Сон земной

* * * *
Я из небытия пишу о том,
Что жизнь моя на серебристой нити
Колышется, что травы на ветру.
Мне так знаком их каждый тонкий нерв,
Что из земли ведет в мою обитель,
И тормошит, и верится – живу.
Дыханием не остановишь бег.
И если бы я знала, что придется
Вот так сидеть, сжав руки у висков,
И думать, что уму непостижимо
Себя познать… и мягко нитка вьется,
В сознание вплетая сонм веков.
И сон не прерывается земной,
И кто-то в сером за моей спиной
Пророческие истины мне шепчет.
Но непонятны мне его слова,
И патефонная искривлена игла –
Сквозь шум и треск затягивает вечность.


* * * *
И горит восковая свеча,
И чадит, не сгорая.
И свеча, как вода горяча,
Что чернит на щеках моих путь.

Я один из возлюбленных им,
И когда-то был изгнан из рая,
И теперь в зеркала заглянуть,
Что судьбу обмануть…



* * * *
Мне кажется, здесь кто-то есть,
Мне кажется, смотрит зловеще,
И ночь растянулась как вечность,
И я сорвала тельный крест…

Так душно…, и хочется ввысь
Прорваться из этого страха
Себя потерять, вместо знака –
Глазницы с мольбою «Очнись!»

И зелень стекла – серебро –
Пугающе невыносимо,
И кто-то подходит незримо
И руку кладет на перо…



* * * *
Пред именем твоим темнеют лики
И серебрится праздничный костер.
Но никогда не станешь ты великим,
Не спустишься с горбатых черных гор.

Ты празднуешь иные воскресенья,
В твоей руке отточенный клинок.
Когда устанут люди от прозренья,
Ты станешь им и царь, и черт, и бог.

И рыболовные расставив сети
В кроваво-черном отблеске огня
Все изменив на том и этом свете,
Не сможешь ты не изменить себя.




* * * *
Потому что вечер стучит в висках,
Потому что боль никак не уймется...
Что тебе, человече, звериный страх,
Что сегодня во мне, в моем сердце бьется?

Заповедовав нам миллионы фраз,
Что пытался найти в первобытном люде?
Человече, знаток человечьих глаз,
Первобытную искру в них не остудишь.

И хоть сотни крестов вдоль дорог поставь,
И хоть всех причеши под одну молитву,
Никогда не расплавишь звериный сплав,
Проиграв изначально земную битву.



* * *
И этот хлеб забрали из руки...
Не все враги, но все как будто люди,
И не случайно мученик Иуде
Простил его последние грехи.

За обвиненьем тянется вина,
За оправданьем тянется обида...
И что с того, что выпита до дна
Святая чаша светлого пиита.

И я прошу тебя, не прекословь –
Из этой чаши тягостна отрава.
Все променяв на вечную любовь,
Мы все-равно окажемся не правы.




* * * *
Где закрываются глаза,
Там открываются глазницы.
Белее самой белой птицы,
И легче легкого крыла
Она была, и выше слез,
И ближе к вечному пределу...
Доверчивая прядь волос
Струящейся змеей по телу.
Я говорил, что Бог не спас,
Что запредельностью не святы.
Она была огнем богата,
И догорал иконостас...


* * * *
Ты разведешь нас, время,
По разные стороны,
Ты заведешь нас, время,
За баррикады сна.
Время, скажи, зачем
Город тебе, где вороны?
Время, зачем тебе
Эта земная тоска?…

Встало бы молча в сторонке,
Глядело бы тихо и пристально,
Но никогда не пыталось
Внять бы судьбе и постичь…
Может расплата, а может
Иная земная истина.
Памяти cмутные пристани,
Вневременной паралич.




* * * *
Ожидание праздника...
Разве поймешь,
Как нелепостью фраз
Измеряют столетье.
Никому не понятная истина – ложь,
Начиная от веры,
И закончив безверьем.

Тихих улиц миры
Разлетаются вмиг,
Под нажатьем курка
Обрывается фраза.
Страх осознанный этот
Застыл словно крик,
Сжалась жизнь под прицелом
Стеклянного глаза...

Отче праведный, нам
Невозможно помочь!
Мы блуждаем впотьмах,
Натыкаясь на стены...
Ожидание, это
Схождение в ночь
По распахнутым настежь
В отчаянье венам.




