Дядя Вова

Удивительны дела твои, Господи!
Год назад я даже и предположить не могла, что закинет меня судьба так далеко от дома. Но раз уж закинула - пришлось быстренько адаптироваться и перетаскивать свою жизнь через 3000 километров, где теперь мой дом.
Последние несколько лет я полюбила ходить в церковь, и поэтому первое, что сделала по прибытию в другую страну, - нашла ближайший к своему дому православный храм. Теперь каждое воскресенье по утрам мы с мужем прыгаем в автомобиль, чтобы успеть на службу.
... Дядя Вова - человек в своем роде уникальнейший. Не заметить его нельзя. Он обратил на меня свое внимание сразу же, заворчав за моей спиной после службы: "Ну,Вы собираетесь к иконе прикладываться или как?" . Я оглянулась, чтобы извиниться, и увидела колоритного мужчину с седыми мощными, если можно так это назвать, бровями и потрясающими усами.
После молебна верующие в нашей церкви общаются за чашкой чая,и дядя Вова сразу же сцепился с молодым парнишкой из Краснодара на тему "отвратительного образования в Советском Союзе". Меня это задело, и я присоединилась к дискуссии. "Да не обращайте Вы на него внимания", - сказала мне певчая Мария."Ему лишь бы поспорить!".
Как оказалось, дядя Вова из тех эммигрантов, которые осели на нашем острове после Великой отечественной войны. В сорок втором его, восемнадцатилетнего курсанта военного училища родом с Кубани, отправили в Сталинград вместе с сотнями других пацанов. По словам дяди Вовы, их "просто сдали". Так он оказался в концлагере в Польше, а потом каким-то образом в Великобритании (каким именно, дядя Вова, заговорщицки подмигнув, обещал рассказать мне в следующее воскресенье). После победы Советской армии было заключено интересное соглашение о том, что все граждане Советского Союза, рожденные до 1939 года, в обязательном порядке должны вернуться на родину. И тут дядя Вова испугался. Он не хотел на родину. Он хотел жить.
Один чиновник научил его, как остаться. Была лазейка в этом соглашении - граждан с Западной Украины это не касалось. Дядя Вова неплохо говорил по-украински, потому что в его станице украинский был родным языком (он и сейчас говорит: "Я слухав радио"), и "закосил" под "хохла". И у него все получилось. Позже он вообще переделал свои документы и стал поляком (эти бумаги хранятся у него до сих пор), устроился работать на стройку (платили немного, зато безопасно), женился на ирландке и родил пятерых детей.
Сейчас он вдовец, ему восемьдесят четыре года, некоторых детей он пережил, и шестерых внуков разбросало по всему миру (даже в Китае, говорит, внук имеется). Но когда я смотрю на него, улыбающегося, в элегантном пуловере, энергичного, то вспоминаю своих покойных дедов одного с дядей Вовой (не дедушкой Вовой,заметьте!)- возраста. Вспоминаю рассказы о реабилитации отца моего папы, и о раненой под Варшавой ноге моего второго деда, которая всю оставшуюся жизнь ныла "на погоду", и как он капал в стакан с водой купленную "по блату" настойку пустырника в надежде, что это ему поможет, его медали и два ордена, которые я (вот ведь гадкая!) была готова продать за копейки в середине девяностых, потому что мне не на что было купить молока для крошечного сына.
Я вот чего думаю: может, если бы мои дедушки тоже в сорок втором драпанули в другую сторону, я бы родилась в другой стране и не печалилась о молоке для детей? И сами они были бы сейчас живые и холеные, как дядя Вова?
... Знаете, а мне он чем-то симпатичен, этот человек. Пусть он ругает советское образование и медицину, которой толком-то и не попользовался, но глядя на него, я вспоминаю своих стариков и лучше понимаю, как же им досталось по жизни.
... А медали я все-таки сохранила...