Лето - к Осени...

И я очень рад.))
А вот одно из продолжений:
"РАССКАЗ ДЛЯ СЛУЖЕБНОГО ПОЛЬЗОВАНИЯ
(попытка исповеди)

Ах, как славно! Какое чудное название. Ай, да Рыжков!
На этом бы и закончить - и шедевр готов. Да, куда там - рука не успевает записывать. «ДСП» - писали в армии. Одним словом, для немногих.
Ну раз такое дело, то пару строчек об антураже: шумный мегаполис в центре Евразии, кем-то любимый, а кем-то ненавидимый (а я... О, как я его люблю, и как он предан мне, весь мой - ни измены, ни предательства, и никакой у нас с ним фальши в отношениях, и никакого обязательного ритуала, и ничего-то мы друг другу не должны, и так любим друг друга, что объясняться в этих чувствах нет необходимости - позже, чуть позже я напишу о самом прекрасном на планете городе).
Так вот, на Город опустился летний вечер, уже настолько поздно, что можно было бы считать это началом ночи, если бы знать сколько сейчас времени, то есть на каком придуманном людьми делении находится большая созданная ими же стрелочка (даже она - показатель!), но вот незадача, не работает этот дурацкий механизм для отсчёта оставшегося - и, слава Богу, - можно позвонить охране и узнать, но ни к чему останавливаться.
Я знаю - что-то недалеко от полуночи - я всё узнаю, но потом. Я разбужу часового не раньше, чем неизвестный нам пока герой напишет последнюю строчку и последняя строчка будет об этом.
Итак, летний вечер. Эти летние вечера сводят Город с ума, никто не хочет спать, никто не идёт домой, все бродят туда-сюда и пьют пиво, некоторые курят, кто-то смеётся, музыка в летних павильонах. Нет, никто не хочет, чтобы вечер имел своё окончание, а утро кажется реальным не ранее начала будущего века.
Некоторые, конечно, спят. Устали или что-то там ещё, они ровно дышат в своих постелях и сладко смотрят сны - их окна темны. Несколько таких окон в добротном доме в Центре Города молчаливо смотрят в этот неутихающий вечер. Они невысоко над землёй (всего-то второй этаж) - но зачем кидать в них камушками, будить хороших людей, занятых сном. А название-то у этой улицы престраннейшее - то ли магическое заклинание неизвестной школы, то ли изящное ругательство, то ли имя человека непонятной национальности. Странное название. Но оно есть. И живут там хорошие люди. И спят. И, слава Богу!
В этот чудный вечер не все из тех, кто под крышей, спят. Один вот, скажем, - да, между прочим, познакомьтесь, это и есть наш будущий герой - сидит за маленьким столом в своей загадочной берлоге, водит пером по бумаге, получает от этого наслаждение, и обставился всяким-всяким. Его терзает здоровый мужской голод, ужинать ему хотелось непременно в Центре, да чтобы название улицы было непонятным и, кстати, из двух слов, но не все окна на таких улицах горят, вот и накупил он по пути в Четвёртый Рим курицу, картошку, пиво, сигареты, спички. Сидит, довольный, посреди этого развала, так милого одинокому волку, и задыхается от вкусного запаха.
Тут ведь вот какая измена - хлебни чуть-чуть алкоголя, попробуй кусочек хрустящей корочки - и Вдохновение, тонкое, обидчивое существо растворится в вечере, улетит на другую кухню, где другому поэту душа важнее, чем желудок. Вот и курит наш герой, захлёбывается ароматным запахом курицы гриль. Но ни-ни! Так хочется, чтобы рассказец получился и понравился кое-кому...
Вот такой антураж. Третий звонок. Занавес. Заглянем на сцену - через плечо нашего писателя. О чём он? Тише. Тише... Я слышу, как говорят его строчки. А ты слышишь?...

