Превратности выбора

(Санкт-Петербург - Севастополь, 1990 - 1993)

Non creder mai a quello che e` vero,
Perche` e` vero anche il contrario.

Джанна Наннини

Ленке - единственной, кто понимал меня без слов.



 
***

Мерцание свечей. Дрожание ресниц.
Дыхание груди под белыми шелками.
Бесстыжие глаза зареванных зарниц
Внимательно следят за нашими шагами.

Мы дьявольски милы, мы ангельски хитры,
Мы в музыке парим меж кайфом и погоней,
Но дышат нам в лицо небесные костры,
И в лупе облаков мы все как на ладони.

В рентгене облаков мы все обнажены,
До крохотных страстей, до мыслей потаенных.
И, глядя на восход, немеешь от вины,
Хотя ты и поэт, тем более - влюбленный.

Бесстыжие глаза зареванных зарниц...
Я чувствую их взгляд озябшими плечами.
Мерцание свечей. Дрожание ресниц.
И жадная заря, огромная, как знамя.

СПб, 20.02.93



***

Во-первых, комета коснулась волос,
Оставив подпалину в гриве,
Тогда ты постиг, что потери всерьез,
Но делают только счастливей.

Затем ветруганом ударило в грудь -
Небольно, упруго, пьяняще.
И стало понятно: живем мы чуть-чуть,
Но жизнь от того - настоящей.
 
А в-третьих... ведь ты на меня не глядел.
Глядел ты на небо в узорах.
Но все же меня мимоходом задел
Своим сокрушающим взором.

И раны нечаянной не излечить,
И боль с каждым шагом живее.
Но мне оттого интереснее жить,
И к смерти идти веселее.

СПб, 29.03.93



***

Рукой дотянуться от пьянки
До таинств Великой звезды.
Скажите мне, сестры-вакханки,
Чьи ищем на волнах следы?

Мигает усталое веко,
Мигают излучины рек.
Скажите, как звать человека,
Который и не человек?

Скажите, как звать?.. Виновата,
Мы смотрим в заветную боль.
Огромные губы заката
С нас слижут доверчиво соль.

На сердце останутся ранки
От въедливых капель воды.
Не плачьте, подруги-вакханки.
Во сне мы коснемся звезды.

СПб, 07.09.92

 


Qualche volta anche morire...

Умри, Злодей! Ты нас доводишь до дурдома.
Мы задыхаемся от света и от тьмы.
Ты далеко, и оттого нам тяжко дома,
Но там, где ты, нам тоже тяжко, - это ж мы!

Умри, Злодей! Ты нас доводишь до убийства -
Ведь мы убили равнодушием родных.
Как надоели исступленные витийства
В согласном хоре вечно жаждущих больных!

Умри, Злодей! Мы горячи и нелюдимы,
Нам снятся пальмы твоих ножек до зари.
Вот потому и говорю: умри, Любимый...
Свободы ради! Я прошу тебя: умри...

СПб, 17.09.92



***

Когда закончится ночь,
Омоем ноги в реке.
Уйдем, воздушные, прочь.
Замкнется круг на песке.
Лягушки в синих прудах
Споют заутреню нам.
Лианы будут в цветах,
И взморье будет как храм,

И ветер, легкий, как дрожь,
Забьется, тело дразня.
И если ты не придешь,
Не станет здесь и меня.
Не станет здесь ничего:
Ни роз, ни моря, ни скал...
 - Как пошло, дура!
- Чего?
Так что ж ты дуру ласкал?!

СПб, 18.09.92



***

Мягкими желтыми листьями льются платаны,
Золотом пачкая синие кудри твои.
Видно, им пламенно хочется в дальние страны -
И лучезарной является гибель в любви.

Пламенно плачется блестками бледного злата.
Пламенно жаждется слиться покрепче с тобой.
Я виновата! Я знаю, что я виновата,
Ради сомнительной страсти отвергнув покой.

Но - опадаю - в сиянье - как вечно, как прежде,
Ясным и хрупким комочком живого огня.
Ведь остается еще полпроцента надежды,
Что не стряхнешь ты небрежно под ноги меня.

СПб, 01.10.92



***

Мне снятся тревожные сны.
Плывут поэтичные крыши.
В любви не бывает вины -
И я поднимаюсь все выше.
Все выше: ведь в запахе роз
Скрестятся однажды дороги,
И я расцелую, барбос,
Твои бархатистые ноги.

Деревья кидают - лови! -
Мне лучшее золото в мире.
И, кажется, я от любви
Уже раздуваюсь все шире.
Все шире - ведь в сини небес
Растают бессмертные звуки,
И я расцелую, балбес,
Твои похотливые руки.

И смерти не будет, поверь -
Одни голубые просторы.
Входи же, распахнута дверь,
Раскинуты алые шторы.
Языческий солнечный день
Взорвет оболочку земную.
Возлюбленный, я твоя тень!
Приди же ко мне - зацелую!

СПб, 24.09.92




***

Выходи! На блестящей траве
Отпечаталась строчка луны.
На курчавой твоей голове
Перья в сумраке ярче видны.
Боль поэзии - выпуклый блик
В этой памяти, слабой, как бред.
Я отброшу все истины книг,
Потому что в них этого нет.
Нет блистания звезд над прудом -
Лишь сухие слова о борьбе.
Нет в них даже ни слова о том,
Как я руки лизала тебе.
Как на шляпе алмазная гроздь
Билась каплей воды в лопухе.
Как негаданно мне довелось
Счастье выразить в кратком стихе.

