Les essais

1.

Ночь. Мокрый снег. И мокрая дорога. И
мысли в никуда, в туман. Из дальних
странствий возвратясь… Дождись. Еще
немного. Сквозь бред этапов и эпиталам.
Хоть достучись из самой дальней дали в
ночную дверь своих смешных обид. Ду-
ша болит. Чего-то ждали, ждали, ждали,
подписывая жительство на вид. Наоборот.
Какая мелочь… мелочь. Перрон… Два «р».
Вокзал. Вокзал. Окно. И как хотелось
этих стрелок стрелоч
ность… Отстают. Не-
переведено… Еще случайней слов бывают жесты.
Бывают взгляды. Сдали тормоза.
Я был вдали себя. Я был в отъезде.
Я тоже пел, что все мы вышли за…
Я был лишь точкой.
Превратившись в прочерк
в стремленье к многоточьям и тире…
Вновь лгут черновики, исправив почерк.
И я один, как в мире, на дворе…

2.

Уходит город в ночь. И плоский силуэт
летящих крыш на миг в окне застрянет.
Из чаши городской я пью свой горький бред.
Свой горький бред прощений и прощаний.
Привстать из мрака в тот неверный миг
на том конце движения по краю. Где нету
тех, кого зовут людьми, а есть лишь те,
которых я не знаю. Усталые дома услы-
шат стих и, слуховыми окнами прядая…
Тот хрупкий мир двоих и для двоих я
Обрету. Зачем, и сам не знаю. Мой слад-
кий миг, мой миг небытия в смешном пы-
лу полусамозабвенья. Среди миров уже не-
нужных книг. Самопаденья в самовознесенье.
Мой город оживает по ночам, когда прохо-
дят тени по карнизу. И я молюсь каш-
тановым свечам и тополям в банально дым-
ных ризах. Чтоб перепутать яви все и сны.
Сойти с ума и обрести потери. На топкой
грани сна и тишины. На грани истины, которой
я не верю.

3.

Истончаются ночи, и почерк, и очерк лица.
Истончается все. И где тонко –
там рвется рассвет. В эти окна.
И ветер несется в четыре конца,
чтоб вернуться обратно уже через
тысячу лет. Повториться во всех
незнакомых чертах. И мечтах. И
мгновеньях непрожитых снов. Чтоб найти
твой потерянный след в облаках.
Чтобы с болью понять, что не нов,
что не нов, что не нов. Чтоб в стихах,
как в губах, как в глазах, захлебнуться
соленой тоской и забыться на миг, на года,
На года, на века. Чтоб не помнить
тех тысяч ненужно прочитанных книг,
если ноша вдруг станет легка,
так легка. В облака. Или небо обманет,
взмахнув оперенным крылом. Или крупным
горохом на крылья посыпется гром. Или
просто однажды, не в силах взлететь,
я умру. И по мокрому лугу опять
пробежав босиком, я пойму, что не в силах
бесцельно жалеть. И уйду
в это небо, как в детстве, как в детстве,
пешком.