Ода цирку

О как мы в детстве любим цирк!
Сильней, чем таинство театра:
там – тьма кулис, здесь – дерзкий шик,
гром барабана, хищный рык,
взбрык скакуна и резкий крик…
О, как мы рвёмся в мир азарта,

где не хватало только нас, –
но иногда случится чудо,
и перст судьбы – не в бровь, а в глаз, –
укажет: ты! – Когда? – Сейчас!
А ну-ка, покажи им класс!
Я?... Нет, я посмотрю отсюда…

Не всякий выйдет на манеж
как шут, как жрец, как гладиатор.
Тут – Рубикон или рубеж.
Дитя сробеет, смех невеж
смутит героя, и – хоть режь –
не станет тешить император

толпу, взмывая прыгуном
или фиглярствуя ковёрным…
(да знал бы, сколь нелепым он
бывает, в пурпур облачён,
но оскверняющий свой трон
деяньем подлым и коварным)…

Нет, в цирке всё – начистоту:
кураж, триумф и буффонада!
Под мишурою красоту
не спрячешь – ангел на лету
зеркальный отблеск, как мечту
о счастье ловит – и в награду

за свой подкупольный полёт
такую пожинает бурю
аплодисментов, что поёт
душа, до слёз о звёздный лёд
израненная, тайный счёт
ведущая всевышней дури…

О, цирк по-своему жесток
к неюным, сломленным и слабым.
Здесь всяк сверчок знай свой шесток –
не то, презрев истекший срок,
сорвёшься вниз, и рыкнет рок
взбешённым тигром с тяжкой лапой…

И всё же опиум любви
влечёт безумцев на арену,
чей зов у них, видать, в крови,
а всех иных, как ни зови,
лишь отмахнутся: се ля ви,
кому – в партер, кому – на сцену…

Но только искрой в сердце – чирк! –
когда, устав от серых буден,
вновь видим этот фейерверк
воздушных сальто, стройных икр,
звериных лап, хвостов и грив,
и высверк слов: «Се – Человек!» –
вдруг всплывших, как мечта о чуде,
и канувших в ребячий крик…

О как мы снова любим цирк –
как мир, в котором нас не будет.