СПб, 25.08.92



***

Я уеду в край, где блещут голубые жемчуга,
В край, где томно кипарисы смотрят в маленький залив.
Там показывает месяц звездам тонкие рога
И хихикает счастливо, амазонку полюбив.

Я уеду в край, где волны фиолетовы до дна,
И таинственная пристань принимает корабли,
Где меж царственных русалок та, что трепетно юна,
Грезит жалобно о принце прилегающей земли.

Я уеду в край, где сабли обольстительно остры,
Где сраженья пахнут кровью, и неверностью - балы,
И дочь племени безумцев смотрит с сумрачной горы
С нескрываемой любовью, как проносятся орлы.

СПб, 31.08.92




***

Я помню: на пирсе, огромном и белом,
Маяк изумленно погас.
Луна воплотилась в прекрасное тело,
Чтоб сделать рабынями нас.

Луна, воплотившись, ступила на камень,
И ужас ударил в висок.
Стекал чешуей под босыми ногами
Таинственно белый песок.

Да разве ж нас кто-нибудь, мама, осудит?
Пора отправляться ко сну?
Ну что ж, отправляйтесь - на то вы и люди.
А мы обожаем луну.

СПб, 08.09.92




Прозрачная звезда

Пунцовая стезя рассерженной звезды
Чиркнула по стеклу безумною змеей.
Ах, пусть немолодым, пусть старым и больным,
Но только бы моим, но только бы со мной...

Горячая, как жизнь, бордовая звезда
Расплющилась о люк, растаяла, как дым.
Ах, пусть не навсегда - зачем мне навсегда?
Хотя бы на часок, но только бы моим!

Но только бы не зря, ах, только бы не зря
Пожертвовала я талантом и семьей:
Да будет катаклизм, да выгорит земля,
Ведь это все равно, о если б ты был мой!

Ах, только б увидать, не фото и не бред,
А именно тебя, и пусть меня сожжет!
Прозрачная звезда - аж холодно смотреть -
Уселась у двери и тихо стережет.

СПб, 02.11.92



Ничто

А что тут смотреть? Надо выпасть в пьянящий осадок
И долго дышать, очень крепко зажмурив глаза.
Ведь это же мир никому не понятных загадок.
Ведь это - ничто, а в ничто и смотреть-то нельзя.

Живу - и живу, рассекая чужими руками
Пучину минут, очень вязкую массу минут.
И грежу тобой, обжигаясь твоими очами.
Лишь через ничто человек попадет в Абсолют.

СПб, 04.09.92



***

По теплой зеленой земле
Пройдем мы босыми ступнями.
Портрет на дубовом столе
И небо, как синее знамя.
Я снова открою окно,
И мартовский воздух вольется
В меня, и ушедший давно
Приятельски мне улыбнется.

Чуть-чуть обжигает земля,
И ноги нам колет - немного.
Холмы преграждают поля.
Дракон охраняет дорогу.
День кончится, станет темно,
И сердце во мне встрепенется.
И этот, ушедший давно,
Предательски мне ухмыльнется.

И ладно! Ведь главное - Свет,
Таинственно пахнущий снами.
И капельку странный портрет.
И небо как синее знамя.

СПб, 16.11.92



Он вернется

Запах солнца, прилипшего к стенам почти васильковым.
Запах снега, покрытого брызгами этого солнца.
Он вернется: язычески бронзовым и чернобровым.
Не вздыхай и не плачь: я клянусь тебе, слышишь, вернется!

Я клянусь тебе всем задушевным, любимым и вечным,
Божьим светом клянусь, синим цветом и запахом солнца!
Ну, а если... О нет, это было бы бесчеловечно!
Даже думать забудь, я тебе обещаю: вернется!

Я тебе обещаю ветров разыгравшихся пенье
И биенье в колодце двора одичалого платья.
И в знакомых шагах загудят беспокойно ступени,
И, бездомно вскричав, ты в соленые рухнешь объятья.

Я тебе обещаю его оголтелые губы,
Что багрово наметят звезду под вспотевшей рубашкой.
Долгожданные ласки торжественны будут и грубы,
И от блеска очей тебе станет волнующе страшно.

Я тебе обещаю твой возглас, исполненный сласти,
Что сияющей болью взорвет этот сумрак - как солнце!
...Не реви же ты, дура - и так сердце рвется на части.
Говорю же, я чую: к тебе - не ко мне - но вернется...

СПб, 16.11.92



***

Я откину упавшие пряди с лица -
В тишине мне почудились трубы.
Он беззвучно взойдет по ступеням дворца -
Чей-то призрак, целующий в губы.

Отодвинут тяжелые складки портьер
Невозможно холодные пальцы,
И я брызну улыбкой - когда ты посмел,
То теперь уж, безумец, не кайся!

Темно-призрачный плащ мне покроет стопы,
Из прически я выну заколки.
Глянут очи в меня - голубы-голубы,
Бирюзы ледяные осколки.

Вот где жизнь!!! Это бред, междувременный срыв,
Изможденная схватка гигантов!
Утром выйду я в свет, след укуса прикрыв
Белой гроздью горючих брильянтов.

СПб, 05.01.93

 

***

Дорогая, пора! Счастья нет, положительно нет.
На земле никогда не найдешь абсолюта покоя.
Поднимайся, пора! За холмом обозначен рассвет,
И, прядая ушами, промчался табун к водопою.

Одевайся, пора! Створки туго открылись: зима.
На сугробах и крышах искристое солнце играет.
Психопатка, пора! Ты же все понимаешь сама:
Он - Великий Спаситель, Он всех нас, заблудших, прощает.

