просил называть меня Понтием!
- Извините, Понтий... И какая же у вас главнейшая задача?
- Свершение справедливого и беспристрастного суда.
- Но ведь вы сделали все, что могли.
- Нет, Клавдий... Я не сделал самого главного... Я не сохранил Иисусу жизнь...
- Но это же было выше ваших сил
- Но это было моим долгом.
- Не каждый долг можно выполнить!
- Но к этому нужно стремиться!
- А разве вы, Понтий, не стремились к этому?
- Я стремился, Клавдий, но недостаточно... Я, прежде всего, думал о спасении своей жизни, а затем уже о торжестве истины.
- Истина? Что такое истина?!!
- Это любовь, Клавдий... Иисус любил всех людей, и поэтому он и был светом той самой истины...
- Но ведь не возможно, Пилат, чтобы один человек любил все человечество!
- Возможно, Клавдий! Возможно даже и то, что один человек ради всего человечества взошел на крест...
- Понимаю, прокуратор...
- Понимать мало... Надо верить...
После этой фразы, Пилат разлил из кувшина красное терпкое вино, протянул мне один бокал и произнес трясущимися губами:
- Пей, Клавдий... Сегодня нам нужно хорошенько напиться!..
После этих слов Пилат неожиданно обхватил лицо руками и зарыдал... Это были горькие слезы сильного человека, одна капля которых стоило целое море, ибо в море тех событий, что изменили и мою жизнь, и жизнь прокуратора должен был настать тот момент, когда все наши эмоции вырваться наружу и такой момент настал... Всемогущий прокуратор Иудеи плакал, как ребенок...
750 год. Весна. 22 ниссана.
Я проснулся в полдень следующего дня от подозрительного шороха. Открыв глаза, я увидел множество опустошенных минувшей ночью сосудов с вином. Прокуратор спал на тахте. Кресло, где приютился я, стояло с ней рядом...
А еще ближе к Пилату аккуратно на цыпочках подбирался с зажатым ножиком в руках тот самый жрец, который должен был вылечить его жену.
Я немедленно среагировал. Оценив ситуацию, я без промедления поднялся с кресла и бросился на злоумышленника. Жрец, явно не ожидая моего внезапного пробуждения, был явно этим ошарашен. Подлетев к нему, я с разбега саданул его ногой в живот. Наемник отлетел от меня и врезался в стену, но нож так и не выронил. Я попытался ударить его кулаком в лицо, но наемник вовремя среагировал и ушел в сторону. Мой кулак врезался в стену, и я застонал от боли. Жрец, воспользовавшись этим моментом, больно резанул меня ножом под предплечью. Я отступил на несколько шагов назад. Убийца, подступая ко мне угрожающе водил ножом перед моим лицом.
Вжих! Лезвие прошло в такой близости от моей физиономии, что слегка порезало мне ухо.
Вжих! Я еле увернулся, чувствуя, что с моей макушки упала горсть волос, беспощадно срезанных лезвием клинка.
Вжих! И я внезапно перехватил руку нападавшего. Заблокировав ее, я потянул на себя его тело. Свободной рукой я с размаху ударил ему по лицу. Затем еще раз и еще...
Жрец, выронив нож, оттолкнул меня и попытался оторваться. Я бросился на него. Наемник неожиданно для меня, вывернулся и ударил мне ногой в живот.
Я отлетел в сторону. Он бросился на меня вновь и ударил мне кулаком в лицо. Затем еще раз, однако, я снова перехватил его руку и отвесил ему отличнейший удар в ухо.
Жрец застонал. Затем я ударил его еще пару раз. Тот отлетел в сторону и ушел в глухую оборону. Я подлетел к нему и принялся колошматить его. Наемник попытался сделать блокировку, но у него это не получилось.
Тогда он зажал своими руками мои руки и ударил меня лбом в лицо. Я от неожиданности оторопел. Воспользовавшись этой паузой, убийца нанес мне несколько ударов в лицо.
Затем он схватил меня за шею и попытался удушить. Его пальцы сомкнулись на моем горле, и я почувствовал, как мне сдавило дыхание. Я пытался ловить ртом воздух, но его было катастрофически мало...
Я понял, что я теряю сознание. Наконец, я изловчился и из последних сил пнул наемника коленкой между ног. Я понимаю, что этот подлый удар не подобает благородному римскому центуриону, но в тот момент целесообразность взяла вверх над благородством, и я пошел на эту подлость...
Жрец повалился на пол и застонал. Я схватил лежащий неподалеку кинжал убийцы и приставил ему к горлу.
- Только не прижимай его так близко! - взмолился наемник.
- Почему? - спросил я.
- Кинжал отравлен...
- Что?!!
- Каифа смазал его ядом и вручил мне. Он сказал, что яд убьет любого в течении часа... Он был предназначен яд для прокуратора, а достался тебе, центурион... Ты умрешь в течении часа....
- Что?!! - закричал я.
- Я сожалею, центурион... Я опытный убийца. По моей вине не погиб не один случайный человек. Ты первая незапланированная жертва... - наемник помолчал немного, и после небольшой паузы произнес тяжкие для него и меня слова, - Ты обречен, центурион... А я уже сказал все, что хотел... Теперь ты можешь меня убить...
