Мёртвая змея не шипит

У меня в одёжном шкафу, в нижнем отделении – куча земли, и мать дала тыквенное семечко, чтобы посадить. Открываю сегодня дверцу, а земля, едва свет попал, как начнёт расползаться во все стороны! Оказалось, дождевые черви расплодились и всю землю-то пожрали. Так ничего и не осталось. Я с горя семечко сжевал и пошёл на банкет переводчиков, только там сначала танцы, а я танцевать терпеть не могу, да простят меня мои френдессы. Стал ждать еды, а пока решил носки переодеть, потому что с утра километров двадцать прошёл по обыкновению, и сами понимаете. Новые носки почему-то оказались из пластика, сижу, думаю, как их надевать, если поверх старых, запах всё равно просочится, а если вместо – всё равно что босиком. Тут девушка подошла, присела, стала переодеваться – видно, для танцев. Волосы такие пушистые, золотисто-розовые, а лицо чистое. То есть, совсем. Ничего нет, одна белая кожа, даже без веснушек. Она меня не узнала, но я всё равно застеснялся и поскакал на улицу в одном носке, на скамеечку. Там Тавелопей сидит – пьяный уже в сиську, что-то про Путина с олигархами несёт, довольно по делу, правда, но всё время «Явой» дымит, кашляет и мокротой плюётся – такими большими кусками, ярко-красными, да прямо мне на носки. Как бы не туберкулёз, думаю, носки на всякий случай выбросил, мало ли что, и пошёл в лужу свою любимую, тёплую – постоять, пока осень совсем не настала. В луже головастиков тьма, подплывают к берегу, отращивают ноги и крылья, превращаются в сверчков и улетают. А которые в голубей, плюхаются обратно в воду, плывут и клюются, больно. Я давай кричать, мол, небывалое открытие, новая фаза в развитии птиц – пафос какой-то вдруг одолел. Хотел было на Моховую бежать, в Зоологический музей, рассказывать, но вместо этого стал вдалбливать себе, как Тавелопея зовут, потому что понял – просыпаюсь. Ну и без толку, как всегда. Имя у него было какое-то уж совсем чудное, составное, это только часть, и та искажённая. Жалко.