Ганс

Еще недавно Ганс прогуливался по этой набережной, съедаемый унылыми мыслями сонного одиночества, которые проносились в голове в унисон со звучащим в тишине завыванием одинокого осеннего ветра. Совсем еще недавно его взгляд выискивал в прохожих девушек, останавливаясь глаза в глаза с очередной прелестницей. Ныне заинтересованность случайных девушек в Гансе вынуждала его, хмыкнув, проходить мимо. «Скучно», - думал он, отводя глаза от очередной девушки, хлопавшей ресницами на манер веера. «Глупо», - отмечал он про себя, наблюдая за тем, как, стараясь сделать это незаметно, поглядывают на него якобы увлеченные ковром из листьев особы. «Пошло», - произносил он про себя при виде девиц, явно оказывавших ему знаки внимания.
Подобные прогулки теперь раз за разом угнетали его все больше, показывая, что в девушках не осталось больше той таинственности и напускного безразличия к противоположному полу, которого он когда-то старался избегать.
Еще несколько лет назад он с готовностью подошел бы к любой из проходивших мимо него девушек, лишь заметив в их взгляде интерес к себе. Пленил бы их галантным поведением, несдержанными пылкими фразами, томным взглядом ярких, необычно красивых глаз. Проводил бы с ними вечер, после которого никогда бы и не вспомнил имени новой знакомой. И это было в порядке вещей. Это было привычно. Это было естественно. Порой забываясь с какой-нибудь пассией на протяжении некоего времени, скажем месяца, Ганс мог опомниться и расстаться с ней лишь потому что ему было скучно. Он боялся однообразия. Конечно, гораздо меньше чем потери популярности, но боялся.
Ганс любил бесконечно длинные письма с признаниями в любви, которые присылали ему так часто. Любил слезы тех, с кем так безжалостно расставался. Он чувствовал свою власть над прекрасным полом. Потому что и сам был недурен собой. Он, не задумываясь, легко влюблял в себя своих избранниц. Влюблял – и оставлял их так же, как оставлял следы подошв своих ботинок в осенней грязи.
Ганс с радостью обращал на себя внимание девушек. Для него это было чем-то вроде игры. Но не банальной и глупой игры вроде ненавистного ему футбола, где участники соревновались друг с другом. Ганс соревновался только с самим собой. И ему были смешны любовные треугольники. Он не тратил себя на девушек, не успевавших понять, что он - лучший, единственный и неповторимый. Да, Ганс был влюблен в себя. И кого-то кроме себя по-настоящему любил лишь несколько раз в жизни. Но те случаи остались далеко позади, затерялись в веренице дней, проведенных со случайными знакомыми. Он легко влюблялся. Настолько же легко, насколько и ненадолго. Он не верил в вечную любовь и не стремился ее найти. Он не верил бредням о том, что где-то на белом свете есть человек, предначертанный ему судьбой. Он знал, что для него были созданы все красивые девушки. Так же, как он – для них…
Анна. Вспышкой света это имя ослепило Ганса на миг. Когда зрение вернулось, он увидел перед собой девушку, для которой мир был так же прост. Но ей не нужно было проводить вечер с новым знакомым для того, чтобы потешить свое самолюбие. Она точно знала, что для того, чтобы влюбить в себя, ей достаточно лишь одного разговора, нескольких взглядов, одного взмаха пышных волос. Она влюбляла в себя еще быстрее, проще, незаметнее чем Ганс. Но еще более необычным было то, что с ней было интересно и приятно проводить время не только и не столько из-за ее внешности и шарма. Она была…настоящей. Не обычной юной особой, что-то строящей из себя, не вычурной дамой, претендующей на оригинальность, не взрослящей себя девчушкой, каких Ганс, пожалуй, встречал чаще остальных. Нет. Она была самой собой. И та, кем она являлась, притягивала больше, чем все остальные вместе взятые.
Чем больше Ганс общался с Анной, тем больший интерес она вызывала в его сердце. Он писал ей письма, на которые она с радостью отвечала. Он приглашал ее присоединиться к нему на прогулках – и она проводила с ним время, незаметно приближая тот момент, когда Ганс окончательно понял, что влюблен. Влюблен не так, как влюблялся практически в каждую свою пассию. Чисто, искренне, всем сердцем. Вспоминая то, как зарекался не любить, Ганс проклинал себя и убеждал себя молчать о своем открытии. Впрочем, он был лишь человеком, а человек слаб и неспособен молчать, когда слова рвутся из души, наплевав на запреты разума. Ганс признался Анне в том, что влюбился в нее…она ответила ему тем же.
Несколько дней до следующей совместной прогулки Ганс ждал с тем нетерпением, которое испытывал разве что перед первым своим свиданием. И вот они с Анной вновь гуляли по набережной, разговаривая о чем угодно кроме любви. На душе было так спокойно и легко, что, кажется, она готова была упорхнуть в небо парой влюбленных голубков. Вечер. Объятья. Поцелуи. Ганс чувствовал себя юнцом, впервые почувствовавшим вкус поцелуя. Проводив Анну до ее дома, он возвращался к себе, перепрыгивая через лужи, насвистывая какие-то мелодии, тут же приходившие ему на ум. Он был искренне счастлив. Что может быть прекраснее взаимных чувств? Что может быть приятнее нежности любимой? Что может быть желаннее новой встречи?
Он писал ей письма одно за другим, не дожидаясь даже ответа. Впрочем, ответ не приходил. В сердце появился страх. Страх того, что все закончилось. От этого липкого ощущения новые письма Ганса пестрили обидой, порой от взрыва эмоций появлялись строки брани. И вот – письмо в ответ. Анна не понимала, что происходит. Но больше всего она не понимала ругани в свой адрес. Ругань в ответ – не лучшее решение. Но характер Анны не мог позволить ничего другого. Ссора, обида, холод…И вот – потеря взаимности чувства. Ганс понял, что он натворил, слишком поздно. Друзья. Хорошие знакомые. Не более…Ганс признавал свои ошибки, просил прощения в надежде, что Анна простит его – и чувства вернутся…Она простила. Но в голосе уже не было той нежности, что была до ссоры. Не было того тепла, что заставляло трепетать сердце Ганса. Не было ничего. Кроме, пожалуй, слабого безразличия – того, что присуще дружеским отношениям. Они все так же переписывались, так же прогуливались вместе. Вежливость не позволяла Гансу задать вопрос в лоб, спросить, любит ли Анна его, есть ли у него возможность вернуть взаимность. Она, в свою очередь, не заводила разговор на эту тему. Будто ничего и не было…
Ганс злился. Злился на себя. Злился на свою глупость, вспыльчивость, грубость. Ганс ненавидел себя. Он давно уже забыл об остальных девушках, давно уже не замечал на себе заинтересованных взглядов. Ему был интересен в этом мире один человек, которому неинтересен боле он сам…
И сейчас Ганс прогуливался по набережной, съедаемый унылыми мыслями сонного одиночества, которые проносились в голове в унисон со звучащим в тишине завыванием одинокого осеннего ветра. Он любил и не был любимым. Он любил – и не мог с этим ничего поделать. Он любил…