«Мне всю жизнь везло, чёрт возьми! «Ха-ха» (два раза). Действительно, чёрт возьми. Хотя заслуги чёрта и его прямого начальника - дьявола - в этом, конечно же, не было. Слава Богу!
Нет, один раз мне, всё-таки, не повезло - я не хотел рождаться на этой несчастной планетке, мне с самого начала казалось, что правила игры здесь - несправедливые и негодные, дурацкие какие-то правила игры, да и нравы скверные. Так, впрочем, и оказалось. Планета Зеро. Но против Создателя не попрёшь - «...Достаточно попасться в мирозданье, ногой в капкан. И родился. И щёлк!..»
А всё остальное было хорошо и удачно. Нет, конечно, были и настоящие страдания, и именно несчастья, и боль непереносимая, всё это было. Но с течением лет заживали порезы, и новый взгляд на старые события сглаживал, успокаивал, утешал.
Нет, везло, везло мне всю жизнь.
Я просидел у кровати умирающего в муках отца только неделю, всё оставшееся время был на службе. Но телеграмма о его Смерти (незаверенная) пришла так вовремя, что после семи-восьми пересадок с поездов на самолёты и обратно, я примчался с Кавказа в последнюю минуту. И успел поцеловать его, и бросить ком земли...
...Повезло мне, страшно повезло, что не проломили голову в драке за школой. Отмахался. Отлежался, буквально зализывая раны. И всё. И нормально.
...А как повезло мне в октябрьскую беспроглядную горную ночь под Бабашангулем, когда рвануло в нескольких шагах, швырнуло на разбитый войной асфальт, и огонь в глаза, и страшно было открыть их, эти глаза, и убедиться, что ничего уже никогда не увидишь, что вспышка была последним светом в жизни.
Повезло, чёрт возьми и слава Богу, открыл я глаза и всё вижу до сих пор. А тогда, в 87-ом, мчался сквозь чужую жуткую ночь в Баграмский медсанбат на одной «броне», отмытое от крови лицо вновь заливала кровь, но это было не важно - важно было только одно, только одна цель существовала на свете, один смысл, и ради этого была вся предыдущая жизнь от рождения до Бабашангуля - только для того, чтобы сквозь стреляющий мрак, сквозь «духовские» посты и пули домчаться на одном сиротливом БТРе до медсанбата, довезти двух умирающих ребятишек, прорваться, успеть... Я прорвался, успел, домчался, оба живы, хотя не знаю - нужна ли им такая жизнь...
...Повезло мне, как чёрту собачьему повезло, что жив оказался замполит, заваленный камнями на 16-ой заставе. «...И Вашего зама мы из-под плиты ругаясь, рыча вынимали остатки...». А я ведь считал его инвалидом. Не писал я в своём первом рассказе, как сквозь шум и грохот боя, сквозь свист пуль, перескочил через каменный забор отстреливающейся, борющейся за жизнь колонны и за свою жизнь заставы, старлей - замполит батальона. Кричать ему приходилось - таков был рёв боя. И он кричал мне в ухо: «Все живы?» А я, продолжая отстреливаться, кричал ему в ответ: «Все!» «Что?!!!» «Все, ё... в рот! Кирилловский, по 2-му ОГОНЬ!!!!» И забыл его, замполита, в завесе боя.
И только, когда отгрохотало, отбомбило и почти отгорело, когда ночные руины заставы превратились в проходной двор для зевак - начальников из полка, когда они курили, сидя на бруствере у моего АГСа, и обсуждали персоналии для наградных, я, проверяя оружие, нашёл лишний автомат, и таскался, уже уложив солдат и расставив посты в развалинах, с этим автоматом по всем приблудным командирам-начальникам, тыкал им ствол, объясняя, что чужой, выслушивал их крепкий откровенный мат (я ведь неделю всего как был на войне - салага по тамошним меркам), и только потом как сквозь туман в полудрёме услышал замкомбата: «Стой! Ведь это же автомат замполита. Он был здесь во время боя?!!!» «Да был, был!!!, чёрт возьми!»
А потом - нечто кошмарнее кошмара - жуткий дикий бред - мы со старым комбатом (новый - «...в новенькой каске на новеньком БэТэРе...») идём по развалинам склада боеприпасов, а там что-то ещё взрывается в темноте время от времени, свистит над нашими головами, мы пригибаемся, почти падаем с ним, снова идём. Комбат кричит в эти взрывающиеся камни: «Саша! Саша, ты где?!!!» И вдруг сквозь толщу камней, из-под наших ног голос с того света: «Вы на мне стоите!»
Полчаса или час, или полжизни, или всю жизнь передавали мы по цепочке в касках воду, поливали камни, разгребали их, не было ни офицеров, ни солдат, ни вчера, ни завтра, только взрывающиеся время от времени камни, тьма непроглядная, каски, вода и снова камни - ...и бесчувственное тело замполита. Носилки.
А потом ещё - ночь уже полстолетия стояла у бывших ворот достойно выполнившей боевую задачу, уже почти несуществующей заставы. Бронегруппы били прожекторами по развалинам склада, стараясь помочь в поисках, но того единственного, кого искали, мы уже нашли, и мягко несли его солдаты на носилках к «броне». А прожектора горели, перекрещиваясь на заставе как в немыслимом, невообразимом рассудку театре. Маленький светлый пятачок в этот миг - единственное светлое пятнышко во Вселенной, вокруг сплошная тьма. В перекрестье прожекторов стоял один из актёров этого безумного представления - молодой «лейтёха», отстоявший недавно колонну и сохранивший своих солдат, без году неделя в Афганистане и напротив - командир разведвзвода, афганский волк, два дня до дембеля.


