И дождями - по морде!

И дождями – по морде! Отвесными, свинцовыми, из ползущих по небу черных, мрачных ватных облаков, пропитанных влагой, хоть выжимай.

И тоской – по сердцу! Свинцовой, отвесной, тягучей, как гудрон. Тоской запредельной, какая только осенью бывает. Неизбывной такой, как высота, куда не долететь, не добраться.

Я иду по лесу. Лес умирает, скукоживается, опадает листвяно на пахнущую тленом землю. Молча роняет слезы с веток и дрожит, как побитая собака.

Я умираю. С каждой секундой проигрываю времени свою жизнь, слабею. Время выпивает меня медленно. Смакуя, цедя через кривые, желтые зубы, роняя по капле на подбородок и противно чмокая в конце каждого глотка.

А я почти уже растаял в этом воздухе, в безмолвном крике земли, растворился в настроении, одиночестве и огромности всего. В органичности всего. В микроскопичности своей. В бесполезности своей. В общности со всем.

Упал в траву и затих. Слушаю свое сердце, мешаю себе думать. Заставляю себя не думать, но чувствовать. Почему – не умею? Как – не научился? А что же делал все эти годы? Работа, друзья, семья? Деньги, машины, встречи? Нет. Увольнения, предательства, разводы. Потери, аварии, расставания. На весы все. Куда качнулась стрелка? Кому это нужно?

Главное – лежать в траве, чувствовать запах, знать – все. На секунду, но понять все. И потом забыть. И тогда уже – работа, семья, машины…

Потом встану, отряхну штаны, соберу рассыпанные грибы и пойду себе в будущее.

Пусть – пьет до капли. Пусть – цедит. А мы по траве, напролом, сметая с небритой морды паутину. Обратно – в шум. Снова – в гарь. Домой.

И вспомним опять этот день, только когда весной дождями – по морде! Теплыми, искрящимися, из разноцветной радуги. Да так, что весельем – по сердцу! И раздуем ноздри, и скинем портки, и рванем с обрыва в реку.

И будем пить время жадными глотками до самой осени. Взахлеб.