Я занес над ним руку с кинжалом, но тут мою ладонь внезапно перехватил Пилат:
- Не делай этого, Клавдий! Сохрани ему жизнь!
- Но зачем, прокуратор? Ведь он пытался убить вас.
- Меня пытался убить Каифа. Этот человек всего лишь исполнитель... Пусть наш пленник напишет признание, которое можно будет показать Тиберию. Там он подробно расскажет, как первосвященник подкупил его и дал поручение убить меня. Затем, вместе с наемником, мы отправим эти документы в Рим. Этот жрец единственное наше доказательство заговора первосвященника! - затем Пилат обратил свой взгляд на наемника, - Тебе все понятно?
- Да, прокуратор, - покорно ответил Жрец.
- А теперь, центурион, сдай его охране и вели седлать лошадей! Мы едем!
- Но куда, прокуратор?
Прокуратор не ответил мне, пока вызванная охрана не вывела наемника из помещения. И лишь после того, как мы остались абсолютно одни, Пилат продолжил наш разговор.
- К тому, кто еще может спасти тебя, и кого еще можем спасти мы!
- Неужели, вы предлагаете...
- Снять с креста Иисуса Христа!..
- Но, он же уже осужден?
- Теперь у меня, Клавдий, есть доказательство того, что он невиновен. Он лишь невольный заложник той игры, которую вел Каифа.
- Объясните, прокуратор?
- В начале, первосвященник с помощью Прокопа спровоцировал Христа, чтобы тот прилюдно отринул власть Цезаря. После чего вынудил Иуду написать признание о том, что Иисус якобы готовил заговор против Тиберия. После чего он меня этим стал шантажировать. Затем он устроил провокации в толпе, побудив людей отпустить Варраву, а Христа приговорить к распятию. Он знал о том, что Иисус вылечил мою жену, и я был обязан прилюдно защищать государственного преступника, готовившего заговор против императора, нарушая тем самым законы Рима. В завершении этой трагедии он подослал ко мне наемника. Я уверен в том, что сразу после моей смерти он отправит в Рим признание Иуды и показания свидетелей, подтверждающие, что я покрывал Иисуса. Все это приведет к скандалу, влекущему собой смену всей римской администрации в этой провинции.
- А затем?..
- Каифа даст кому надо денег и посадит на мое место подконтрольного ему прокуратора, чтобы за его спиной управлять всей Иудеей, а там, глядишь, и Палестиной.
- Так значит вся эта история...
- Нечто иное, как спектакль, разыгранный первосвященником. А мы все лишь актеры в нем...
- Да... План первосвященника был действительно гениален. Обречь Христа на казнь, чтобы поссорить прокуратора с императором, а затем, воспользовавшись ситуацией, самому захватить власть в провинции... Гениально!
- Он даже учел болезнь моей жены. Это он подослал этого убийцу, под видом жреца, который якобы может вылечить Клавдию.
- Он не учел только того, что я окажусь рядом с вами, прокуратор!
- Верно, центурион, проснись ты хотя бы на минуту позже, и меня бы в живых уже не было!
- Стараемся, прокуратор!
- Однако, не время сейчас просто стараться! Сейчас нужно как можно скорее спасать Христа. Теперь я могу снять Иисуса с креста. Я объявлю его сумасшедшим, которые не подсудны согласно императорским законам. Признание Иуда объявлю фальшивкой, а отрицание власти Тиберия - провокацией!
- Верно, прокуратор. Теперь, когда Каифа уже не так опасен, мы сможем спасти жизнь этому несчастному философу.
- Верно, Клавдий! По коням!
- По коням!
Мы выехали из претории под охраной вооруженного конвоя и изо всей мочи понеслись к Голгофе. По дороге яд подействовал на меня, и я стал терять сознание. Глаза мои стали закрываться, и я чуть было не упал с коня.
- Не спать, Клавдий! Не спать! - закричал Пилат.
Легионеры положили меня в стоящую неподалеку повозку. Прокуратор сел рядом со мной, и мы приблизились к Лысой Горе...
Заехав на вершину холма, я увидел три креста, стоящие на ней. Вокруг крестов стоял вооруженный караул.
- Авэ, Цезарь! - командир караула отдал Пилату ритуальное приветствие.
- Авэ... Жив ли еще Иисус?
- Не знаю, прокуратор. Лучше спросите об этом центуриона Лонгия.
Прокуратор медленно двинулся в сторону Кассия. Тот стоял под крестом, сжимая в руках копье. Возле него рыдали две женщины. Я узнал в них мать Иисуса Марию и его спутницу Магдалену. Рядом с ними стоял сводный по отцу брат Христа - Яков.
- Сынок! Сыночек!!! - не переставала рыдать Мария.
Яков обнял ее и она, уткнувшись в его грудь, продолжала плакать.
Магдалена тоже была несчастна. Она упала на землю и стала в исступлении колотить по ней кулаками:
- Иисус! Мой Иисус!!!
Пилат, подошел к ним и посмотрел на Якова:
- Ты ненавидишь меня?
- Нет, прокуратор.
- Но я же подписал твоему брату смертный приговор.