Прошлогодний Театръ   23.11.2008 15:16   Заявить о нарушении

Великолепная декорация. Не спите, режиссёры, как не сплю я, и вы, может быть, воссоздадите что-то подобное. Чужие горы. Чужая страна. Чужая планета. Другое столетие. Люди, каких вы в жизни не видели и развалины, какие не дай Бог вам увидеть. Дорога забита бронетехникой. И прожектора, прожектора. Внимание всей трассы в центре света. Там двое. Тот, что старший, орёт. Что орёт? А вот что-то доносится: «Из-за таких как ты и гибнут люди!» Это несправедливо, неправильно. Это всё наоборот. Он просто ничего ещё не знает. Но какими словами всё объяснить? Уже и не до слов. Кулак обрушивается на челюсть младшего. Тот летит, раздирая в кровь кожу, на камни. Мгновенно вскакивает. Слепая ярость, как во время боя. Передёрнутый затвор автомата...
Повезло, Боже мой, как мне повезло, что я не нажал спусковой крючок...
...Сто - сто пятьдесят лет спустя в сердце Евразии, по самому красивому городу планеты катила зима. Как положено - снег и мороз. В эту ночь оставшиеся в живых солдаты одной из последних войн справляли придуманный ими же традиционный праздник - День памяти погибших и живых. Средина ночи. Поминальное застолье. «Давайте-ка сходим ещё раз к Памятнику». Вот они буквы, складывающиеся в страны и фамилии, и судьбы, судьбы сквозь них. Ещё другие люди пьют водку у Памятника. В этот день (вернее ночь) это могут быть только свои. И вот уже общий круг. Мороз и водка по кругу. Расспрашиваю парня напротив:
- В каком полку служил?
- В 177-ом.
- Однополчанин! А в какие годы?
- 87-89.
- Так мы служили вместе! А в каком батальоне?
- Во втором.
- Ты с ума сошёл! Это же мой батальон!!! А, наверное, ты солдатом служил?
- Нет, я был замполитом батальона.
- ЧТО???!!! А 31 МАЯ 87-ГО ГОДА ТЫ БЫЛ НА 16-ОЙ ЗАСТАВЕ????!!!!!!
- Конечно!
- Скотина! Я ведь тебя в инвалиды списал! Я из-за тебя всю жизнь мучаюсь! Я же начальник 16-ой заставы!!!!!!!
...Господи, повезло мне, повезло...
Мы обнимаемся и хохочем, нам даже кажется, что роднее в этот момент нет никого на свете. Ноги у него целы, всё у него цело, он приехал на красивой машине иностранного происхождения, из её салона слышно хихиканье бестолковых молодых девок, которым всё происходящее до фени. «Он мне жизнь спас» - объясняет своим товарищам бывший замполит и радостно тычет в меня толстым пальцем, украшенным золотом...
...А сколько раз ещё везло, даже стыдно перед людьми - хотел безумной любви, ждал её ровно четверть столетия - получил на полную катушку, хотел ярких приключений - напился ими до отвала, путешествий хотел - вот, получи, да не каких-нибудь с Сенкевичем, а своими ногами, по горам и пескам, хотел быть космонавтом - получил астральные путешествия, хотел «чего-то такого» - получил талант укладывать мысли в строчки, настроения - в рифму.
Повезло, спасибо тебе, Господи, повезло, хотя планета, прямо скажем - дрянь... Дрянь, не дрянь, но когда смотришь на рассвет в горах - ты счастлив, причём совершенно бескорыстно.
Повезло мне с дочерью, она такая, как я хотел, хотя и не со мной. Повезёт с сыном. И с людьми мне повезло. Прекрасные, сильные, добрые люди, встретились в жизни и были рядом со мной, без всякого сомнения они были цветом нации.
«Есть Вещи, которыми я горжусь -
это люди, события, дела и даты,
это то, от чего я не откажусь,
это то, чем я сам был когда-то.»
Повезло мне в этой жизни - интереснейшая география странствий, война опять-таки, как удачно - и повоевал, и жив-здоров в то же время, повезло, что получил редкую основную профессию (имеется в виду - «горный стрелок»), а ночные смены на трамвае! - этот бесконечно замкнутый круг во имя нескольких, спешащих сквозь тьму домой и ещё... и ещё эта удивительная женщина из последней жизни, вдохновившая меня на эту исповедь...
