Франсуа Вийон

Он был поэт с протянутой рукой,
Гонимый отовсюду нищий,
Дающий разговорам пищу,
Но никогда свободу на покой,
Имея душу Голиафа,
Не променял, как кто-нибудь другой,
Чтоб быть посыльным мальчиком-слугой
В каком-нибудь дворце у графа.

Нет хуже положения слуги
Для независимого сердца.
Оно подобно фальши в скерцо,
Не видящему путнику ни зги.
Уж лучше быть разбойником и вором,
Казненным в назидание другим,
Чем жалкие описывать круги
Вокруг особы с потупленным взором.

Великими прозвали за разбой
И королей, и полководцев,
И отравителей колодцев,
Скользящих тихой тенью за тобой.
Геройства в том, увы, немного,
Чтобы солдат отправить в бой,
Глямясь потом над их судьбой,
Вверяя эти души богу.

Поэт не будет воевать,
Лизать подонкам этим пятки.
Они ему настолько гадки,
Что он хотел на них плевать.
С сумой влачился по дорогам,
Все продолжая напевать
Свои баллады, бедный тать,
Услышанные все же Богом.

Рассыпались твердыни стен,
И кости полководцев сгнили,
Как будто бы они не жили
И не творили перемен.
От тех времен осталось слово,
Все остальное просто тлен,
И нету ничего взамен
Тому, что вечно жить готово.