Идиотка, пора! Все равно ты до боли одна,
Ты продумала все: неужели теперь не посмеешь?
Фантазерка, пора!.. Все равно, выходя из окна,
Ты поверишь в критический миг, что летать ты умеешь.

СПб, 18.01.93



***

Как полночный прибой
Этот звон ошалелых копыт - как полночный прибой.
Я уеду с тобой!
Вся округа давно уже спит - я уеду с тобой.
Путеводной звездой,
озаряющей бури и штили, своих и врагов,
я уеду с тобой,
оставляя в истоптанной пыли разбитых богов.
Выходя со двора,
я окину рассеянным взглядом наш старенький дом.
Жизнь - большая игра,
а играть интереснее рядом, бок о бок, вдвоем.
Как полночный прибой...
Из каких это, впрочем, романов: полночный прибой?
Путеводной звездой...
Ну не медли, вперед, мой желанный - я еду с тобой!

Севастополь, 25.07.92



***

Сатиру нравился ветер. Касаясь его губами,
Сатир ощущал, как свежесть вползает в кровь.
Сатиру нравилось солнце. Пиная его ногами,
Сатир ощущал на пятках тугую дробь.

Щекотка светлого лета мне снится теперь ночами,
Сплошной лазурит - аж черный, такой сплошной.
Ведь мы - зеркала с тобою, умноженные свечами,
Хотя иногда считаем себя луной.
 
Ведь мы - зеркала, и знаешь, нам так повезло, подруга!
Пусть мы отразим не солнце - доступен его оскал.
Пусть мы отразим друг друга, теперь и всегда - друг друга,
Но кто был в конце коридора глядящих в себя зеркал?

СПб, 03.09.92



***

Зарываясь лицом в листопад,
Подметая дорожки разлитой косой,
Я хочу обернуться назад.
Я хочу привалиться к березе босой.
Я хочу умываться дождем,
Чтобы смыло усталость с морщинок у рта.
И мечтать: как однажды придем
Мы к гробнице, и в ней не застанем Христа.

СПб, 06.07.92



***

На земле никогда не кончается жизнь.
Кружева навсегда постоянно белы.
Если ты меня любишь, молю, оглянись!..
Оглянулся... И зубы, как сердце, светлы.

Оглянулся... И дети моргают от слез,
И в горячих ладонях теряется нить.
Если ты меня любишь, то это всерьез,
Потому что солдаты умеют любить.

И я знаю, что ты не придешь никогда,
Но сжимается горло, и крикнуть нет сил.
Черный цвет мне идет. Я еще молода.
Твой скакун не спеша в беспредельность поплыл.

Сколько лет, интересно, не будет вестей?
По просторам земным разлетелись орлы.
Черный цвет мне идет. Я еще молода.
Кружева навсегда постоянно белы.

СПб, 25.05.92




***

Он, светло улыбаясь, глядел в небеса,
прислонившись к стене.
По щели горизонта текли паруса,
словно пот по спине.
От улыбки на тех, кто приказ выполнял,
перекинулся страх.
А зачем ему жизнь, если он сохранял
мирозданье в глазах?
А зачем ему жизнь? Он ведь знал, что душа,
как из тела рванет,
Устремится туда, где так синь хороша,
где так море поет,
Где так звезды лукавы, кораллы красны
и прозрачна вода.
Тело рухнет у грязной облезлой стены,
а душа - молода!
А душа - непоседа, ей мчаться винтом,
кувыркаться, резвясь -
И украдкой подслушивать песни о том,
как он умер, смеясь.

СПб, 30.05.92



***

Примерещится с ветра и слез под глазами такое...
Вытрешь слезы, подернешь плечами и скажешь: ого!
Улыбнешься нестрого: оставь меня, милый, в покое.
Потому что ты помнишь слова: осторожно, огонь!

Примерещится с голоду торт, и в пустыне - оазис,
А когда одиноко - мужик беспроглядно чужой.
Сунешь руки поглубже в карманы и спросишь: Quo vadis?
И зачем он приперся к тебе неспасенной душой?

Неужели без душ у тебя слишком много покоя?..
Неприкаянность - ад, даже хуже, и ты не сердись...
Примерещится с песен и книг сумасбродных такое...
И ладонью ты хлопнешь по стулу: ну что же, садись!

Севастополь, 06.07.92.



***

Голубиная кротость, беспримерная дерзость,
Неохватная сила в соколиных глазах.
Я умею быть сильной. Я умею быть первой.
Я умею быть вашей. А иначе нельзя.

Через много столетий мы увидимся снова.
Я накину на плечи синеватый бурнус.
Нас связало лишь слово - да, всего только слово,
Но сказать его громко почему-то боюсь.
 
Между нами - природа. Между нами - реальность.
Между нами - отроги векового пути.
Ах, найти б в себе силы, чтоб уйти, озираясь,
Раз уж сил не хватает без оглядки уйти.

Севастополь, 11.08.92



***

Разрешите совет: не волнуйтесь, один.
Не хотите, чтоб дни ваши были горьки -
Не влюбляйтесь в чужих золотистых мужчин,
У которых запястья арабски тонки.
Не влюбляйтесь в чужих моложавых мужей,
У которых улыбки смущенно нежны,
Потому что они что ни год, то чужей,
И прекраснее с каждым возвратом весны.
И когда не поется, не спится, и сил
Нет на то, чтобы под ноги рухнуть ему,
Вы кричите надломленно: "Ты победил!"
А ему ваша жизнь ни к чему...