* * * *
Люди похожи на сонных –
Глупо блуждают по кругу…
Я захожу к другу,
Где подают коньяк.
Пасмурно красноречивы
Жесты, скрывая скуку,
Я подношу руку,
Словно недобрый знак.

И сигаретный пепел
Падает на ладони,
И ожиданье тонет,
И расплывается мир…
Мне ничего не надо,
И моя сонность вровень
С вычурностью агоний
Полупустых квартир…



* * * *

Я хочу тишины своего одинокого дома,
Я хочу быть Иваном, который не помнит родства
В этом городе, где все до первого слова знакомо,
В этом городе, где оживают в надежде сердца.

Помолись за меня, я не помню молитвы и бога,
Помолись за меня, твоя вера как бритва остра.
Кровь засохнет, я знаю, она засыхает до срока.
И руками сожми, что когда-то снимали с креста…




* * * *

Женщина именем ночи.
Женщина… Крылья короче
Взгляда, а даль не обнять
Взмахами. Режет дыханье,
Волосы спутаны – данью
Надо косу отдавать.
Девственность – детской улыбкой,
А материнство – над зыбкой
Теплой – качать и качать…
Кажется, все на исходе.
Криком, как взмахом, природе
Стоном, как дланью, воздать.
Ветрено. Ветер полета…
Теплое тянет в заботы,
В радости, в благодать.
Где же ты, мной не рожденный…
Кажется, снег заоконный –
Это лишь ветер бездонный
С яблонь срывает печать.




* * * *
Я о тебе не мечтаю,
И ничего не хочу.
Книгу забвенья листаю
И хохочу.

Фридою черноволосой
И обезумившей в срок
Я не задамся вопросом:
Где мой измятый платок?
 



 * * * *
Александрия, сожжены мосты.
Моих шагов беспамятство ночное....
И по законам древней красоты
Лампады гаснут перед аналоем.

Мерцает свет, разгоряченный воск
Стекает на пол свадебным нарядом,
И золотые россыпи волос
Как часть еще нездешнего обряда.

И я шепчу трехкратное «Прости»,
Но «Отче наш...» не развевает чары...
Твой тонкий жест спасительной руки
Куда страшнее божьей лютой кары.



* * * *
Карты легли на разлуку.
Дай мне, пожалуйста, руку
И убежим. На краю
Белого-белого неба,
Мы не изменимся, где бы
Ни были мы, так нелепо
Не попадать в колею.

Тонкие-тонкие пальцы...
Дай мне, пожалуйста, пяльцы,
Я научусь вышивать
Светлые-светлые лики,
Стану я равновеликой
И освещенная, в бликах,
Я устою на краю

Белого-белого неба,
Там, где с тобою мы слепо
Будем стоять над водой.
Взлет и падение схожи.
Сделай, пожалуйста, тоже
Шаг, и мы станем моложе
И бесконечно сильней.




* * * *
Помяни меня в день седьмой.
В позапрошлых снах моих вязок день.
Жизнь прожить, любя, и остаться собой –
Грациозной стремительной как олень…

Олененок мой, дай мне знак.
На висках моих – тает снег.
Хорошею я, в небесах
Ускоряя свой поднебесный бег.

Оглянись! Я жду, посмотри назад.
Там горят огни предвечерних глаз –
Я еще с тобой, и разлит закат
Ярко-красным маревом наших фраз.



* * * *
Ты ее не удержишь –
Эта птица ярче, чем руки твои.
Золотые одежды –
Это осень, надежда на той стороне Реки.

Белым снегом заплетутся туманы –
Осенних дождей серая прядь.
Будут люди другие, и будут страны
К которым нам еще суждено пристать.

Кораблями, как поводырями
Выбираем мы свой нам еще неизвестный путь.
Я прошу ее: меня за морями
В светлой гавани своей – не забудь.



* * * *
После нашей разлуки –
Холодные руки
Касаньем стекла.

После нашей разлуки –
Забытые звуки
За кромкою льда.

После нашей разлуки
Не будет порукой
Ни дьявол, ни Бог…

Что исполнить безропотно?
Мне не быть больше крохотной
У твоих ног.