- Мой брат был обречен. Он знал о своей гибели задолго до того, как его распяли.
- Но как?
- Ему было ведомо и прошлое и будущее, ибо он - Сын Божий.
- Но как Бог может быть его отцом, если он твой брат, а, следовательно, сын Иосифа Плотника?
- Он не его сын. Когда родился Иисус, моя мама не имела физического контакта с мужчиной.
- Твоя мать была невинной? И при этом родила?!! Но это же не возможно!
- Поглядите на Иисуса. Разве можно назвать возможным то, что он делал? Разве возможно одним лишь словом исцелять больных и воскрешать умерших? Это возможно! Потому что это Иисус!
- И я причастен к его страданиям... - Пилат произнес это с такой неподдельной горечью, что Яков пристально посмотрел ему в глаза и сказал:
- Не ищи своей вины там, где ее нет. Ибо этим ты можешь создать ее. А вина, созданная мыслями много хуже вины истинной, ибо она режет не тело, но душу...
- Я постараюсь, Яков, понять и принять твои слова... - сказал Пилат и двинулся по направлению к Лонгию.
- Он еще жив, Кассий?
- Нет, прокуратор... Мне кажется, что он умер...
Пилат помрачнел и потупил свой взгляд...
- Он сказал, что-нибудь перед тем, как умереть?
- Он сказал, что в этом мире ничего нет... Только Бог есть и только любовь...
- Истина... - прошептал прокуратор.
Я все это время лежал в повозке и наблюдал за действиями Понтия Пилата. Однако, настал момент и я, вдруг, внезапно прямо у меня над ухом услышал чей-то плач.
Какого же было мое удивление, когда рядом со мной на повозке очутились сразу и тот статный седовласый старец, который осмелился назвать себя Богом, и этот безликий римский актер по имени Люций Фер. Они поразительно контрастировали друг с другом. Бог был одет в белые, словно первый снег, одежды, а Люций облачился в одеяние из иссиня-темного бархата.
Бог рыдал, охватив лицо своими ладонями, а Фер уныло бренчал на струнах своего странного инструмента какой-то грустный мотивчик.
- Почему вас здесь двое? - спросил я у Люция еле движущимися от боли губами.
- Горе сближает, центурион.
- Но отчего ж вы горюете оба. Иисус, как он сам утверждал его сын, - я указал на плачущего Бога, - Но ты-то тут причем?
- Притом, что у меня и у Бога есть много общего. Мы ведь похожи с ним... И одно из тех вещей, что нас объединяет, это и есть отношение к Иисусу. Он дорог нам обоим.
- Ты тоже любишь его, как Бог.
- Нет... Я уважаю его...
- Как кто?
- Как Дьявол.
- А кто такой Дьявол?
- Дявол - это я.
- А что ты такое?
- Я анти-Бог.
- Анти-Бог?!!
- У каждой медали в этом мире есть обратная сторона. Бог не исключение.
- И как ты, Дьявол, думаешь?.. Иисус уже умер?
- Он не может умереть, ибо он бессмертен.
- Но там на кресте?
- Это всего лишь его оболочка... Сам Христос сейчас в другом месте...
- А что же делать мне? Ведь, если тут нет Христа, то я умру от отравления?
- А ты поверь в то, что Иисус сейчас повсюду! Он в биении твоего сердца, в колыхании листьев на ветру, в неторопливом беге облаков на небесах... Он везде и негде одновременно!
- Этого не может быть, ибо один человек не может быть везде и нигде единовременно. Он либо есть, либо его нет... Третьего не дано...
- Иисус - не обычный человек... Ты ведь, Клавдий, уже догадался, кто он?
- Я предполагаю, но не верю, ибо, если бы он и в правду был тем, кем я думаю, то он не дал бы нам распять свою плоть...
- Зато он обнажил для вас свою душу. Он застал вас поверить в любовь к людям.
- Но почему он так сильно любит людей, если они его так ненавидят?
- Он обязан любить всех!
- Обязан? Но кем?!!
- Самим собой.
- Он, что, не может иначе?
- Он не может иначе, потому как он есть воплощение любви, ибо он - Бог!
- Бог?..
- А ты мне не веришь?
- Не знаю...
- А ты попробуй довериться мне... Поверь мне, что Иисус - Бог хотя бы потому, я есть Дьявол...
- Я верю тебе, Люций!.. Ибо, если ты лжешь мне, что он - Бог, то ты сам уже не являешься Дьяволом, а этого не может быть неправдой!
- Твое доверие - есть выбор истины, ибо запомни слова мои... Никто не может быть предан Господу более Дьявола, ибо мы есть две части одного целого, имя чему абсолютная власть. Без Бога не было бы Дьявола, а без Дьявола не было бы Бога... Ибо не бывает медали лишь с одной стороной... Потому как лишь две стороны одной медали дают полною картину мира, так как в противоречии этих сторон и рождается истина.
- Истина - это любовь!
- Верно, центурион. Иисус любил людей при жизни, и будет их любить и после смерти, ибо истинно говорю тебе, что по прошествии трех дней он воскреснет.
- Ты уверен в этом, Дьявол?
- Уверен, Крисп... А теперь иди к нему и поклонись ему, как Богу, ибо он и есть Бог!