СПб, 08.10.92




***

Затихает мазурка.
Но по-прежнему бешено бьются сердца.
Гнутой саблей под турка
Ты цепляешь за кресла и двери дворца.
Как влюбиться могла я,
Обольщенная музыкой громких побед,
В болтуна, негодяя,
Похождениям которого удержу нет?
В зеркалах отражаясь,
От горячих подсвечников кружится хмель.
И, ничуть не стесняясь,
Он садится у ног моих, пышный кобель.
И смолистые кудри
Грубовато и мужески лезут к губам.
А его губы - в пудре,
Нагло слизанной с носиков чопорных дам.
И дилинькают шпоры.
И духами и дымом пропахли виски.
И небесные взоры,
Как походные трубы, быстры и низки.
На все воля Господня!
Ах, прости меня, Боже, мне стыдно, ей-ей!
Приходите сегодня.
Приходите к безумной рабыне своей.

СПб, декабрь 1990

 

***

Молится кто-то в скинии,
Тоненький голосок.
Звезды ложатся линией -
матовой - на песок.
Звезды ложатся гроздьями -
Кучами - меж шатров,
В бархат. А время позднее.
Сердце горит от слов.
Руки запахли персиком,
Вымою их в песках.
Очи твои предерзкие
Дарят священный страх.
Кто ты, скажи, окутанный
Сетью небесных стрел?
Ком, неудобно спутанный,
Щеку мою согрел.
Ночь неудобно стянута
К скинии и костру...
От метеоров ямины
Сгладит песок к утру.
Сгладит мечты и запахи,
Губы твои и смех...
Время помашет лапою -
И продолжает бег.

СПб, 29.06.92



***

Умирал терракотовый день.
Ты не знал, сколько мигов в строке и миганий - в звезде.
И торжественно скалилась тень.
И на взгляд, вопрошающий: где? - отвечала: нигде.

И ты жадно безжалостно пил.
И несчастная печень рвалась из застенков на свет,
Выбиваясь из ритма и сил.
И, корячась от боли, ты знал, что спасения нет.

Есть и те, кто безумно влюблен
В мазохистов, распявших себя из презренья к другим.
Есть и те, кто дотла ослеплен
Обаяньем ввалившихся щек и ужасных морщин.
 
Впрочем, это жестоко, прости.
Презирая мир в целом, ты все-таки любишь людей...
Но тебя никому не спасти.
Можно только на крест вознести и назваться твоей.
Но во мне нет желанья назваться твоей.
Мой Учитель - светлей.

СПб, 04.05.92



***

В одночасье осыпались звезды,
Побережье измазав огнем.
Оказались дешевыми грезы -
Даже сладкие грезы о Нем.
Оказались поддельными камни,
Что он вставил мне в уши, смеясь.
Я уйду - в буерак своенравный,
Не спеша, не дразня, не таясь,
На мольбу отвечая: "И что же?"
Брошу под ноги все и уйду.
И какой-то случайный прохожий
На дорожке поднимет звезду.

СПб, 27.05.92



***

Обнимите меня, обнимите меня,
так враждебен закат, так безумны зрачки,
и земля извивается в кольцах огня,
и рука извивается в хватке руки,
и звезда изливается с неба ручьем,
и забрызжет мне золотом нос и фату.
Да, да, да - вы умеете петь соловьем,
я все знаю, но все-таки, начистоту,
вы так странны и дерзостны, вы как дитя,
вы невинны невинностью тайных убийц,
вы хватаете цепко за горло, шутя,
а потом улыбаетесь, как олимпиец,
а потом улыбаетесь... Впрочем, зачем?
Бесполезны упреки и глухи слова.
Разве важно? Да ну ее, правду, совсем?
Я пока что... жива?

СПб, 29.06.92



***

Через полгода я пойму,
о чем сегодня нагадала.
Ты снова бросился во тьму
с пластиной твердого металла.
То был, по-моему, палаш,
А может, сабля - черт их знает!
Ты говорил, что жизнь отдашь,
и за меня... Вот заливает!
Нет, та еще не отлита
от звезд серебряная пуля.
Не за меня, не за Христа,
а за себя за дорогулю
ты грудь подставишь палачу -
сказали карты и сгорели.
...Я плачу? Что вы... я шучу.
Все так смешно - на самом деле.

СПб, 29.06.92



Холодный жук

Когда умеешь плакать - умей и хохотать.
Земля, конечно, бяка, но солнца не достать.
И, в небесах елозя, ты все же помни, друг,
О том, что в каждой розе сидит холодный жук.

О том, что в грех без крика срывается душа.
О том, что жизнь двулика, и этим хороша.
Что есть на все причины, расчеты неплохи,
И пахнут мертвечиной любовные стихи.

СПб, 08.12.92



***

Там, где кончается жизнь, начинается ветер,
Бьющий и плачущий, кличущий гимны конца.
Центр разъяренной грозы сверхъестественно светел -
Можешь поплакать, вода смоет слезы с лица.

Там, где кончается жизнь, начинается море -
Сине-зеленая, тяжкая, мощная муть.
Есть неземное родство между счастьем и горем.
Есть! Но, качаясь в волнах, обо мне не забудь.

Помни не тех, кто кормил - ты забудешь о хлебе.
Помни не тех, кто одел - там ты будешь нага.
Помни далеких и гордых, но певших о небе,
Тех, кому только душа твоя век дорога.

