Юленьке, впавшей в беспамятство, посвящается

  бессвязный наив восточного украинца.

 Авось.



Авоськи сгинули неведомо куда.
В чулане у меня последняя пылится.
Авоська – сеть, влекущая туда,
Где все близки, где не померкли лица
Друзей. Где солнце по пивным шарам
Венца уже почтенного бидона,
Играет хмелем на улыбках дам,
Лет двадцати, на даче у пижона
Сереги. Его Серым называть,
Не сговорясь, мы все постановили.
И миру мир! И в сердце благодать!
Тогда мы своего не упустили…
Не стану я о младости вздыхать,
Ее высокородные приметы,
Фактически, все можно воссоздать
До порванной струны и сигареты
Последней, разделенной по слогам
До ваты фильтра, просто до ожога.
Но нет страны, которой ты отдал
В Афганистане жизнь, пижон Серега.
Берлинской стенкой новые князьки
Наш дом на свои дачки поделили
И пудрят «демократией» мозги
Толпе своих рабов. Мы заслужили
Прогресс, мы в «революциях» гнием
Душою, заколачиваем бабки
И Хеннесси из тонкой тары пьем
В сухом до исступления остатке.
СМИ промывают скисшие мозги.
Дельцы исподтишка гнобят друг друга.
Чубы трещат холопские. Тиски
«Свободы» нас захлопнули упруго.
Мы современны хладностью своей.
Сегодня время конченых прагматов
И нежности от молодых ногтей
Пропитанной уже привычным матом.
Так что в остатке? Бомж и сирота
На царственных руинах, что нас кормят,
Уже не знают нашего стыда.
Да мы и сами все стыда не помним.
Как прежде просто нужно выживать,
Не в смысле хлеба, в смысле положения
По статусу. А мир и благодать
Кому мечта, кому топь ожирения…
Не призываю нынешний гламур
Барсетки срам менять на срам авоськи.
Я просто против стен и умных дур,
Их строящих между своими в доску.