- Хорошо, Дьявол!..
Я лежал на повозки. Все мое тело плыло, отравленное ядом, и я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.
- Поднесите его к Христу! - услышал я впереди себя громкий голос Пилата.
- Но Иисус мертв!
- Поднесите Клавдия к кресту! Немедленно!!!
- Да, прокуратор!..
Я почувствовал, как легионеры подхватили мое тело и поволокли его в сторону возвышающегося в центре креста. Я пристально поглядел на него. Не нем с весь окровавленный и измученный с терновым венцом на челе висел распятый Иисус Христос...
Я внимательно оглядел его... Вдруг, мне показалось, что он жив! На секунду меня посетила мысль, что он просто спит. Вот сейчас он проснется и спросит меня, как всегда скромно улыбаясь: "Как твоя нога, Клавдий? Не беспокоит?". А я отвечу ему: "Спасибо, Иисус... Не беспокоит...". А он вновь скажет мне:" Не стоит благодарить меня, Клавдий, ибо все это я свершил именем Отца моего небесного!"
Во имя Отца... Во имя Бога?!! Он все делал во имя Бога!!! А Бог...
Что Бог сделал в имя его? Обрек его на страданье?.. Позволил этим стервятникам распять Иисуса... Но почему, разрази меня гром, Он так сделал? А может, он вовсе не всемогущ, этот самый Бог...
Иначе, как объяснить то, что он не снял с креста собственного сына?..
Я внимательно посмотрел на лицо Иисуса, весящего на кресте... На нем меж ссадин и кровоподтеков была заметна та застенчивая улыбка, с которой он добродушно смотрел в глаза людям...
Да за один лишь этот взгляд, я бы отдал всю свою жизнь! Я был готов быть распятым вместо Иисуса. Пусть те гвозди, что вбиты в его ладони и ступы, будут пронизывать мое тело. Пусть тот терновый венец, терзавший его лицо, красовался бы на моем лбе. Пусть те удары плетью, коими щедро орошали спину его надсмотрщики, ведущие его на крест, достались бы мне...
Я бы!.. Я бы взошел на крест вместо него. Ведь в моей жизни ничего нет... Пилат, император, легионы, война, Рим... Но что это?.. Что это по сравнению с той великой истиной, что нес в себе Христос. Я бы сделал для него все!!!
А Бог? Он лишь трусливо отсиживается в повозке рядом с Дьяволом, и плачет... Он, всемогущий Бог, плачет, как малолетняя девчонка!.. Я не побоялся отдать жизнь за Пилата, а Он испугался спасти собственного сына!..
Видимо услышав мои мысли, седовласый старец слез с повозки и статной походкой приблизился ко мне. Я заметил, что ступы его не оставляют следов на песке. Господь спокойно прошел между двумя стоящим рядом охранниками, которые не видели Его, и подошел ко кресту.
И, вдруг, время как будто остановилось!.. Пилат и Клавдий застыли возле меня, перестав оживленно обсуждать что-то важное. Слезы, текущие из глаз Марии, остановились прямо посреди ее щеки. Магдалена, лежащая на земле и занесшая кулак, чтобы в сердцах разбить его о твердую почву... Птицы перестали летать, зависнув в воздухе. Маленькая серая полевая мышь остановилась, добежав до моего умирающего тела, лежавшего на окровавленном песке под крестом...
Только Бог продолжал идти. Он взял и протянул ко мне свои руки. Господь схватил меня за плечи и вынул мою измученную душу из отравленного ядом тела.
Я увидел со стороны свой труп, лежавший сразу под телом Христа; увидел застывших на земле людей и зависших в небе птиц...
- Да, что ты знаешь обо мне, щенок?!! - разгневанно сказал мне Бог, глядя прямо в глаза.
Его очи были красны от того, что пролили массу слез, но от этого они были настолько искренны, что я осознал - таких искроенных глаз, как у Бога, я никогда раньше не видел!
- Да, что ты знаешь обо мне, щенок?!! - разгневанно Он, - Думаешь, мне легко?!! Думаешь, мне легко было наблюдать смерть собственного сына?!! Думаешь, что я был счастлив, когда он страдал?!! Думаешь, меня никогда не посещала мысль... Снять его с креста?!!
- Тогда, почему?.. Почему ты этого не сделал?
- А кто ты такой, чтобы я тебе отвечал?!! Миллионы тех, кто все это время верил в меня, ни разу в жизни меня даже не видели! А ты, что поверил лишь на смертном одре, имеешь дерзость укорять меня?!!
- Я всего лишь человек, Господь... Но я погиб честно! От раны в бою! Я принял на себя яд, предназначенный для моего хозяина. Я отдал жизнь за человека, смерть которого обрекла на страдания всех его подданных! Я умер ради людей!!! И именно по этому я имею право знать, отчего Ты обрек Иисуса на смерть. Отчего Ты не защитил Христа? Отчего Ты убоялся?!!
После этого слова Бог не выдержал и залепил мне пощечину. Моя душа, находящаяся в руках Бога содрогнулась, а мой труп забился в конвульсиях.
- Глупец!.. - произнес Господь, глядя мне в глаза, - Неужели ты думаешь, что я боялся спасти своего сына?!!