* * * *
А помнишь, как мы с тобою
Курили всегда запоем,
И дружно в друг друга кидали
Слова, что острее стали.
И пили темное пиво,
И выглядели красиво!

А нынче смотри, как пресно,
Зубам без улыбки тесно,
И руки совсем отсохли,
И мысли как вата – глохну,
Смотрю и не вижу края,
И кажется, я взлетаю.
Парю, не в силах разбиться –
Свободная слабая птица.



 * * * *
Если тебя ждать,
Значит тебя звать
Гулко, сквозь толщу вод,
Слепо, как будто вброд
Переходить реку времени…
Каплями прямо по темени,
Ежесекундно памятью
Себя продырявливать.



* * * *
Забвенья не будет.
В расщелинах глаз –
Живая вода.
Как в омуте вешнем,
Как в зареве грешном,
Как в плавленье льда.

Ты не обрекай меня
На исчисленья
Не прожитых дней.
Забвенья не будет –
В расщелинах судеб
Минуты длинней.
 


* * * *
Прости меня, последняя любовь.
Что нужды объяснять,
В словах святая фальшь.
А в августовском небе,
Продрогшая до слез,
До грез весенних
Моя седая боль.
Подумай обо мне.
Я – в ропоте дождей,
Я – в шорохе листвы,
В вечерних облаках…
Так низок горизонт
Моих последних дней.
Мне не хватает неба,
И воздух так тяжел,
Что невозможен вдох
Всем существом.
И тени, тени, тени….



* * * *
Утро выгнется кошкой мартовской,
И расплещется по проулочкам.
Я себя причисляю к агнцам,
Ты меня называешь дурочкой.
Это временно, все рубцуется.
Только стынет ли кровь горячая?
По проулочкам водят дурочку
И не знают о том, что зрячая.
В отстраненности осознание
Неизбежности и безгрешности…
Если звать ее, не докличешься,
Лишь рукою коснется в спешности,
Лишь на миг обернется в сторону
И на солнце свое залюбуется…
По проулочкам ангел вороном
Над людской слепотой кружится.



* * * *
А завтра будет дождь,
И я промокну от зимних слез…
Безжизненный пейзаж продрогших улиц,
Посыпанных песком и мелкой пылью…,
Но будет – дождь.

Я приоткрою шторы…
В тишине разлитых дней
На мелкие минуты
Прижмусь щекой к шершавой глади неба
И буду слушать – дождь…



* * * *
И растает предутренний снег
В свете звонкого плача.
Я сегодня одна и за всех
Я решаю свою судьбу.
Этот утренний сон
Ничего абсолютно не значит,
Но уже откровенней живу,
Откровений и проще дышу.

А в вокзальной сумятице света
Мне такие виденья,
Что как в детстве захватят в врасплох,
И подхватят меня как в бреду,
И навстречу к себе,
К светлой девочке в свой день рожденья.
Может статься, на долгое счастье,
А скорее всего на беду.




* * * *
Уходящее не вернешь,
Меркой памяти не измеришь…
Будет глухо стучать дождь,
Заколачивая двери.

Побледневший бокал вина,
Мною выпитый, я отставлю.
Ожидание как струна
Разорвется от всхлипа ставня…

Молча взглядом измерю свой
Опрокинутый мир ненужный…
Уходящее, ты со мной
Непростительно равнодушно.




* * * *
Забытое время стучит по рукам,
Приказы «Стоять!» отбивает, «На месте!»…
И десятилетия липнут к ногам,
Не сбросить уже эту тяжесть предвестий.

И все еще веришь в крылатую блажь,
И все еще думаешь о спасенье…
А девочка в платьице легком – мираж,
Скользит по воде – ей не нужно прощенье…





* * * *
Ты так резка, младенчески резка,
Твои желанья в узких злых зрачках.
Не суета – застывшие века,
И облака, и не истлевший прах.

К твоей душе стучаться? Не стучись!
Ты так открыта, словно эта жизнь,
Которую руками не обнять.
Ты впитываешь все, но ничего
Не выплеснешь, заведено –
На то и юность, чтобы только брать.




* * * *
Солнце развешено по ветвям,
Дама несет в кулечке дочку.
Жизнь продолжается. Аз воздам...
Нет, господа, не ставьте точку.

Будет дождей вязкая муть,
Жизнь разольется, словно речка.
Может постигну эту суть –
Может пошлет Бог человечка...