Так что держись и пройди все проверки на верность.
Небо имеет все право тебя испытать.
Там, где кончается жизнь, начинается Вечность -
Но лишь для тех, кто умеет нырять и летать.

СПб, декабрь 1992

 


***

- Уберите его, уберите! Уходите, я вас не люблю!
- Это вы только так говорите. Я кокеток таких не терплю.
Теплый чай и большие сугробы. Храп коней и бряцанье карет.
- Уходите же прочь, низколобый! У меня к вам симпатии нет!
На дверях золоченые скобы. На руках батарея перстней.
- Уезжаете? Что? Вы... готовы? Адъютанты седлают коней?
Вы бледны... Боже мой, вы горите! Вам же плохо! Останьтесь... Молю!
- Это вы только так говорите... Вы кокетка...
- Нет, я вас... люблю...
Резкий профиль степной Нефертити. Канонады встревоженный гул.
- Это вы только так говорите. И потом... я-то вас обманул!

СПб, 18.01.93



День и ночь

Там, на багряных подушках закатного неба,
Россыпью желтых брильянтов рассыпались звезды.
Мягкий щекочущий запах горячего хлеба
Где-то в груди непослушные вызовет слезы.

День - или ночь, понимаешь, как дьявольски просто?
Выберу что-то одно и навеки поверю!
Жизнь разложу по порядку на гладкую плоскость.
Двери метлою припру от прохожего зверя.

Просто ведь: день - или ночь, выбирай же, неясно?
Бледные звезды собрались на тихий молебен.
Разве не видишь, как ночь, зарождаясь, прекрасна?
Разве не чуешь, как день, убегая, волшебен?

Что ж ты корячишься, миленький, точно от боли?
Дай-ка прикончим проблемы проклятые разом!
Ночь - это мрак, это Музыка, темная воля.
День - это свет, это войны, блистающий разум.

Я лично в ночь ухожу, где цикада смеется,
Слушаю голос Луны, улыбаюсь и верю.
Только зачем мне так дьявольски хочется Солнца,
Рыжего Солнца, огромного хищного зверя?

СПб, 22.02.93



***

Очень тонкий пронзительный вой...
Кто так воет? Наверно, помстилось.
Если б ты был, сыночек, живой,
Я б сказала тебе: отомстила!
Сам явился к нам - ах, он каков! -
Наших милых пославший на плаху.
Каблуками своих башмаков
Я в лицо его била - с размаху!
Всем селеньем плевали в глаза,
Милый, веришь ли - целым селеньем.
И забили б, да было нельзя...
...Как смотрел он на нас - с изумленьем.
Богородица, Дева, спаси!
Я б его изорвала ногтями,
Если б это могло воскресить
Тех, кого звали мы сыновьями!
Матерь Божия, благослови:
Отомстила за лютое горе!
Он шатался и был весь в крови,
А глаза голубые, как море.
А наутро его уж... того...
Как я долго мечтала о мщенье!
Ты, сыночек, увидишь его
Там, в раю... Попросил бы прощенья...

СПб, 04.02.93



Ступени

Возводят на площадь ступени -
Пологи, ровны, глубоки.
От веток на кофточке тени,
Как раны от милой руки.
Последние метры дороги
К началу далеких планет.
Последние мысли о Боге.
Последние пробы на свет.
Меж белых домов выпирают
Слегка миндаля кружева.
Ах, как мне тебя не хватает!
А может, все только слова...
А может, все только стремленье
Сказать Богу попросту: "Ты" -
И радостно ждать избавленья
От неисполнимой мечты?

СПб, 04.04.93

 


Il pianoforte che si diverte...

Блестящая кожа большого рояля
Легко отразила молочные брюки,
Пиджак, и манишку, и чуточку вялый
Изгиб силуэта, и нежные руки.

Бока изогнулись, как будто от дрожи,
Когда, расплываясь, ты к ним прикасался.
И мне показалось, что ты им дороже,
Чем все, с кем рояль до сего дня общался.

Чем все виртуозы и все пианисты,
Чем все, что парило, и все, что старалось.
Звук был непонятно волшебный и чистый.
А может, приснилось. А может, казалось.

Черты в глянцевитых боках преломлялись,
Мутнели, дробились, слоились, сияли.
И только глаза твои с лаком сливались -
Как будто смотрели из тела рояля.

СПб, 04.04.93



***

Ну, конечно, погрязла во мгле!
А куда ж мне, по-твоему, деться?
Закипает в чугунном котле
Терпкий жир некрещеных младенцев.
Что твердишь: силы зла, силы зла!
Вдохновенье - по-твоему, мало?
У меня голубая метла.
Голубой - это цвет идеала.

СПб, 07.01.93



***

И с последним ударом раздался наш дом,
Обозначившись, заматерев.
Лунный свет замотался прозрачным клубком,
Облачив меня в платье и шлейф.

Проклятущие кеды срываю, смеясь,
На зеркальный бросаю паркет.
Ничего не любя, никого не боясь,
Я мотаю на тело твой свет.

И огромные рамы сорвутся с крючков,
И ударятся в стены, звеня.
Золотыми гвоздями моих каблучков
Прорисуется строчка огня.
 
Улечу и растаю в безлюдных полях,
Средоточии грез и греха...
Мне неведома - боль,
мне неведом - страх,
Я качаюсь - парю -
на семи ветрах.
Я навеки - царю -
и в твоих глазах -

Ах! Крик петуха.