- А, если не страх, то, что тогда? Что тогда помешало Тебе спасти его?
- Он сам...
- Что?!!
- Он сам пошел на это. Он добровольно избрал этот тяжкий жребий.
- Но почему?
- Потому что человечество настолько низко пало за все эти годы, что чаша грехов его была переполнена. Вот-вот человечество, забывшее про меня, истинного Бога, должно было погибнуть.
- Но почему?
- Потому что я, Господь Бог, променянный ими на лживых идолов и их алчных жрецов, окончательно утратил веру в людей! Я всерьез собирался вновь растопить снега, скрывающие под собой огромный материк, дабы эти воды вновь затопили сушу, и повторился бы всемирный потом...
- А что помешало тебе?
- Мой собственный сын.
- Но как? Неужели, своей смертью?!!
- Нет, центурион... Своей жизнью...
- Что?!!
- Он любил человечество не меньше меня, всемогущего Бога! А может даже и больше....
- Что Ты имеешь в виду?
- Он упросил меня не уничтожать все человечество, а подождать всего срок одной человеческой жизни, дабы я убедился, что люди - небезнадежны!
- Неужели?..
- Да! Он добровольно спустился с небес на землю. Он по велению своей великой бессмертной души, обрек себя в смертную плоть и пришел в мир людей.
- Ничего себе! - восхитился я.
- И чем больше я смотрел, на то, как он общается с людьми, чем больше я ощущал то, что он меняет их, делая мир лучше, чем больше я наблюдал на то, как его ученики присоединяются к нему для того, чтобы нести свет истины всему миру, тем больше я склонялся к тому, что человечеству стоит дать шанс на выживание.
- Но от чего же Ты, испытав его, не забрал его к Себе на небо, не дожидаясь ареста, издевательств и казни?
- От того, что он сам избрал этот горький жребий. У него был шанс спастись. Для этого ему нужно было лишь позвать меня на помощь. Сказать: "Отец, мне тяжко. Я не могу больше. Я сдаюсь!".
- И он этого, конечно же, не сказал?
- Совершенно верно, Клавдий... Он этого не сказал.
- Но почему, Господь? Это же так просто...
- Нет, центурион... Для Иисуса это было невозможно. Он ведь спасал все человечество, пытаясь искупить страданиями своими все грехи его. Ибо он любил его. Любил всей душой. Пожалуй, что он любил его даже больше чем меня, своего отца.
- Истина - есть Любовь, а Любовь есть Бог... И больше в этом мире ничего нет.
- Да, центурион... Ты все правильно понял.
- Значит, Иисус имел, в виду, что Бог любит людей.
- Да. Он своей жертвой великой хотел напомнить людям о том, о ком они уже успели позабыть. Обо мне...
- И, похоже, ему это удалось!
- Безусловно! Посмотри на учеников его! Истинно говорю тебе, что они благой вестью пронесут учение его по всему миру! Вскоре люди всей земли уверуют в сына моего, как в меня. И он сам станет Богом!
- Я верю в это, Господь... Ибо жертва, которую Иисус принес сегодня, завтра способна будет спасти все человечество!
- Ты наконец-то поверил в то, что один человек сможет спасти все человечество?!!
- Поверил, Господь...
- Правильно, центурион Клавдий Крисп... Ибо вера твоя зачтется тебе, как и подвиг твой, свершенный во имя Понтия Пилата... Подобно всему человечеству, я даю тебе второй шанс!.. - сказал Господь и хлопнул в ладоши.
Время неожиданно вновь пошло. Люди и птицы вновь обрели движение. Полевая мышь прошмыгнула рядом со мной и устремилась к себе в норку...
Моя душа вновь оказалась в моем отравленном ядом теле. Я открыл свои усталые глаза и раскрыл рот, жадно глотая воздух.
- Он мертв, прокуратор! - сказал Кассий, указывая на Христа.
- Проверь! - распорядился Пилат.
Лонгий поднес копье к левому боку Иисуса и ткнул его.
- Он не шевелиться, прокуратор.
- Обездвиженность еще не есть смерть... Проверь еще раз!
Кассий упер копье Христу под ребра, однако тот по-прежнему не шевелился...
- Иисус умер!.. - прокричал во всеуслышание Лонгий
Тут внезапно с небес ударила молния. Она поразила дерево, стоящее неподалеку. От оглушительного громового раската руки центуриона содрогнулись, и копье глубоко вонзилось в тело Христа, поразив его сердце...
Из Иисуса, потоком хлынула кровь. Алые капли щедро оросили землю под крестом и лицо центуриона Лонгия. Тот бросил копье на землю и встал перед Христом на колени, протирая свои глаза. Кассий часто жаловался на то, что они болели, но сейчас, похоже, они внезапно прошли.
- Мои глаза... Они излечились!.. Это Он сделал!.. - сказал Лонгий, указывая на труп Христа, - Он - Бог!..
"Бог!.. Бог!. Бог!..", - гулким эхом отозвалось у меня в голове.
Кровь Иисуса щедро оросила мое лицо. Ее алые чуть солоноватые капли скатились мне на язык. Я проглотил их, и они проникли в мой организм и...