А на иконах – лики любви,
И Богородица, хоть и святая,
Держит младенчика у груди
И ничего о судьбе не знает.




* * * *
Мне бы крыльев взмах,
И глаза огромные –
Облачный рай.
Тихий вдох и страх,
И ресницы сонные,
И рассвета край.

Мне бы очи выплакать,
Мне бы душу выкликать
В тишину.
Плащаница выткана,
Изголовье выстлано –
Все ко сну…

Отчего-то тянется
И не прерывается
Жизни нить.
Я хочу не многого,
Я хочу не малого –
Просто быть.




* * * *
Все в порядке, закройте тетрадки –
Ученичества час миновал.
И осталась игра только в прятки,
И какой-то особый развал.

Не по-детски, но все-таки дети,
Не по-старчески, но старики…
В заколоченной черной карете
Взмахом бледной и тонкой руки…

И еще не постигнуты смыслы,
И еще не запятнаны сны.
И немыслимы мы, и вне мысли,
И предчувствие новой весны.




* * * *
В твоих степных глазах
Не человечья воля,
Беспечные ветра
Твою свивают гриву.
Ты чувствуешь во мне
Надломленность покоя?
Ты чувствуешь, как я,
Зажженная, сгораю?

Степного скакуна
Безудержную силу
Остановить ли вмиг
Мне жестом рук взлетевших?!
Словам не остудить
Внезапного порыва,
Себя не обуздать,
Летящую над бездной!

Степных коней глаза
Сухи, как эти травы,
Как белые дожди,
Лучи степного солнца.
Мне хочется воды…,
А ты несешься алой
Сжигающей волной
Слепого первородства.




* * * *
Разложила тебе ритуальный костер,
Разметала по ветру волосы вьюгой,
Ощетинилась кошкой, отворила затвор
И за дверью седой обернулась старухой.

А на паперти снова – колокола,
Воскресение празднует город пресветлый…
Я сажусь на крыльцо в ожиданье тепла –
Отогреть бы ладони, да плещутся ветры,

Да снега на версту, и до неба снега,
Замело все дороги, не выйти из круга…,
Мой костер догорел, и чернеет зола,
И черницею злой между нами разлука.




* * * *
Вокзальное время
Старых часов
Дарует нам вечность
Длинною в минуту…,
Я слышу тревожные
Звуки шагов,
Я знаю, что ты
Уезжаешь отсюда.

Желание рельсов
Почувствовать боль
От тяжести вдаль
Пролетевших вагонов,
Желание броситься
Рельсами вдоль
Пути твоего…
Вне извечных законов.



* * * *
Раскаленный ветер перельется в пламя,
Черная глазница солнца в вышине…
Ты меня измеришь, нежностью израня,
Ты меня отметишь на своей струне.

Я в непониманье, как в колодце света,
Я от солнца стала желтой, как листва…
Обожжет дыханьем огненное лето,
Я в ладонях неба догорю дотла.




* * * *
Ты забудешь меня,
Я открою глаза,
И себе подарю свет.
Я себя обниму,
И прольется роса
Через толщу замерзших лет.

Что не сделает миг,
То развеют года,
И осыпется боль в прах.
Но вернется любовь,
Как былая беда,
Как забытый из детства страх...




* * * *
Беспомощность… Она в века
Уходит, оплетя корнями
Желания. Издалека
Тянусь в распахнутость руками,

Заигрываю с каждым днем,
Ночами обнимаю тени…
И все настойчивей закон
Нелепости судьбосплетений.




* * * *
Стареющая женщина с плеча
Смахнула непомерную обузу –
Желтеющий листок…, и прошептала
Беспомощно и как-то сгоряча –
Скорее бы зима, я перестала
Вести отсчет седеющим годам…

Безмолвие заброшенных аллей
Лениво разносило одинокий,
Однообразный, надоевший звук
Ее шагов, и, кажется, плотней
Сжимались губы, и весь мир вокруг
Не торопился дань отдать словам…

Еще виднелась тень ее вдали,
Походка тяжелела, и неловко
Она врастала в синеву небес
И, отрываясь от седой земли,
Ловила хлопья снега, и навес
Из тополей склонялся к сонной тверди…

Покинутый той женщиною мир
Ложился пожелтевшею листвою
К моим ногам. Его возненавидев,
Я, уходя, взглянула на пустырь
И вздрогнула, так явственно увидев
Себя, идущей по аллеи к смерти.





