Бог глиняного живота

Тельцем дрожащим, еще не обсохшим, жмется-боится… Толкает копытцем из любопытства теплый уставший живот вздохнувший - земли, на полвзгляда уснувшей. Шорох, плеск, писк. Ресницы-пичуги дрогнули, встрепенулись, стылые ивы-дуги мучительно в сон потянулись - податливо выгнулись, ветер качнули в ветвях… И губы шершавые жадные бога, тельца-однодневки, ткнули рассвет-недотрогу, розовое всосали, выпили, смяли, выпотрошили… И пошел, пьяно качаясь, капли туманов парных роняя, бузить-колобродить, себя проживать-прожигать, обдумывать и забывать. До ночи – тьма света еще, наживется.
Ночь даже не ждет – знает. Выйдет к буяну, глянет на выблеск телячьих глаз, хмельный огонь ланит, отточенно молча серпом осенит, вспухшее небо погладит любовно, выльет по краю сок. Бездумно и кровно, привычно горячую горечь вберет песок, в угоду новому богу – носить его глиняным брюхом по звездным дорогам целую вечность. До утра.