О, чудо! Действие яда мгновенно прекратилось. Мое тело содрогнулось, и руки с ногами вновь ожили. Я привстал и громко прокричал: " Слава Богу! Я выжил!"
Пилат тут же подбежал ко мне и сжал меня в своих крепких объятьях.
- Ты сильный! Ты справился! - рыдая, сказал прокуратор.
- Нет, Пилат, это все он сделал! - произнес я, указывая на Иисуса.
- Но он же мертв!
- Он не может умереть, ибо он бессмертен.
- Но почему?
- Потому что он есть Бог, есть Истина, есть Любовь... А больше в этом мире нет ничего...
Мы стояли молча. Внезапно подул сильный ветер. Небо в одночасье сделалось черным, как смоль. Прогремел гром, и засверкали молнии. И вместе с криками слетевшейся стаи воронья, я внезапно услышал чей-то знакомый голос... Это пел Дьявол... Он сидел в повозке и играл на струнах своего странного музыкального инструмента.
Напевая песню, он искренне плакал... Бог, сидящий рядом, положил Дьяволу руку на плече и стал подпевать... Они думали и пели об одном... Об Иисусе Христе...
И босыми ногами на крест,
Заходил он от боли смеясь.
И от всех ими пройденных мест,
На стопах отпечаталась грязь.
Сколько лет он по миру ходил.
Сколько лет проповедовал он.
До конца свою чашу испил.
Колокольный настал перезвон.
И рыдали тогда звонари,
Вспоминая слова его уст.
Но ему не дождаться зари.
На заре этот мир будет пуст.
И терновый венец на челе,
Словно рваная рана в груди.
От пожарища пятки в зале.
Но надсмотрщик крикнул: "Иди!"
И пошел он ногами босой,
На спине пронеся тяжкий крест.
Ухмыляется уж Смерть с косой,
На него наставляя свой перст.
- Ты зачем улыбаешься, Смерть!
Убояться тебя я не смог.
Не боишься ль того, ты ответь,
Кого я назову Отец-Бог.
- Ой, не надо - не надо, Иисус,
- та успела в ответ лишь пропеть,
- Никого никогда не боюсь,
Я ж на это, наверно, и Смерть.
- И на то ж я, наверно, Христос,
Отвечал он, пытаясь идти, -
Что бы так как свой крест я пронес.
Его каждый бы смог пронести.
И когда распинали его.
И когда полилась его кровь.
Он сказал: "В мире нет ничего...
Только Бог есть и только любовь!"
И когда распинали его.
И когда полилась его кровь.
Он сказал: "В мире нет ничего...
Только Бог есть и только любовь!"
Эпилог
750 год. Весна. 22 ниссана.
Поздно ночью я и центурион Лонгий тайно покинули резиденцию прокуратора, взяв с собой целую когорту переодетых в гражданское солдат. Сами мы были облачены в массивные черные балахоны, скрывающие под собой доспехи центуриона.
Мы незамеченными вошли в Иерусалим и добрались до центра города. Там мы отыскали таверну, в которой праздновал казнь Христа Тифон со своей бандой. Кассий сразу узнал его, так как это именно Тифон громче всех вопил в толпе о распятии Иисуса.
Все бандиты были уже изрядно пьяны и по этому утратили бдительность. Они не сразу заподозрили неладное, когда в таверну один за другим стали входить странные незнакомцы в балахонах.
Почуяли беду лишь тогда, когда последний зашедший в таверну легионер задвинул перекладину на двери, закрывая тем самым им дорогу к спасению.
Затем одновременно я приблизился к Тифону, а Лонгий скинув свой балахон и, обнажив посреди таверны римские доспехи, громогласно зачитал врученный ему прокуратором пергамент:
- Именем досточтимого и всеславного императора Рима Цезаря Тиберия, я, прокуратор Иудеи Понтий Пилат, за убийство Иуды Искариота и Прокопа-
Ростовщика приговариваю Тифона-разбойника и всех бывших с ним людей к смертной казни. Слава Цезарю!
Сразу после этих слов хмель с бандитов, как рукой, сняло. Они повскакивали со своих мест и схватились за мечи.
Однако, легионеры были на чеку...
Началась бойня...
Я, уже стоящий рядом с Тифоном, схватил его за волосы, прислонил его голову к столу и, прокричав: "Да здравствует Император!", всадил свой меч прямо ему в темечко.
Сразу после этого легионеры стали резать остальных бандитов...
Мы ушли из таверны, когда пол стал красен от крови, а все жители близлежащих домов проснулись от страшных воплей обреченных и собрались перед таверной.
Когда я открыл дверь, иудеи увидели меня, пропитанного кровью с ног до головы. Они в испуге расступились, давая пройти мне и моим людям.
- Дьявол...
- Сатана...
- Убийца, - шептались они мне в след.
Я не выдержал и, развернувшись, крикнул им:
- А разве вы не убийцы? Разве вы сами еще вчера, как сумасшедшие, не вопили: "Распни его! Распни!.." Что притихли? Вспомнили?!! Вы - убийцы! Вы все!.. А теперь пришло время вам ответить за свои поступки. Знайте это. Ибо лишь наказание в силах искупить вину. А ваша вина огромна, ибо это вы распяли Христа... Вы распяли... Вам и отвечать... А я умываю руки...