* * * *
Поезда мои вкривь да вкось.
Стук колес как больной мотив.
Не сбылось, не сбылось, не сбылось –
Я шепчу, никого не простив.

Обезумевшие года
Как мелькание фонарей.
И беда моя как всегда
Не одна, а свита за ней.

Остановок не будет, стоп-кран
Не сработает, если сорвешь...
И нависнет новый обман,
И проступит старая ложь.




* * * *
Моих надежд разбитое стекло –
Смотрю на мир, как на арену страха…
Я только – тень, но время подошло
Себя ваять из слипшегося праха.

Не из ребра! Поднятием руки
Я укажу на глиняное чрево…
Мой Бог, и ты – один, но посмотри,
Как хочет жить отвергнутая Ева!



* * * *
Потерявшись в себе,
Как в просторах вселенского неба,
Не осмыслив своей
Перелитой сквозь лица тоски,
Ухожу не спеша
По проулкам последнего лета
И походка легка,
И звенящие стынут шаги.

Ухожу, не приняв
Иллюзорность трехмерного мира,
Оступившись на грани
Каких-то неясных высот…
Безгранично земная
Тоска в моем сердце остыла,
И раскинулся ввысь
Предо мною ступенчатый свод.




* * * *
Белая ночь мне дарует свет.
Я засыпаю, сон даст мне силы.
Я не хочу верить в рассвет,
Я не хочу, чтоб солнце всходило.

Скрытые тканями зеркала –
Не до беды, если сам не накличешь…
Что же ты, молодость, предала –
Тихо лежишь, и уже не видишь.

А за окном половодье слез –
Желтые капли вниз словно лица…
Я засыпаю, все не всерьез.
Мне на рассвете дано пробудиться!





* * * *
От одиночества сходят с ума,
От одиночества просто слабеют,
И превращаются в острова,
И не жалеют...

Ты не подумай, еще жива
Крыша и прочие атрибуты,
Но превращаюсь я в острова
С этой минуты.

Тихие волны, и никогда
Не разразится шторм в одночасье.
От одиночества сходят с ума
И растворяются в счастье.





* * * *
Я еще там, где меня уже нет,
Я еще тенью хожу по задворкам,
Бывших надежд перепутанный след
Тянется от переполненных моргов.

Тихо касаюсь бетонных перил,
Не принимая себя как условность.
Вновь обретаю потерянный мир,
Утяжеляя свою невесомость.





* * * *
Заоконная тишина
Обнаженного светом пространства –
Все теряется здесь,
В этой замкнутой плоскости дней.
Я себя не смогла
Уберечь, и нелепо убранство
Этой комнаты, где
Так назойливы лики теней.

Отчуждение жизни.
Нескладная форма запрета.
Тишина, отступив,
Припадает к холодным губам.
Боже мой, как послушно
Мое уходящее лето,
Как печальна прелюдия
К будущим сонным годам.




* * * *
Я другой уже стала, и мне
До печали твоей не подняться.
Золотую осеннюю пыль
Я сжимаю в холодной руке.

Мне дают только двадцать, а жизнь
Так стремительно хочет умчаться…
Разве можно бояться чего-то
От бессмертия на волоске?




* * * *
Все дороги слились в одну.
И фонарь единый погас.
И метели безумный пляс.
И расплата за чью вину?

Я разыгрываю войну.
Я сегодня смешной паяц.
И метель заметает плац.
В одиноком стою строю.




* * * *
Есть бруснику на шатком мосту,
И смотреть на присутствие Бога,
И чужие читать имена
Между прошлым и будущим Света,
И сжимая в руке лепесток
На прохладном июльском ветру
Загадать свое имя извне,
Из прошедшего века.

Позабавиться… День не истек
На пустые безликие фразы.
Обещали еще полчаса
На продленье брусничного рая.
Этот мир неизбежно войдет
В эту воду…, не знаю, к чему
Я надеюсь на ветер и птиц,
Что как ветер летают.




* * * *
Осенняя память шуршит песком
И ворохом листьев засыпет небо.
Желание вырваться – под замком,
Желание сблизиться тоже слепо.

