Глава viii

в которой мы впервые встречаемся с Безумным богом,
а Сепультурий обретает оружие и коня


Мпсикиди не дремлет на камне своем –
народ к нему валит и ночью, и днем.
Дает он советы и уди дарит.
И все говорит, говорит, говорит...

Но что там? Неужто явился Герой,
сгибаясь, как будто придавлен горой?
Нет, маленький камень к земле его гнет,
багровый как пламень, холодный как лед!

«О царь колдунов, голова королей,
мудрейший из мудрых, ответь мне скорей:
рубин сей прекрасный я в поле нашел,
скажи, почему он так мал, но тяжел?»

И молвил Мпсикиди: «Тебе "повезло".
Ведь всем этот камень приносит лишь зло...
Ты что-нибудь знаешь иль слышал вдруг
о Боге Фатальном Стихий, мой друг?

Его настоящее имя - Оглы, д
ела его столь же безумны, сколь злы
среди колдунов добровольцев нет
Безумного бога носить амулет,

а ты ведь надел-то как раз его!
Осталось добавить мне кроме того,
что можешь (эх, говорю тебе зря!)
свершить вызывания страшный обряд:

ты должен на шею надеть амулет
и в зубы взять нож иль широкий стилет,
и, трижды ужасно крикнув «Оглы!»,
поранить ножом своих губ углы.

Тогда, вместе с кровью, текущей на нож,
возникнет Безумный, на ветер похож,
и если в живых он оставит тебя,
то вес Амулета возьмет на себя.

Но знай же, что тот, кто судьбу свою
связал с Оглы, тот стоит на краю.
И хоть от Оглы к тебе помощь придет,
безумным недаром зовется тот!»

* * *
Комната словно заброшенный склеп –
видят в ней равно кто зряч и кто слеп.
В ней Сепультурий, с зажженной свечой.
ножик сжимет столовый кривой...

Вот и свершился ужасный обряд.
Крови упали три капли подряд,
голос раздался, похожий на гром:
«Кто меня звал окровавленным ртом?»

Что же на это ответил Герой?
«Доблестным стану тебе я слугой,
если исполнишь ты просьбу мою.
Даме прекрасной себя отдаю.

Годен к чему-то, пойми уж меня,
рыцарь без шлема, оружья, коня?
Жить мне не стоит, коль не суждено
подвигом имя прославить одно!»

«Что же, вон, видишь, в углу скелет
лошади мёртвой уж сотню лет?
Он тебе верным послужит конём -
есть-пить ни ночью не спросит, ни днём.

Знаешь ведь - мало забот мертвецу.
Имя Кадавр ему к лицу.
Так, что ещё? Доспехи тебе?
Не доверяешь, гляжу, ты судьбе –

что же за подвиг без риска, мой друг?
Ладно, шучу, оглянись-ка вокруг!
Станет кольчугой вот это хламьё,
а из оглобли сварганим копьё...

Где же твои шлем? А, назад посмотри,
есть ли в том ящике что-то внутри?
Да? Волоки сюда это добро.
Вот! Вместо шлема наденешь ведро.

Крышка его тебе будет щитом.
Меч, Где же меч? Впрочем, ладно, потом.
Что там ещё? Самовара труба.
Ну-ка, ножом пополам разрубай –

поножи вышли как раз по тебе.
Так что скажи-ка спасибо трубе.
Выломай, братец, у ящика дно.
Нет же, не здесь... а хотя, всё равно.

Сунь туда голову, руки - сюда.
Вот тебе панцирь, и то не беда.
Чудненько, глянь-ка, каков молодец!
Славного рыцаря образец».

«Ты посмеяться решил надо мной?
Правду толкуют - умом ты больной!
Где это видано, слыхано где,
рыцарь в такой чтоб ходил ерунде!

Что ты, решил, что раз смертен я,
гордости нет у меня ни...какой?
Ясно ведь даже тупому ежу,
на кого или что я сейчас похожу!

Может, здесь скрытый таится подвох?
Я и не посмотрю, что ты - бог,
коли от этого грязи пятном
имя Анфисы очернено!»

«Да погоди ты! Чего ты орёшь?
Кто я по-твоему, бог или еж?!
Ты же мне дело закончить не дал,
этот начав безобразный скандал.

Хоть ты и грозен порою на вид.
Всё ж не советую бога гневить...
Именем колорадских жуков,
нетопырей, упырей, сардаков
Я превращаю вот это старьё
в шлем, щит, доспехи, коня и копьё.

Дрянь заклинанье, да ладно, сойдёт.
Здесь письмена различит только крот.
Верностью будешь ты мне дорожить –
будет сей хлам тебе верно служить».

Только он эти слова произнёс,
встал на дыбы конь и мясом оброс.
Вспыхнуло пламя, и хлам заблистал,
вмиг обратясь в благородный металл.

«Бот тебе, рыцарь тяжёлый меч,
чтоб не страшиться опасных встреч.
Только учти, что меч этот живой,
Aghoraphobicos имя его.

И обращаться ты должен с ним
так, как с собою иль братом своим.
Реже берись за его рукоять,
время нужно ему, силу набрать.

Ибо ему уж не мало лет.
Старше он даже, чем мой амулет.
Ладно, прощай, будь жесток и суров
и... не набрасывайся на богов!»