12. 06. 97

Он был всегда. На нем держался мир.
Когда он пел – его негромкий голос
Перекрывал бряцанье шумных лир,
И тишина дрожала и кололась.

И музыкант с блистательной трубой
Дудел одну загадочную ноту,
И в сговоре с надеждой и судьбой
Ночной троллейбус снова мчал кого-то.

Земля кружилась, пара синих глаз
Сияла над Смоленскою дорогой,
И Франсуа Вийон молил за нас
Печального отзывчивого Бога.

И синей кроной вздрагивала ель,
И дверь была распахнута навстречу,
И часовой исхаживал апрель,
И радиола плакала под вечер.

И роза в склянке темного стекла
Цвела над неоконченным романом,
И мостовая медленно текла
Реки Арбат, таинственна и странна –

И легких строчек вечная печать
Горит на сердце, на губах и коже,
И этот мир внезапно замолчать
Наверно, не захочет –
и не сможет…

*
Один поэт
На свете жил,
Красивый и отважный,
Он целый мир
Наворожил
На лоскуте бумажном.

И мир сиял,
Любил и пел,
Грустил и счастья жаждал,
Но навсегда
Осиротел
Он вечером однажды.

И немота,
И в горле ком –
Как оказалось важно,
Чтоб каждый миг
Лежал стихом
На лоскуте бумажном…

*
Заплачу, забьюсь в угол,
Нахохлюсь нелепой птицей.
Он умер – он в вечность убыл,
Обратно не воротится.

Болит. Пустота гложет.
Не хочется слов и света.
Ну что тебе стоило, Боже,
Оставить в живых поэта?

Но хмуро молчит небо,
Бледны, потерянны лица –
С землей, где бы он – не был,
Еще предстоит смириться.