А проще забыться, закрыв глаза,
Гадать на ромашке – не все незримо….
И падают, тихо шурша, слова,
И память сочится сквозь пальцы – мимо.




* * * *
Меня не простили
В холодную ночь осеннюю.
Изрядно постили –
Такая в доме метель!

Смотри, пред тобой
В стремительном танце бесятся
Белесые локоны той,
Что уводит в постель.

Сны… Понадкусала,
Поразбросала пряники.
Румяные щеки
Уже синевой небес.

Условились – утром,
А утром внезапно, отчаянно
Я оборвалась
И вошла
В свою новую
Жизнь.




* * * *
Елена – остров в океане,
Простуженный до недоверья…
Я знаю, ты сегодня ранен,
Ты спрятался за этой дверью.

Стучу… Тревожные раскаты,
Как телефонные надрывы,
И голос твой почти невнятный…
Стоишь, учтиво

Укачиваешь волны пены,
Стараешься стать незаметней…
И плачет хрупкая Елена
Над одиночеством вселенной.





* * * *
Мир на обрыве света,
На сломе чувств...
Если не быть поэтом,
Быть пилигримом, ветром?
И расшвырять алмазы
Параноидных буйств,
Нагромоздить ребус,
Мучась ответом?

Мир на обрыве... Видишь,
Вскинут курок.
Молча прощаться с жизнью
И не просить прощенья.
Зная свои ошибки,
Спрятать последний листок
И запятой оборвать
Стихотворенье...





* * * *
И выносили мантии королей,
Придворных дам и наивных принцев.
И только тонкое «Пожалей!»,
Когда закончится репетиция.

Когда возможно зажечь огонь,
И закурить сигарету тонкую,
И так по-детски разжать ладонь
С такой доверчивостью бездонною.

Когда наступит великий бал,
И совершится Его вступление,
И воссияет огромный зал,
И на глаза снизойдет затмение,

Ослепну в свете Его зеркал,
Где лишь лицо мое в отражении.
Давай помедлим, зачем на бал?
Здесь за кулисами – безвременье…




* * * *
Тихо бежит вода,
Небо уходит ввысь.
Рассветные города.
Молитвенно: удержись

За хрупкие провода,
За тонкую нить дорог,
За таянье черного льда,
За то, что понять не смог.

Удушливый смог твоих
Расплавленных площадей…
Соль на ладонях земных.
Распятие дней и ночей.





* * * *
Последние капли лета
Стекли по стеклу.
Прилипшая бабочка –
Крыльями к тротуару.
Мое одиночество спит,
Свернулось в углу
Бездомной собакой,
Растратившей жизнь свою даром.

Последние чьи-то шаги,
Спешащие прочь.
Ночной отступающий звук
Трамвайного рая…
Однажды я просто войду
В проспектную гулкую ночь,
Очнусь от тяжелого сна,
Себя не узнаю.





* * * *
Предгрозовое – тонкое, больное.
Предродовое - тянущее, злое,
Забытое за далью стольких лет…
Забвенья нет, но и прозренья нет.
И говорю я голосом скрипучим,
И вглядываюсь в тонущие тучи
В воде небесной и воде земной…
И однокрылый ангел вдоль по шпалам
Бредет и упирается устало
Мечом, как посохом, в утробу, в твердь земли.
И я за ним, влекомая бедою,
Хранима богом, и светла тобою –
Ты в снах моих, как в склепе, ты в плену.
Но не рожден, и значит ты свободен,
И лишь тому, за кем бегу я, вровень.
Мне нужен меч, мне нужен только меч
Чтоб выпустить тебя, и стать тобою,
И после гроз в траву земную лечь.





* * * *
Разбуди на рассвете меня –
Небо ветрено, сонны травы…
Так тепло, как весной земля,
Так легко, будто вечно правы.

Мне от рук твоих – божий свет,
Мне от губ твоих тихий морок.
Напиши меня как завет
И запомни, и стань мне дорог.





* * * *
Я охраняю сон твой, я смотрю
Как падают ночные звезды в небо
И дальний путь указывают, мне бы
Прижаться молча к твоему плечу.
И ощущать дыхание, любя,
И повторять забытую молитву,
И наши имена не врозь, а слитно
Вписать в земную книгу бытия.



