Абхазия

Ты спускаешься с дымчатых гор.
Походящих на свойский кагор,
местных вин, там напившись изрядно,
и идешь, как гаргоне Персей –
не с щитом, осторожностью сей
к тишине бильярдной.

Недовольный абхазским бычьем,
выходя из кафе, ты плечом
закрываешь назло вид на море;
влагу режет стальной волнорез,
красоты есть значенье, но здесь
«Честерфилд» равен «Море».

То ли веком ошибся, страной,
состояньем, иль стороной
острия золотого Кавказа,
только гордый легенды «орел»,
за прилавком творит ореол,
все в угоду для глаза.

Это край - православных повес,
что бахчу и что веру на вес
продадут за кило, ценой в рубль.
Вот и шторм, это ты ли искал?
Красок всплеск для селений и скал
словно их пролил Врубель.

Раз, два; море волнуется три,
и гремит что-то громко внутри,
может сердце из степи, и снова
блик воды, только это пока,
все равно не родная река
За водой цвет пустого.

То ли нервы скрипят, то ли стул
то ли ручка, припавши, к листу,
пишет просто с огромным усильем
на абхазском столе, где судьба –
тишина, но кричишь ты в суть: «Ба!»,
как в спорт баре: «Россия»!

Но от Гагр до Рицы все то,
что достойно одеть и в пальто
славянина, от дрожи в лопатках -
так как местность из моря и вы-
соты, что и не скажешь: «Увы»,
содрогается в пятках.

Нет, конечно, здесь тоже не зря,
над пространством восходит заря,
и ты веришь в вечность вселенной,
ты не верил словам, много раз,
так как уши всегда дальше глаз
так как слух хуже зренья.

Первобытной материи бум,
наугад, напролом, наобум
под напевы кафе «чава-чава»,
побережья кавказского лик,
словно стрелкой по вечности миг,
бьет волной величаво.