Рассказы-то я писать, честно говоря, не умею, и учиться не собираюсь. Так, пишу, догоняя мысль, цепляясь за неё. Яркий пример - онемела рука, остыла курица и полная ночь, экватор её, видимо, уже преодолён, а о чём пишу, в чём структура повествования, пока не понял...
Да и чёрт с ним! .
Понял, вспомнил неожиданно в чём высший шик, апогей всего этого - как в давние трамвайные времена, в утреннюю смену - вот оно наслаждение нести ранним утром свою новую вещь в типографию, дабы успеть всё напечатать до её открытия, идти по пустым просторным улицам и ощущать силу своего одиночества. Сектанты - наставники дрыхнут, начитавшись жизнеописаний святых. Как сказано было Заратустре: «Они недоверчивы к отшельникам и не верят, что мы приходим, чтобы дарить. Наши шаги по улицам звучат для них слишком одиноко. И если они ночью, в своих кроватях, услышат человека, идущего задолго до восхода солнца, они спрашивают себя: куда крадется этот вор?»...
...Есть классическая притча у дримеров - про колесо-иллюзион под названием «Жизнь»... Порой думаю, а какие обрывки увидел бы я на этом колесе и перед Смертью. И начинаю сам с собой перебирать эти кусочки, «...торгую стеклом из разбитых витрин...».
Что я вижу? Видимо, как первый раз, ещё малышом, встретил Новый год без мамы, среди чужих людей (мама работала в ночную смену), как ждал её потом очень часто из этих долгих ночных и вечерних смен и как сладок был с голодухи принесённый ею чёрный хлеб, посыпанный солью, как нёс в первый класс в подарок первой учительнице цветок в горшке, драку, где чудом остался жив, озеро, где только по случайности не утонул, первый кросс в СВУ, первый марш-бросок, ночь принятия кадетства, кафе «Теремок», первую посадку в горах Северного Кавказа, дожди и красоту родного Орджоникидзе, дворы и пиво Молоканки, первый прыжок, друзей, моих замечательных друзей, вот бегут передо мной их лица, «...ночную тьму, уложенные шпалы, вершины,...» - первая - Фетхуз, вторая - Столовая, третья - пик 3600, а дальше уже пошло-поехало; драку с ротным, наряды, гауптвахты, караулы, исключение из КПСС в 84-ом, пески Кара-Кума, подземное великолепие Бахардена, удачный побег по хребтам Копетдага, и города, города тех лет, рестораны и забегаловки столиц и районных центров, водку на Тузельской пересылке и Ветер на пересылке в Кабуле, огни Чарикарской зелёнки и обстрелы Джабаля, вечные снега любимого Саланга и огонь развалин моей заставы, перестрелки и посты, последнюю колонну в Союз, моих солдат, кабаки Термеза и воды Иссык-Куля, а ещё как я стоял, прорвавшись хитростью сквозь оцепление, в двух шагах от ступенек Вознесенской церкви и как под первый удар колокола с первыми шагами роты почётного караула на гроб царя-батюшки и на всех нас присутствующих обрушилась очищающая стена дождя, это я точно вспомню перед Смертью, это невозможно забыть, как невозможно забыть прекрасную женщину, живущую в центре лучшего города мира на улице, название которой напоминает магическое заклинание неизвестной школы...»

Похоже всё. Половина четвёртого в сердце Евразии. Ручка выпала из рук нашего героя. Я слышу, как он жадно хрустит костями холодной курицы, довольный собой и всем на свете. И я слишком хорошо знаю его, чтобы сомневаться в дальнейших действиях поэта - он поспешит по пустым улицам в типографию, чтобы успеть до её открытия отпечатать рукопись...
2 июня 1999 года
Екатеринбург "

Прошлогодний Театръ   23.11.2008 15:17   Заявить о нарушении

Это настолько здорово!!!!!!!!
Я только не понимаю, почему ЭТО так спрятано !?

Елена Черская   28.01.2009 23:45   Заявить о нарушении