Дух старого рока

Всё оказалось просто: налегке,
плевав на социальные устои,
стерев грошовый штамп - «благопристойность» -
обрезать нити злого кукловода,
сменить свой путь на мёртвое пике,
чтоб вкус свободы в воздуха глотке
сменил болотное зловонье «моды».

Как фотогалерея чуждых лиц,
мазки слепого экспрессиониста
на полотне невнятно-водянистом,
сокрыта память в странной поволоке;
последний штрих для сюра – крики птиц,
клюющих просо с Библии страниц,
и губы той, что проиграл в стрит-покер.

Менялись риффы «Дыма над водой»
на точечный изыск «Железной девы»,
играли в чехарду куплет с припевом
и, затихая, оставляли отзвук –
он застывал в пространстве бороздой,
тем шрамом, что невидимым толпой
хранит на аритмичном сердце Woodstock.

Как из утробы матери дитя,
торопишься прочь из семидесятых –
невинных, сумасшедших и проклятых –
в последний раз рыхлят асфальт колёса,
и ветер, обрекая и любя,
надорванную душу теребя,
с небритого лица сдувает слёзы.