Изысканнейший деликатес. К избиению камнями готов

Цепь войн на планете Земля непрерывна и свята,
Отныне и присно, и в вечные веки веков.
Уходят, как раньше, на смерть молодые солдаты,
Заложники крови, приказов, сошедших "с верхов".

Так было всегда. И задолго до казни мессии
Рвал глотки друг другу в боях человеческий род.
Так было повсюду. Но все же по жертвам Россия
Любому народу очков даст по сотне вперед.

И генная память услужливо тут же подносит
Сто граммов, застывших в бесстрастного времени льду,
На траурной лентой увитом гранитном подносе -
Три ноты коротких в мажорно-минорном ладу.

История стала давно уж опасною бритвой,
Что прошлого правит щетину железной рукой...
Конечно, вы помните все Сталинградскую битву
И контрудар исполинский под зимней Москвой?

А помните ль вы в сорок первом Смоленск или Киев?
А Харьков и Ржев в огнедышащем сорок втором?
Берлин сорок пятого? Штурмы, атаки лихие?
Да нет, уж Берлин невозможно забыть нипочем!

Так вот, господа, в приснопамятном том Сталинграде
Союз окружил триста тысяч фашистов в котле,
Представив две трети к заслуженной ими награде -
Крестам деревянным в свинцом разоренной земле.

А Киев... Что Киев? Сухие истории речи:
Четыре, мол, армии наших попали в мешок,
Разрозненным группам прорваться случилось из сечи...
О цифрах потерь - то обычаем стало - молчок.

Смоленск. Оборона. Уж сколько ударов отбито...
И Харьков. Атака. Тротиловый смрадный понос...
Война объявляет с довольной отрыжкою сытой:
"Потери тяжелые фронт нынче N-ский понес".

Москва... Сталинград... В пух и прах там разгромлены фрицы.
Сам Гитлер метался, в истерике брызжа слюной.
Усталость и радость на черных от пороха лицах.
Победа за нами. Но все же какою ценой?

Резервы доступны сидящим в штабах генералам:
Прорехи заткнем кровоточащей грудою тел,
Не хватит дивизий - возьмем их из тех, за Уралом.
Карт-бланш от Японии Зорге нам выдать успел.

Раз я про японцев... Вы знаете все, безусловно,
О смертниках, взрощенных в этом рассветном краю,
Что страх наводили на янки почти поголовно?
О да! Камикадзе. О них я сейчас говорю.

Патент-то не их, как придумал находчивый кто-то:
Ведь сколько советских солдат заходили ва-банк,
Идя на таран или грудью бросаясь на доты,
Со связкой гранат заползая под вражеский танк!

От самого Бреста скользя по растерзанным трупам,
Волна броневая разбилась о рифы Москвы,
Отхлынули вспять совершенные бастарды Круппа
Под натиском плоти и русской студеной зимы,

И прочь из страны их погнали кремлевские звезды,
Отнюдь не уменьем - по-нашему тупо, числом,
Приказ есть приказ: "Подавить пулеметные гнезда,
Поддержки не ждите". Давили. В атаке. Штыком.

На каждой реке наводя из погибших понтоны,
Изжогу фашистских окопов геройски туша
Галлонами собственной крови, дошли легионы
До логова зверя, победою близкой дыша.

Дошли. Окружили. И взяли б спокойно измором.
Адольф, уж предвидя бесславный и скорый конец,
Покончил с собою, союзным назло прокурорам...
Достойный карьеры ефрейтора жалкий венец.

Надели народу забитому новые шоры:
Добить супостата в его же вонючей норе!
Одна только цель у всесильного звездного Жоры -
Представить подарок вождю к первомайской заре.

Да вот не успел, хоть бездумно в Берлина горнило
Полки посылал директивой в последний он бой.
В последний для слишком уж многих: ведь жертв бы хватило
На пять сталинградов советско-германских с лихвой.

Вам кажется, что к Константинычу слишком я "пылок"?
Да, выжил в тридцатых, душою и сердцем замшев;
Хозяин валил из ТТ миллионы в затылок,
Слуга ж начинал с лобового удара на Ржев.

А может, он думал, себя втихаря утешая,
На верную смерть посылая зеленых ребят:
"Солдат на Руси - что колосьев в лета урожая.
Советские бабы нам новых потом наплодят"?
 
