Случай в таверне

Ветер бился в стены зданий,
Злобно в трубах завывал.
И робели горожане,
Черный наблюдая шквал.

Кто - в таверне, кто - в подвале,
За бутылкою вина,
Люди смерч пережидали,
Напиваясь допьяна.

И на крыльях непогоды,
Словно почерневший лист,
Человек ворвался в город –
Жулик и авантюрист.

И кружился, черным вихрем,
Черный плащ вокруг него.
И, во тьме ступая тихо,
Нес он в тихий город зло.

И у первой же таверны
Замер Черный Человек.
Хлещет дождь немилосердно,
Град, величиной с орех.

Растопыривая ноздри,
Черный странник недвижим,
Жадно втягивает воздух,
Словно наслаждаясь им.

Разворачивает плечи,
Чуя запах подлецов.
И улыбкою зловещей
Озаряется лицо.

Вот, в таверну он вступает,
Замирает у дверей,
Взглядом, словно осязая,
Из-под сдвинутых бровей.

Каждого, в каморке низкой,
Пристальный пронзает взор.
Эта - полуаферистка,
Этот - шулер, этот - вор.

Ну, а вот и сам хозяин,
Хитрый выжига и плут.
Много помнит, много знает,
Многое скрывает тут.

С этим может выйти скверно.
Значит, так тому и быть –
Пострадавшего, наверно,
Сможет он изобразить.

Только встать сейчас у стойки,
Крикнуть: «Эй, вы, там, шпана!
Что расселись, что примолкли?
Жизнь у нас всего одна!

Ну-ка, поднимайтесь, живо!
Веселиться нам пора!
Эй, шпана! К ножам и вилам!
Эй, пропойцы - к топорам!

Грохнем нынче в жизни бубен,
Да тряхнем ее мошну!
И от жизни не убудет,
И урвем, чего-нибудь!».

И кивнуть на винокура, -
Дескать, даром пусть нальет.
Пусть хоть слово скажет, шкура, -
Враз толпа его порвет,

Обнажив слепую ярость
И забыв, на время, страх.
Ах, какая выйдет жалость!
И какая красота!

И под этим взглядом зорким,
Кто сжимался, кто вставал,
Кто - поеживался робко,
Кто дорогу уступал.

Словно знали, кто явился
И застал их всех врасплох.
Даже винокур смутился
И почуял холодок,

На спине, полоской тонкой.
Даже в клетке попугай,
До того вопивший звонко,
Вдруг прислушался к шагам.

И, нахохлившись сердито,
Сидя на шестке, замолк.
А зловещий посетитель,
Черный одинокий волк

К стойке подошел и, властно,
Приказал вина налить.
Винокур подобострастно
Задом перед ним юлит.

Достает из-под прилавка
Лучшее свое вино.
Целых восемь разных марок,
Наилучшее - одно.

И в стакан хрустальный, струйкой,
Влага пьяная бежит.
Черный Человек, из сумки,
Расплатиться норовит.

Винокур подобострастен:
«Что Вы, что Вы! Не могу!».
Чует, что клиент опасен,
Не остаться бы в долгу.

Не сказав ни слова всуе,
Понимающе кивнув,
Гость, не торопясь, смакуя,
Из бокала отхлебнул.

Улыбнулся - угодили.
Дескать, что ж, живи, пока.
Отпивает он, красиво,
Два еще больших глотка.

Распрямляется и воздух
В грудь пытается набрать.
А в глазах сияют звезды,
Обернулось небо вспять.

Каруселью все кружится
В черных яростных глазах.
" Помогите! Помогите!" –
Хриплый возглас на губах.

И схватился он за горло,
На пол, замертво, упал.
Был он Человеком Черным,
Мертвым человеком стал.

Замерла таверна, в страхе.
Только старый коновал
Наклонился и рубаху
Гостю на груди порвал.

Прислонился к телу ухом,
Слушал так, секунды три.
Разогнулся, встал и, глухо, -
«Это - сердце», - говорит.

Тишина взорвалась разом,
Замелькала суета.
Кто-то крикнул: «Сдох, зараза!»,
Кто-то помянул Христа.

Обступили тело спины,
Попытались приподнять.
То немного приподнимут,
То роняют труп опять.

То за голову хватают,
То ли возле сапога.
А за ними наблюдает,
В клетке, умный попугай.

И крылатый соглядатай
Увидать успел один,
Как хозяин в шкафчик прятал
Наилучшее из вин.

11 февраля 1995 г.