Моя бабушка Евдокия Ивановна

Начиная этот рассказ, я мысленно обращаюсь к главнейшему и самому живому для меня духовному авторитету.

К родной моей бабушке Евдокии Ивановне.

Такой непроизвольный и детский жест может показаться читателю наивным. Но каждый раз,
когда события ставят меня перед формальным духовным выбором, когда кто-то ближний предлагает мне свои изыскания, особенно когда ближний делает это с не совсем понятной настойчивостью, я на краткий миг чувствую себя ребенком, и почти невольно вырывается у меня: "А вот моя бабушка..."

И все сразу становится на свои места.

Едва ли не самое нежное и драгоценное, что есть, - эти детские воспоминания и позднее родившиеся (семейного сочинения) легенды, с ними связанные.Решившись поделиться с вами этим сокровищем, я расчитываю только на то, чтобы передать вам часть той чистой радости, простой веры и... наверное благодати, которую дает мне она, и будет давать всегда, покуда жива душа моя.

Когда я появлялась на свет, а было это 4 ноября, в день празднования Иконы Казанской Божьей матери, и то был престольный праздник, бабушка стояла у обедни.
Около семи утра местный юродивый подошел к ней и сказал
"Божья матерь кровью умывается..."

В то утро действительно был сказочно красивый рассвет.

И роды были очень тяжелыми.

О чем и как молилась тогда моя бабушка? Сие останется тайной между ней и небесами.

Но когда паче чаяния столь счастливо рожденная внучка начинает испытывать потребность в духовных размышлениях, лучшей темы для размышлений не придумаешь.

О чем просила она и что обещала?

Каким духовным и земным долгом обременила себя?

И каким меня?

Я принимаю этот долг, потому что люблю ее.

И верю ей беспрекословно.

Дело все происходило в России, в самой что ни на есть Рязанской области.

Родители, обучавшиеся тогда в престижнейших вузах Санкт-Петербурга, решили рожать меня в родовом гнезде:
"
Рязанская область. Спасский район. Село Кутуково".

Тот самый Спасск, что спасла Богородица от татар, укрыв под водой.

А Кутуково не спасла. Добрую сотню лет стояли гости в наших краях, и до сих пор половина родни зовется у нас татарами, под горячую руку и по чисто внешнему сходству, разумеется.

В годы застоя наша Арта жила спокойно, просто и даже счастливо. Жизнь бабушки состояла из трех основных компонентов: молитва, работа в огороде, сон. И так каждый день. Возьму на себя смелость утверждать, что и по времени эти компоненты были приблизительно равны:
восемь, восемь и восемь. Заимствования допускались только из двух последних. И так много-много лет подряд.

Какое духовное сокровище можно было стяжать таким постоянством?

Надо сказать, что бабушка Евдокия Ивановна была матерью моего отца. Три ее сына выросли хорошими людьми, выучились, обзавелись семьями и уехали в приглянувшиеся им большие и красивые города.

И как-то незаметно подраставшие внуки, приезжая на лето в любимый деревянный дом, стали примечать, что бабушку, то ли всерьез, то ли с иронией, на селе зовут монашкой.

Нет, не одна она была такая. Покуда из села до райцентра доедешь, а оттуда на автобусе до Рязани, раз десять, а то и больше они на пути твоем детском попадутся - эти самые бабушки в черном.

Может быть, они-то и "спасли Россию".

Может, они-то и спасают.

Полтора класса образования.

Полтора метра ростом.

Как понять мне теперь - ее этику, ее образ жизни, ее молчание, год от года все более глубокое и такое естественное, что было оно камертоном всего дома, и многочисленное потомство, которое, конечно, никак не хотело оставить ее в покое, успокаивалось и укрощалось только под этим простым кровом.

И в церковь-то конечно она нас водила. И молиться учила.

Но просто быть рядом с ней было даже лучше. Святее.

После смерти бабушки, которую мы почему-то не застали, я стала искать ее могилу. И не нашла. Кажется мне, что действительно была она много лет послушницей, каким-то особым образом, в миру, и знаю даже какое послушание несла.

А пострижена была перед смертью.

Схоронив перед тем своими руками приехавших к ней несмотря на полузапреты двоих своих сыновей. Среднего и младшего. Моего отца.

Друг за другом. Год за годом.

Потом умерла сама.

И тело ее видно увезли в монастырь.

Могилы нам не осталось.

Во избежание нарушения канонов напоминаю, что сие есть легенда. В том смысле, что доказательства ее пути и ее выбора найти сложно.

И дело собственно не в ней, не в легенде.

Я уверена, что помнят о бабушке мои сестры и братья, хорошие, добрые, порядочные люди.

Хочу, чтобы помнили правнуки.

И ведь знаете, кроме огромной любви и благодарности, тем более сильной, чем более бесформенной и нежитейской она становится, никаких-то особенных воспоминаний у нас нет.

Даже образ сливается с теми, другими.

Общими нашими рязанскими бабушками.

Помню глаза голубые и выгоревшие до какого-то точно уж нездешнего света.

На сколько хватит этого света для духовного покровительства роду нашему?

И чем дольше живу, тем чаще приходит в голову мысль:
А не мне ли завещала она стать - новой бабушкой Евдокией Ивановной?

Почему именно я так остро чувствую, что нет ничего важнее в жизни, чем т а к жить и
т а к молиться?

Помоги мне, бабушка.

Помоги нам, Господи.