Да нет. Он не думал о племени вшивом холопском;
Солдатская жизнь не дороже, чем в ленте патрон...
Что? Вы не согласны? Так вспомните "опыт" под Тоцком
И ядерный взрыв, разметавший в золу полигон.

Но впрочем, довольно вопить об убитых служивых:
Готовым быть к смерти всяк должен носящий мундир,
Приказам внемля полководцев-отцов "бережливых",
Что взяли примером предтечу по имени Пирр.

Но что же гражданские? Те - под защитой конвенций,
Вот только их фрицы отнюдь в ту войну не блюли.
Конец - Бухенвальд, иль Майданек, иль тот же Освенцим...
Судьба - удобренье для тощей германской земли.

Ведь можно же было спасти их - не всех, уж конечно:
В цейтноте блицкрига единственный приоритет -
Хоть как-то замедлить лавине подобную снежной
Атаку врага, какового не видывал свет.

И гибли солдаты, пытаясь спасти своих близких:
"Их вывезут, точно, ведь их не оставят врагу!"
Вожди вывозили архивы, расстрельные списки,
А смерды - пусть варятся в собственном гнойном соку.

А самое страшное слово в войне той "БЛОКАДА"?
Где люди от голода мерли, как мухи в сетях,
Во славу вдруг ставшего фетишем города-ада,
Что выстроен был, и стоял, и стоит на костях...

Горячке осады прописана та же микстура:
В плебеев стрелять за панический ажиотаж;
Важнее бумажки, бесценная номенклатура,
Важнее ведь Смольный и Зимний дворец-Эрмитаж...

Союз потерял в той войне двадцать семь миллионов...
Как враг ни жесток был, но все ж половина из них -
На совести вышитых гладью чиновных погонов,
Их глупости, спеси, преступных амбиций шальных.

Закончилась бойня. Традициям давним согласно
Раздали воякам брильянтовые ордена,
И всадник недавно воздвигнут у площади Красной,
Хоть плачет о нем не кремлевская вовсе стена.

Отлитый из бронзы, стоит Франкенштейн пропаганды,
"Владыка добрейший" пехоты и танковых турм...
Ему бы в компанию, определив в адъютанты,
Министра из стали поставить за Грозного штурм...

Ведь сей полутезка покойного Римского Папы
Одной бронетехникой взять порешил вдруг внаскок
Немаленький город, без хитрых уловок, нахрапом.
Такого себе даже Жора позволить не мог...

И вышло - что вышло: в стране новогодний был вечер,
В двенадцать куранты, шампанское и оливье...
А в Грозном танкисты-мальчишки горели, как свечи,
Невидимым шлейфом повиснув на елке в Кремле...

Но прежде - Афган. Пресловутая братская помощь.
Какого мы черта туда посылали войска?
Наверное, в мире враждебном чтоб каждая сволочь
Усвоила твердо: не стоит в нас видеть врага.

О, эти властителей царства народа щедроты,
Готовых собратьям во Марксе солдатом помочь!
И в цинке домой улетали девятые роты,
Сдав пост претендентам на вечную горную ночь...

Нутром ощущаю: сейчас полетят в меня камни:
"Предатель! Мерзавец! Продавшийся ворогам гад!
Посмел усомниться в великой виктории давней!
Ты подвиг унизил живых и погибших солдат!"

Отвечу без пафоса многим ура-патриотам:
Я чту одержавших победу в страшнейшей из битв.
Отдавшие жизнь оккупантам, бомбежкам, окопам
Достойны вполне благодарственных наших молитв.

И если нагрянет агрессор какой-нибудь новый,
Разинувший пасть хоть на сотку российской земли, -
Не в армию, так в ополченье пойду я, готовый,
Как деды великие, лечь за Отчизну костьми.

А вы, оглушенные патриотизма угаром,
Запомните намертво, что в мировую войну
Не только солдатские жизни в бою под ударом -
Но жизни невинных все так же стоят на кону.

Платить, как всегда, за политиков будут народы...
И вновь миллионы исчезнут, рассыпавшись в прах...
Чтоб снова возвысились наши вожди-воеводы,
Опасное время легко скоротав в бункерах.

Нет дела до нас разноцветным широким лампасам:
Потери в десяток дивизий не так уж важны.
Мы были, и есть, и останемся пушечным мясом,
Любимейшим блюдом в меню у гурмана-войны.