750 год. Весна. 23 ниссана.
Поздним вечером я и Лонгий, тайно пробравшись по крыше и спрыгнув на балкон, оказались в доме любовницы зятя Каифы члена Священного Синедриона Анны.
- Дорогая, ты уже вымылась? - произнес Анна перед тем, как мы, вышибив дверь, вошли в его комнату.
- Кто вы такие? Что вы делаете?!! Я - член Священного Синедриона и не позволю... - начал возмущаться Анна, но я оборвал его.
- Заткнись, ничтожество. Теперь ты труп!
- Как труп?! Что вы намерены сделать? - испуганно произнес Анна.
- Передать тебе привет, от прокуратора! - произнес я и мигом приблизился к запуганному Анне, приставив к его горлу лезвие своего меча, - Зачитывай, Кассий! - обратился я к стоящему за моей спиной Лонгию.
Тот развернул пергамент и принялся декламировать:
- Именем досточтимого и всеславного императора Рима Цезаря Тиберия, я, прокуратор Иудеи Понтий Пилат, за провокацию, направленную на оскорбление чести и достоинства императора, приговариваю члена Синедриона Анну к смертной казни. Слава Цезарю!
Сразу после этих слов я перерезал зятю первосвященника горло.
- Слава Императору!..
750 год. Весна. 24 ниссана.
Солнце уже успело зайти, и луна обрела власть на небе. Под покровом ночи Восточные Ворота Иерусалима попыталась покинуть красиво украшенная крытая повозка.
- Едут! - сказал я стоящему со мной рядом лучнику, - Пора!
Стрелок выстрелил. Он попал кучеру в плечо, и тот, бросив вожжи, спрыгнул на землю и побежал в обратно в город.
- Остановить повозку! - скомандовал я всадникам, находившемся подле меня.
Те поскакали к неуправляемой повозке и, пересев на место, кучера подъехали сюда.
Изнутри крытой части повозки раздался уже знакомый мне голос первосвященника:
- Что ты там, делаешь Абрашка, разрази тебя гром! Если ты немедленно не успокоишь лошадей, я велю, тебя высечь.
- Боюсь, что это невозможно, господин первосвященник! - громогласно возвестил я.
Находящийся в повозке человек тут же затих.
- Кассий, пожалуйста, помоги господину первосвященнику выйти из повозки! - обратился я к Лонгию.
Тот злорадно улыбнулся и подошел к двери. Затем он вырвал ее и, вытащив Каифу за локоть из повозки, бросил его на землю.
- Как вам не стыдно! Что вы себе позволяете! Я все-таки президент Синедриона, а не уличная девка! - завопил Каифа.
- На колени его! - скомандовал я.
Лонгий схватил первосвященника за шиворот, как обычного мальчишку, и приволок ко мне. Затем он толкнул его, и Каифа упал передо мной на колени. Лонгий тут же наставил меч на склонившего передо мной голову первосвященника.
- Куда это вы собрались, на ночь глядя, господин первосвященник? Уж, не в бега ли решили податься?! - издевательски спросил центурион.
Каифа не ответил. Тогда Клавдий пнул его ногой и злорадно произнес:
- Прокуратор передает тебе привет!
После этого Кассий упер меч в шею Каифы, а я без промедления развернул перед собой свиток пергамента и громогласно возгласил:
- Именем досточтимого и всеславного императора Рима Цезаря Тиберия, я, прокуратор Иудеи Понтий Пилат, за заговор против представителя римской власти приговариваю президента Синедриона первосвященника иудейского Иосифа Каифу к смертной казни. Слава Цезарю!
Я кивнул Кассию, и тот вонзил меч в шею Каифы. Первосвященник замертво повалился на землю.
- Слава Императору!
750 год. Весна. 25 ниссана.
Сегодня прошло ровно три дня со смерти Иисуса Христа...
За эти три дня были уничтожены ключевые участники заговора, так же были произведены аресты многих членов Синедриона, поддержавших Каифу. Попытка разбойничьего бунта среди черни, вызванного товарищами Прокопа, дабы отомстить за него, была жестоко подавлена. Все мятежники были распяты. Кроме бандитов и синедрионцев были проведены аресты среди торговцев, дающих деньги для бунтарей. Так что, за эти три дня было пролито много крови...
Пилата, как и ожидалось, вызвали в Рим для дачи объяснений. Прокуратор собрал массу доказательств, включаю живого свидетеля, пойманного мной наемного убийцу, и собирался отправиться к императору. В этот последний перед отъездом день он вместе со мной отправился объезжать свои владения. Мы проехали через весь Иерусалим, побывали на Галгофе, где караульная когорта римских легионеров во главе с центурионом Кассием Лонгием охраняла кресты с распятыми там бунтовщиками, а затем добрались до берега моря...
Там вдалеке Пилат внезапно заметил двух одиноко идущих спутников. Один из них, по виду рыбак, держал связку из удочек и сетей, а так же ведро с пойманными им пескарями... А вот второй путник, облаченный в иссиня-белые одежды, не нес с собой ничего... Но шел он... Шел-то он по воде... Да-да, я не ошибся! Он шел не по берегу, а по водной глади...