СПб, 06.04.93



***

Писать стихи, сложней и непонятней,
Играть в "пенек" и верить в чудеса.
Чем дальше звезды, тем их петь отрадней,
И тем родней их злые голоса.
Гулять в снегу, ловить его узоры
На воротник, на варежку и в рот.
Совать в рукав старательные шпоры,
Всю жизнь на месяц зная наперед.
Любить тебя: как солнце и волненье
Свинцовых вод торжественной Невы.
Не знать тревог, печали и сомненья,
Как их не знают камни и волхвы.
Смотреть на мир с улыбкой суперкроткой
И знать, что он убожеством красив.
И это - все, что в памяти короткой
Останется от серенькой Руси.

СПб, 02.11.92



***

Большая звезда отразилась
В коричнево-черном пруду.
Опять я, ребята, влюбилась:
На счастье, а может, беду.

А может, все только приснилось -
сияние синее глаз...
Опять я, ребята, влюбилась -
навеки, а может, на час.

Старательно в сердце скрывайся,
Страданья торжественный ход.
Я знаю, что, как ни пытайся, -
никто все равно не поймет!

Неясны не видящим хлеба
призывы: "Не хлебом одним..."
...Земля, а быть может, и небо,
Безбожно заполнены Им.

СПб, 09.11.92
 


***

Лишь полночною влагой запахнут луга
И на мельницу месяц взглянет молодой,
Я пойду к малахитовым мутным прудам
За тяжелой и тухлой волшебной водой.

По кривым буеракам, лежащим стволам,
Продираясь сквозь ветки и чьи-то хвосты,
Я дойду. От зеленой воды пополам
Разрывается все. Разорвешься и ты.

СПб, 05.05.93


***

На тропинке диковинным платьем -
Серебристая лунная сеть.
- Поживее, мерзавцы, седлайте!
Мы должны до рассвета успеть!

Ночка быть обещает пугливой.
Дождь танцует по жалу ножа.
Город бьется испуганной рыбой
В раскаленных сетях мятежа.

- Эге-гей, нас никто не догонит!
И свинцовых камней веера
Дико топчут ужасные кони,
Обскакавшие дым и ветра.

Мать, молясь, запирает ворота -
Только все это, матушка, зря!
Отражают пучину полета
Голубые глаза главаря.

И все кажется древней картиной,
Точно молнии, сабли звенят,
И луна голубой паутиной
Сладко-сладко объемлет меня.

Засыпаю, мурлыча проклятья,
С неизбывным желанием петь.
И во сне он подарит мне платье -
Серебристую лунную сеть.

СПб, 31.01.93



***

Неутомима маета,
но на призвание похожа.
Я попадаюсь в тенета
очередной развратной рожи.
Иду по трепетным лучам -
какая скользкая дорога!
В себя вбираю по частям
очередного полубога.
Пройдут бессонные года.
Я заключу - чего смеешься? -
в себя весь мир, и уж тогда
ты от меня не отвернешься.

Севастополь, 24.07.93



***

Для утренней звезды, владычицы морей,
Танцуют на заре блестящие дельфины,
И солнце золотит изгибы площадей
И юбочку мою из серого поплина.

Я впитываю жар всем телом и до дна,
Ломая мандарин на сладостные дольки,
Пока не возвестит задетая струна,
Что где-то бродишь ты, растерзанный и горький.

Ты следуешь за мной по сказочной земле,
Ломая мне мечту, внушая мне тревогу.
Как будто бы ты добр, но все-таки во зле:
Ты душу разбудил и старишь понемногу.

Мне не спасти тебя от муки, не обнять,
Меняешь ты тела, отчаяния и лики.
Но все же как тебя мне трудно прогонять
Во имя черных глаз Счастливого Владыки!

Севастополь, 21.07.93


***

События так долгожданны и странны,
А все-таки это всерьез.
Тяжелый и душный порыв трамонтаны
Принес лепестки горных роз.

Багряные, желтые, алые груды
Засыпали наше крыльцо.
Глядит с бирюзового древнего блюда
Ужасно чужое лицо.

Пропахли духами измятые письма,
Темнеет чеканка ворот.
Ржавеет решетка, рядясь в золотистый
И очень тревожный налет.

Там где-то, на склонах, ветров исступленье,
А здесь мир давно уж затих.
Здесь жизнь - это смерть, паутина забвенья
На теплых надгробьях родных.

Здесь цепь поколений глядела в оконце -
В покое - а может, в борьбе?
И время лучом заходящего солнца
Ложится под ноги тебе.

СПб, 05.05.93


***

Мы учились летать вечерами,
Выпадая из теплых щелей.
Кувыркались большими кругами
Меж изысканно тонких ветвей.

В голубые парные пучины
Мы ныряли, зажмурив глаза,
А внизу проходили мужчины.
Пузырились в ветрах паруса.

В бело-розовом шлейфе миндаля,
Оттененном лазурью морей,
Красовалась земля... Мы летали,
Упиваясь свободой своей.

Безграничной и синей свободой,
Поглощающей душу до дна.
Нас ласкали ладони восхода
И слегка целовала луна.

Мы рыдали от нежного счастья,
От закатов и ветра в зрачки.
Ах, зачем было так обольщаться
Обещанием сладкой тоски!

И мешались внизу с кораблями
Золотые от лета дома.
Мы учились летать вечерами.
А потом наступила зима.

СПб, 16.03.93




***

Он правильно понял, что надо уйти,
Забыть прегрешения и города,
На матово-синем, рассветном пути
Отречься от ближних, и может, тогда
Сумеешь все вспомнить о жизни былой,
Руками раздвинуть зеленую мглу,
И сильной, тяжелой, но доброй рукой
Закатное солнце приладить к столу.
И очень бесстрастно идти на огонь,
И белые розы носить на груди.
Он понял, что делать - но бешеный конь
Унес его к той, что мешала пути.

