кровь

День начинается с непривычно холодных рук:
ладони скользкие и чужие,
а пальцев как будто бы вообще нет –
если бы не лёгкая боль в суставах,
то можно было бы подумать,
что вместо длинных худых пальцев
(бамбуковые трубки – подумала Рита)
с неприятно короткими обкусанными ногтями –
невесомые ментоловые облачка.
Нормальные, тёплые, человеческие руки
заканчиваются каким-то дурацким октябрьским туманом,
если заканчиваются, конечно, –
такое ощущение, что тело твоё
перестало быть чем-то чётким и конкретным,
с привычными границами:
посреди ночи кожа медленно растворилась в воздухе,
за ней – сырое пульсирующее мясо,
хрящи
и тонкие, полые, наверное, косточки.
Сердце вытолкнуло по тёмному сгустку из каждой руки –
два полупрозрачных синеватых деревца с клубящимися кронами,
которые росли и росли, бледнея,
пока не превратились в мутные клочья тумана
и не выпали росой на одеяло.
Это как будто бы кисточкой прикасаешься
к поверхности чистой воды в стакане
(подумала Рита),
и вниз расцветает крохотный атомный взрыв –
синий, красный, чёрный, любой, –
а потом успокаивается и оседает,
лишь слегка окрашивая воду на самом дне.
Крови больше нет внутри,
она на кровати
и на полу
и на всех остальных вещах –
микроскопические капельки, которых скоро не будет:
высохнут.
Рита, Рита,
как же теперь встать с постели,
если ты – пустая скорлупка?
Рита, Рита,
внутри тебя – ссохшиеся гирлянды мёртвого мяса,
похожие на липкие внутренности испёкшейся на солнце дыни, –
как и чем ты теперь будешь дышать?
Рита, Рита…
Впрочем, так начинается каждый день.