Стеклянной девочке

этой ночью было по-настоящему страшно.
стекло. обнажая безобразные каркасы, все стекло, собралось бензиновыми лужами на земле. все. краски, мир. небо стекло мне под ноги. солнце раздулось и лопнуло, а его жирный желток слизняком ползет по виску. стекает.
а я не могу стряхнуть его. не до шевелений глазами. меня приковали к скале. к стеклянной скале пятого неба. каждое утро орел прилетает, чтобы выклевывать мне печень. но скоро и мое небо, и моя земля стекут.
знаешь, у этого мира безобразные формы, отвратительные каркасы, что держат небо. сто тысяч тонн гниющей стали. а проволочка, держащая солнце, уже оборвалась. и теперь его желток ползет по мне вниз. я не шевелюсь. кандалы втерты в кости. кончилась кровь. вдоль по нервам ползут полубоги и поливают меня ядом. мне больно, знаешь. я жду утра и своего орла. и смотрю вниз.
а там все – стекло. стеклянное небо. стеклянный ветер душит стеклянные тополя. девочка гуляет с собачкой. и я вижу, как в ее молодой, тонкой грудной клетке бьется стеклянное сердце: «дзиньк-дзиньк, дзиньк-дзиньк».
я вижу унылые будни, сто строчек в день, пять выездов в неделю. я вижу страшные сны чужих мне людей. я вижу, как все стекленеет, трещит и звенит под весом скалы и моего тела. я слышу, как капли моей крови бьются о ваше небо снаружи. я вижу старые тополя и их стеклянный пух. он убивает людей, вызывая нагноение души. я все это вижу. мне больно.
а еще... еще иногда я вижу тебя. ты сидишь на подоконнике, смешно поджав колени к подбородку. почему-то мне кажется, что ты делаешь именно так там, за границами всего этого. может я ошибаюсь в твоих жестах. но сейчас ты сидишь, поджав коленки, и считаешь звезды. их свет отражается в стеклышках твоих очков и золотит рыжие прядки. тебе кажется, что ты одна и потому ты самозабвенно считаешь звезды и пишешь на окнах письма. ты ведь не знаешь, что звезды – это горящие капли моей крови и яда. не знаешь, что я смотрю на тебя оттуда, сверху, распятый и гордый. подслушиваю твой смех. подсматриваю буквы. ты – единственное, что еще живет в этом мире. но ты еще многого не знаешь.
стеклость убивает твой мир. она течет быстро. уже близко. она подбирается тихо. сзади. и ты стекленеешь. медленно, не замечая, как начинаешь звенеть. сначала кончиками пальчиков, потом ресничками, нежностью глаз, непослушностью челки, потом...

...потом я рвусь с цепей, от рева болью выворачивает плечи. на вашем небе становится больше звезд, оно горит, охваченное пламенем. я рвусь. кровь стекает реками, водопадами, барабанит по стеклянному куполу. у вас там гроза. и горит небо. ты можешь меня видеть, можешь, можешь! но ты не видишь. ты стекленеешь.
с хрустом выворачиваю плечи, рву цепи, падаю губами вниз. разбиваю небо. рушится. я с ним. истекая осколками, бегу по городу, концы цепей звяками разбивают мостовую. я к тебе бегу, к тебе, слышишь, видишь, знаешь?..
...когда я нахожу нужный дом, твое окно пустует. дом прозрачен. в ячейках квартир кто-то пьет кофе, кто-то водку, кто-то занимается на кухне любовью, кто-то кормит кошку. а тебя нет...
...и меня приковывают обратно. вбивают алмазные кандалы. каждое утро орел прилетает клевать мое сердце. за ночь оно вырастает вновь.
...ты больше не смотришь на небо. ты выращиваешь орхидеи и продаешь их на рынке за поцелуй в висок. стеклянная, как и все в твоем мире.

...знаешь, я не люблю, когда ты мне снишься.
...ты слишком красива для моих снов.
...а может, ты слишком хороша для моего «жить».
наверное, поэтому я вышибаю сны с тобой из памяти.

в ту ночь я больше не разбил небо.
а потом настало утро и – я снова тебя не помню.