Севастополь, 14.07.93

 


***

Бесконечная, злая, желанная
Белизна-непорочность листа.
Как излить мне тебя, несказанная,
Неприступная ты красота?
Отголоски экстаза вчерашнего
Гулко мечутся в бездне мечты.
Я встречаю сегодня бесстрашного.
К сожалению, это не ты.

Богоданная, резкая, синяя
Разметала крыла высота.
Я бросаю неровные линии
На усталую плоскость листа.
Притворяюсь, что подлинно ведаю
Сокровеннейший смысл бытия.
Властелин идет об руку с девою.
К сожалению, это не я.

Севастополь, 17.07.93




Седьмое июля

Над пирсом луна улыбалась покорно.
По тонким запястьям струилась вода.
Явил ли ты, друг, шестирукую форму,
А если явил, то кому и когда?

Пахучий прибой, как в пустую кастрюлю,
Бил в маленький катер, и ты шел на риск,
Когда показал им седьмого июля
Трепещущий лотос, булаву и диск.

И гости таращились в пьяном угаре,
Ломая застолья сложившийся круг,
Узрев эту флейту в магической паре
Как будто бы синих, владыческих рук.

А утром подумали: ну и приснится...
Ну, это же надо, какая шиза'!
Ну, это же надо - до глюков допиться!
...Восьмого на город упала гроза.

И в мутном потоке размытых причалов,
Бутылок пустых и размокших цветов,
Увидели гости Конец и Начало -
Пылающий зев огневых облаков.

Севастополь, 18.07.93



***

Мне снились зеленые, теплые сны,
И синие, внятные звуки,
Которые в мягкой улыбке луны
Ложились доверчиво в руки.
 
И мы зарывали в прохладный песок
Желавшие отдыха ноги.
Но длинные тени гранитных крестов
К луне отрезали дороги.

А ветер песок суматошно вздымал,
И гнал ненормальной поземкой.
Но мы улыбались - и ты напевал,
И что-то шептала сестренка.

Сестренка сжимала спокойной рукой
Мои неспокойные кисти.
Луна источала безумный покой,
И плакали темные листья.

И мысли запутанно бились в башке,
Замученно, гордо и звонко.
Быть может, я так и останусь в Тоске.
Но Солнце увидит сестренка.

СПб, 22.03.93



***

- Я чую угрозу,
которая скрыта в твоих глазах.
- Роскошные розы -
но будь осторожен, они в шипах.
Банальные вещи:
но каждый понять их обязан сам.
- Немного зловеще
ухмылка ползет по твоим губам.
Я чую угрозу...
- То вызов на битву, бодрящий шквал!
Прелестные розы,
в каком же саду ты таких нарвал?
- Зачем тебе крылья,
когда ты владеешь всей страстью земли?
- Ложь смешана с былью,
и наши фантазии так сплелись!
Фантазии правят,
им нравится править в наших сердцах.
- Проклятая память,
как цепко хранит она боль и страх.
Я чую угрозу.
А может быть, горечь? тоску? озноб?
- Прекрасные розы!
Такие тебе возложу на гроб.

СПб, 19.03.93



***

Привыкнув жить наперекос и вне,
Я знала, что летать совсем не сложно,
И, сравнивая иней с макраме,
Не понимала, как это безбожно.
Привыкнув жить наперекор и для...
Чего - я это так и не узнаю,
Я поняла, Всевышнего моля,
Что в жизни ничего не понимаю.
От указаний свыше я тащусь,
Все, что гласишь ты, явно эпохально.
И жить теперь старательно учусь,
Как ты велишь: внутри и вертикально.

Москва, 26.06.93




***

И уже голова у нее побелела,
И слегка, но заметно тряслась на ходу,
А она все равно неотрывно глядела
В озарившую мир голубую звезду.
Ветер был унижающим, крепким, соленым,
Но она напрягала желающий взгляд.
Ну, а в том, что звезда оказалась зеленой,
Виновата не я. Кто же в том виноват?

СПб, 22.05.93




***

- Почему ты сказала "нет"?
- Потому что хочу уйти.
Но спускается белый свет,
И уже не найти пути.
Потому что земля мерзла
И звенит: тамбури’- бури...
Золотые глаза у зла...
- Что ты, это же фонари!
- А я думала, это ночь,
И на шубе ее - цветы.
А я думала, это дождь
Золотой по краям фаты.
А я думала, то Беда
По мостам мельтешит, трубя.
Почему ты ответил: «Да»?
- Потому что хочу тебя.

СПб, 26.10.92



***

Мертвый бриз застывает сгущенкой на ворохе пиний.
Хрипло лает в соседнем дворе небольшая собака.
Небосвод, непонятно зачем, вызывающе синий,
И таинственно гладок - как плешь, ни единого знака.
 
Ах, как лень говорить, и желать, и тебе отдаваться,
Вышиванье заброшено, стекла уж месяц немыты.
На столе и в шкафу неоткрытые книги пылятся.
Умирают цветы, беспощадностью солнца облиты.

А когда над приплюснутой крышей являются звезды,
На тринадцать персон я для трапезы стол накрываю.
И в глазах твоих мечутся сдержанно ясные грозы,
Когда ты нам о чем-то твердишь, но о чем - я не знаю.