* * * *
Возвращаюсь в свою нору.
Ухожу от того, что мило.
В небе стылом такая сила,
Что притягивает ко дну.

Разгребаю остатки снов,
Растасовываю страницы.
Я не синяя – черная птица,
Замурованная вне слов.

В равноценности «да» и «нет»
Постигается смысл жизни,
В беспредельность уходят мысли,
Устремляясь на белый свет.




* * * *
Мальчик для битья, фармак,
Маленький провидец, гений
В забинтованных руках,
В зябкости стихотворений,

В тонкой паутине лжи,
В суетности пониманья…
Ускоряясь, этажи
Вверх несут тебя, в изгнанье.

Что тебе до мира впрок
На войне бескрылой этой?
Опаленный мотылек,
Тонкий выродок планетный.




* * * *
Черные пригоршни жженых волос.
Не отрекаюсь, но только не внемлю.
И предстаю пред тобой в полный рост,
Тенью своей затмеваю всю землю.

В логове снов ты хороший гонец –
Вести разносишь с пугающей силой.
Ну посмотри же мне вслед наконец –
Это так просто и невыносимо!

И в череде бесконечных утрат
Я так хочу оправдаться в прощенье...
Жженые волосы тихо шуршат
И ускользают из рук моих в тленье.




* * * *
У исполинских стен твоих –
тишина.
Взметнулся ангел мой –
не взлетел.
И ничего нет на кромке сна,
Я знаю точно, где мой предел.
И растворяясь, я возношу
Свои молитвы своим богам...
У темных стен твоих тишину
За звуки мира я не отдам.
Поскольку важен уже финал,
Дышу началом, потом замру.
Мой ангел сильный крыло сломал…
И поделом – мне,
И по делам – ему.





* * * *
Усталый от дорог скиталец
Опустит ноги в ночную мглу…,
И облака вокруг коленей,
Над головою – звезды.

Он продолженье гор,
Он равен себе лишь самому,
А вниз спускаться
Никогда не поздно…






* * * *
Я позабыл присутствие людей.
Они меня навек остепенили.
Из грозовой и придорожной пыли
Я рос и выправлял изгиб ветвей.
И мне казалось, лунные часы
Мне отмеряют время поземному,
А я стоял, не опуская крону,
И вдаль смотрел, переливаясь в сны.
И снилось мне, что мир на трех китах
Еще стоит, и набухают почки.
И я, как бог, в одной ночной сорочке
И с привкусом побега на губах.








* * * *
Боль колючая и земная,
И, возможно, еще жива я,
Но уже по инерции вен.
Узнаю это чувство больное,
Словно зреет внутри что-то злое,
Как причина земных перемен.
«Отойди на полшага от края,
ты еще молода и живая…»
потолок так предательски бел.
Белоснежные стены палаты,
Полубоги в белых халатах,
И удушливый запах тел.
Но из тела уже прорастает
И корнями меня оплетает,
И укачивает листвой
То, что я сберегала до срока,
То, что стало моим порогом.
Только шаг – и вернуться домой…




* * * *

Маме.
Я от них постарею до срока –
Эти мысли как верная смерть.
Если все мы – подобие Бога,
То зачем над костром руки греть?

Оттого ль из глазниц мы глазами
Прозреваем иные пути…
На пороге под образами
На прощание – перекрести.




* * * *
В том мире, где не видно края,
Во тьме, стоящей на краю
Себя я вижу. Свет мерцает
Воспоминаний – в глубину
Сознанья, где предел так точен,
Как стук секунд, летящих вниз.
И каждый шаг уже не прочен,
Надрывен, слаб, и тянет ниц
Упасть, и чувствовать, не зная,
Все, что вершится наяву
В том мире, где еще жива я
Лишь осознаньем, что живу.




* * * *
Доисторическая глубина преданья,
И мирозданье на твоих ладонях,
И пастухи стада слепые гонят,
И далеко до истинного знанья.

И ты стоишь по пояс в травах вешних,
И вслед глядишь пылающему стаду.
Оно плывет к пурпурному закату,
Нас покидая, суетных и грешных.

И жаль не то, как медленно и плавно
Оно проходит сквозь ворота неба,
А то, что жизнь, как истина, желанна,
И завещали в Бога верить слепо.