От Невского до Васильевского острова

Я и любовь менял на батарею,
и ямб всегда предпочитал хорею,
глагол всем прочим оборотам речи,
читал я Лондона, качал я плечи,
пил все, пожалуй, кроме керосина,
и вместо гений, слышал лишь скотина,
и вдруг, при резкой смене чьих-то мнений,
за то, что был скотиной, слышал: гений.
Зрачок мой вырос у поселка, с краю,
ну, а теперь колдует он на «Невском»,
я для себя лишь языком играю,
кругом культура вроде, только не с кем
обмолвиться случайно, обознаться,
спросить тебя: дружище, как там наши?
Мне остается гордым показаться,
взглянув, как чайка над Невою пляшет.

Я говорил, что таинство искусства -
есть мысль, что в долг всегда берет у чувства,
я утверждал, что юмор ироничней
у человека, чья судьба трагичней.
Теперь я у «Фонтанки», треск улыбки
и лодочники мимо, звуки скрипки.
Я говорю уныло: гондольеры,
конечно в надругательской манере.
Мой голос вырос на футбольном поле,
из всех законов чтил он лишь пенальти,
когда-то громким был, сейчас спокоен
не заявляет больше гневно: «Нате».
А если так, сказать по философски:
хотя давно, я больше не философ,
на станции я вышел «Маяковскай»,
что б на Васильевский попасть мне остров….