И, прижавшись усталой щекой к остывающей глине,
Я не знаю, зачем я люблю тебя пусто и млечно.
Верно, просто мне велено петь о своем властелине,
И нести этот крест, улыбаясь. Дерзая. Навечно.

СПб, 06.04.93



***

Оставив гребенку в прихожей,
она убежала... Куда?
С ухмылкой, на что-то похожей,
тебя утешала звезда.

Качалась в оборванной шторе,
как маятник или апрель.
Ты сделал ревизию горя,
построив шеренги потерь.

Стуча голубой папиросой
по пепельнице на столе,
ты дал ей ответ на вопросы,
невиданные на земле.

А после короткие звуки
заставили пса подойти
и ткнуться в холеные руки,
уставшие столько грести.

СПб, 04.04.93



***

Кружева электрик на черном фоне.
Пропилеи яда на черном фоне.
Ядовитый желтый на черном фоне.
Черенок гитары свербит в ладони.
 
Словно кто-то мазал густой гуашью,
Исступленно шарил густой гуашью,
Заливал ей платье густой гуашью...
- Может, хватит бредить?
- А что, вам страшно?

СПб, апрель 1991



***

Фрегат отошел от ночного причала,
Я точно не знаю, куда.
В те дни о тебе мне бессонно вещала
Большая морская звезда.

Ее зоревые мохнатые лапы
Цеплялись за наше весло,
И я, не стесняясь присутствия папы,
А может быть, папе назло,

В пучину бросая, ее целовала
И бредила: "Вечно твоя..."
Качая боками, звезда уплывала,
И песня крепчала моя.

Крепчала, звеня отголосками шквала,
Плескался лазоревый шелк...
Ах, как я на встречу с тобой уповала!
Но ты так и не снизошел...

Севастополь, 29.07.93



***

Там женщина в алом смеялась на взморье,
и мокрое платье лепилось к ногам.
Зеленые волны сшибались в раздолье,
и были их гребни подобны рогам.
На скользкую глину крутого обрыва
бесстрашно ступали босые ступни.
Смеялась она: потрясенно? счастливо? -
сказать не сумею, уж ты извини.
Она извивалась змеей подколодной
в клубящемся ветре, в свистящем дожде.
И я осознала, что буду свободной,
кромешно свободной, везде и нигде.
И я осознала, что буду царицей,
сегодня - и вечно, в астрале - и тут...
...Ну, это же надо: такому присниться!
Теперь не дай Бог опоздать в институт.

СПб, 07.12.92

 


***

Через несколько дней - а быть может, и лет
К заколдованной выйду реке.
От массивных перстней бледно-розовый след
На фисташковой крепкой руке.

Я святую мечту заверну, обвяжу
И любимой подруге отдам.
Разве я виновата, что так дорожу
Отношением к синим глазам?

Разве я виновата, что море и бриз
Заставляют меня изменить?
Этот город умеет усилить каприз -
Нежеланье по-прежнему жить.
А точней, вообще нежелание жить.
Я хочу, умерев, победить!

Севастополь, 31.06.92




***

Когда в очах еще темно,
А на душе еще рассветно,
В фужере чопорном вино
Вам ухмыляется победно.
И в рамках траурных картин
Играют платина и злато.
И в том, что вы опять один,
Одна гордыня виновата.

СПб, 14.04.92



***

Меж ветвей затухает звезда.
Я ладони сжимаю огню.
У него голубые глаза -
Подмигнул и дал шпоры коню.

У него золотое лицо
И брильянты на мочках ушей.
Голубого томленья кольцо,
Как проклятье, легло на душе.

Черный запах ночной шелухи
Заползает в преддверье скита.
Ах, какие писал он стихи!
А быть может, все только мечта?

Севастополь, 19.08.92

 


***

Словно шорох ночной,
как полунощный тать,
ты умеешь вползать, обвивать и ласкать.
Мне бы только уйти,
мне бы только уплыть
и весь мир позабыть, позабыть, позабыть.
Буду верить ветрам,
буду книги листать,
ожидать - убегать, возвращаться опять.
От себя не уйти.
От любви не остыть.
Мне бы силы найти, чтоб вампира убить.
Дай, ликера налью.
Посмотри - голубой.
А тебя я убью. Даже вместе с собой.

СПб, 07.12.92



***

Пред троном из черного жемчуга падали ниц.
Осколками звонкими музыка рушилась вниз.
Огромными белыми хлопьями рушился снег,
А дни продолжали жестоко-размеренный бег.
И странными были под небом сиреневым сны:
По жутким бутылочным джунглям скользили слоны,
И кто-то касался моих обнаженных плечей
Копытом, холодным, как льдышка, - чем пар, горячей.
И кто-то кричал мне из мрака: Не верь ему, съест!
Держала мохнатая лапа торжественный крест.
Он шел, всех прекрасней на свете, беспечно влюблен.
Был нежен и светел, но... тень не отбрасывал он.
А мы "аллилуйя!" кричали, и пели псалмы.
Мы знали - а может, не знали - а может, не мы.
Мы честно организовали Его торжество.
Пред троном из черного жемчуга - или... чего?

СПб, 07.01.93



***

Голубая земля предрассветно бледна,
И я вижу в оконце,
Как в пучине небес исчезает Луна,
Растворенная в Солнце.

И шагаем по пыльным дорогам без слов,
Тяжким златом палимы.
А Луна и созвездия призрачных снов
Остаются незримы.
 
Но внутри, при себя, вам советую петь
Луновидные сказки,
Чтобы в мире полуденном не умереть
От пылающей ласки.

СПб, 22.05.93