- За мной, Клавдий! - скомандовал Пилат и, ударив коня хлыстом, пустился вскачь.
Я поехал за прокуратором, жестом давая понять конвою, охраняющему нас, чтобы они оставались на месте.
Вскоре мы поравнялись с путниками. Рыбак от страха при виде нас выронил все свои рыболовные снасти, прижимая к груди лишь ведро с пескарями.
- Не бойся, Андрей, ибо истинно говорю тебе, что люди эти пришли к нам с миром! - сказал ему Иисус.
Мы с Пилатом, словно зачарованные, молча спустились с коня и пошли к Христу.
Зайдя в воду по колено, мы обнаружили, что Иисус стоит на поверхности водной глади, так же твердо, как и на земле, а от его ног расплываются во круг по воде круги, как от брошенного в нее камня...
- Ты ли это, Иисус? - спросил растерянный прокуратор, подходя к нему вплотную.
- От чего ты дивишься так, Пилат... Разве ты уже не веришь глазам своим? - сказал ему Христос, протягивая к прокуратору из-под белоснежной накидки свои ладони со следами вбитых в них гвоздей, но уже без крови.
Пилат вдруг застыл на месте, как вкопанный. Затем он опустился перед Христом на колени, погрузившись в воду самую шею, и принялся целовать пальцы на его ногах.
- Прости!.. Прости меня, Иисус! За все прости... - рыдая, произнес прокуратор.
Христос протянул ему свою руку. Пилат взялся за ее ладонь, и Иисус поднял его над водой, словно пушинку. Пилат растерялся, когда обнаружил, что стоит на воде подобно Христу.
- Покаяние, - сказал Иисус, - есть дорога в царствие Отца моего. Ты раскаялся, Пилат. Хочешь ли ты пойти со мной или остаться на этой грешной земле?
- Я хочу всюду следовать за тобой!
- Сердце твое, прокуратор, ныне чисто. А ведь за мной можно следовать лишь с таким чистым сердцем... Ты исполнил свой долг на земле... Ты исполнил его так же честно и праведно, как и я... Принеся покаяние, поняв и приняв свои ошибки, ты готов к тому, чтобы последовать за мной!
- Спасибо, Иисус... Я так о многом хочу поговорить с тобой!
- Для этого у тебя есть целая вечность, прокуратор!..
Пилат довольно улыбнулся и посмотрел в мою сторону.
- А я? А как же я?!!
- А ты, Клавдий, останься в этом мире... Ты молод телом и чист душой, - сказал Христос, - истинно говорю тебе, ты, Андрей и все другие люди, знавшие меня, понесут ныне свет истины в этот прекрасный новый мир, что начал свое существование с того момента, когда я взошел на крест...
Я почувствовал рядом с собой брызги и увидел, как ко мне, оставив на берегу ведро пескарей, подбежал Андрей.
- Но Учитель, как же мы будем нести свет истины, если ты покидаешь нас?
- Я не покину вас дети мои, ибо я всегда буду в вашем сердце... А теперь, прощайте!.. И знайте, что стоит вам лишь подумать обо мне, и я услышу ваши мысли, где бы не находились...
- Прощай, Учитель... - произнес Андрей, глядя на Христа.
- Прощай, друг... - произнес я, гладя на Пилата.
Прокуратор и Иисус переглянулись и, устремив свой взгляд на нас, перед тем как двинуться по воде прямо в необозримую даль, одновременно произнесли:
- Прощайте, дети мои... И да прибудет с вами Бог...
«Прогулки по воде»
(текст Илья Кормильцев / музыка Вячеслав Бутусов)
( исполняет группа «Наутилус Помпилиус» )
С причала рыбачил апостол Андрей,
а Спаситель ходил по воде.
И Андрей доставал из воды пескарей,
а Спаситель - погибших людей.
И Андрей закричал - я покину причал,
если ты мне откроешь секрет.
И Спаситель ответил:
"Спокойно Андрей, никакого секрета здесь нет
Видишь там, на горе, возвышается крест.
Под ним десяток солдат. Повиси-ка на нем.
А когда надоест, возвращайся назад,
гулять по воде, гулять по воде, гулять по воде со мной!"
Но учитель, на касках блистают рога,
черный ворон кружит над крестом...
Объясни мне сейчас, пожалей дурака,
а распятье оставь на потом.
Онемел Спаситель и топнул в сердцах
по водной глади ногой.
"Ты и верно дурак!" и Андрей в слезах
побрел с пескарями домой.
Видишь там, на горе, возвышается крест.
Под ним десяток солдат. Повиси-ка на нем.
А когда надоест, возвращайся назад,
гулять по воде, гулять по воде, гулять по воде со мной!
Видишь там, на горе, возвышается крест.
Под ним десяток солдат. Повиси-ка на нем.
А когда надоест, возвращайся назад,
гулять по воде, гулять по воде, гулять по воде со мной!
Повесть о Понтии Пилате и Иисусе Христе
© Copyright: Олег Михалин, 2007
Свидетельство о публикации №107122102985
Свидетельство о публикации №107122102985
Рецензии