Первый снег

Полурослику шести лет по имени Ксанка приснилось под утро, что выпал снег. Ух как она обрадовалась! Сразу же сверхусилием своей детской воли открыла глаза, быстренько оделась, и геть на улицу! А там и правда снег. Ножки в красных резиновых сапожках уже мерзнут, ветер щиплет нос и щеки, снег падает за башлык. Девчонка снова в избу, и давай будить бабку Лукерью:
- Баба Лу, а баба Лу! Достань валенки, будь лапой!
Бабка Лукерья крехтя слезает с печки, лезет с закрытыми глазами на антресоли, наощупь достает старые, видавшие виды детские валенки и отдает их полурослику шести лет по имени Ксанка, после чего забирается на свою огромную пуховую кровать, как принцесса на горошине на свое ложе с тысячью перин, и спустя минуту из-под одеяла доносится храп. Хотя принцессы, как известно, не храпят. Впрочем, бабка Лукерья всегда была немного неправильной принчессой, принцессой-неформалкой.
Пока бабка Лукерья забиралась на свои перины, полурослик шести лет по имени Ксанка уже нашла варюжки, выбежала на улицу, и слепила огромного снежного деда, полного двойника механизатора широкого профиля Николая. Даже бутылку слепила в руке. Если бы друг механизатора широкого профиля Николая, скотник пошел в это раннее утро по улице, он спутал бы оригинал и снежного человека. Хотя это, наверно, случилось бы все же из-за того, что весь прошлый вечер скотник пил горькую. Водку вкуса урожая яблок этого года.
Слепив снеговика, полурослик шести лет по имени Ксанка пошла посмотреть, как лег снег. "Если он лег хорошо, значит и будет все хорошо," - справедливо рассудила она. "А если плохо, буду ждать нового снегопада." По глубоким сугробам, периодически доставая отстающие валенки, вынимая их из снега, стоя на одной ноге, она вышла за околицу и помахала последней птице, которая сдуру решила остаться на зиму.
"Время доставать санки," - подумала девочка, - "Горку уж наверно засыпало!", вдруг подумала она. И, запрятав руки в рукава, побрела домой, загребая полами куртейки снег.
А снег блестел, и был такой пушистый, что хотелось броситься в него и досыпать, досмотреть сны, броситься словно в перину, в пух. Даже черные подгнившие доски заборов были им засыпаны - на них он налип, скрыв их старость, одев их. Жестяной флюгер на доме пенсионера Сергеича поник, свесил нос, забыв про ветер, ощущая всей массой своей: зима!
А полурослик шести лет по имени Ксанка так и не дошла до дома.
Она проснулась.
Она проснулась, чтобы увидеть синее прозрачное небо Калифорнии, и волны, набегающие на пустой пляж.
Потом еще раз проснулась, чтобы увидеть машины, мчащиеся по улицам Москвы, и людей, скользящих между друг другом как рыбы в косяке.
И все это сны... Они продолжались и продолжались...