Память

 Шум улиц питерских отраден мне и мил
Здесь до войны родился я и жил,
И здесь, в домах промёрзших Ленинграда,
Узнал я слово страшное – «блокада».
Здесь, шестилетний, маленький пострел,
Не по годам я взрослым становился –
Со сверстниками в играх не резвился,
И со слезами хлеб свой горький ел;
Блокадных грамм – сто двадцать пять –
Съешь их – и голоден опять:
Живот урчал он – свирепел,
Он хлеба вновь и вновь хотел
И он урчал… Нет, не урчал –
Он, – так, от голода кричал!
И в памяти картины той поры:
В глазах голодных – слёзы детворы,
Немой укор глаз тусклых старика…
И беспощадная свирепствует цинга,…
На санках – трупы вспухших мертвецов,
(Их хоронить везли такие ж трупы)!
И часовых закутанных в тулупы,
У стен пылающих Бадаевских складов.
После пожара, с мамой я ходил,
К складам сгоревшим – землю с нею рыл:
Земля та – сладковатая была
От патоки, что со складов текла…
Размешивали мы её водой,
Через тряпицу бережно цедили,
И как бальзам животворящий пили, –
Что - ж делать? – пищи не было другой!
Кто лихолетье это пережил,
Его до самой смерти не забудет…
Мир с вами всеми, люди, да пребудет –
Не повторить кошмар, дай Бог вам сил!