Судьба человека

Иногда кажется, что все что происходит, происходит по чьей-то недоброй воле. Молоток, вместо того, чтобы попасть по шляпке гвоздя, со всей дури бьет в палец. Книжка, валяющаяся на подоконнике и зачитанная до дыр по причине единственности в доме, вдруг на самом интересно месте оказывается без продолжения, и листы, рассказывающие о хеппи-энде, куда-то девались. Лампочка сгорела самой безлунной ночью. Вороны повадились выдалбливать семечки из головы подсолнуха. Да мало ли что. И вовек не разобрать сквозь ветки яблонь в белых лепестках, чья же эта воля, кто дергает нас за ниточки, кому грозить кулаком и угрожать дать по мордасам.

Погребяне, поминая - а как же иначе - бога, а иногда и вождя мирового пролетариата, все же во всех своих несчастьях винили бабку Лукерью.
Надобно, наверно, подробнее остановиться на этой замечтательной во всех отношениях женщины. Достоверно о том, где она родилась, неизвестно.
Скотник, например, говорил, что она с детских лет пиратствовала в южных морях на шхуне отца, знаменитого азиатского пирата Кено, и, подхватив воспаление легких, осталась в одном из портов нашей необъятной страны, где корабль стоял на дозаправке. В этом же порту ее взяла на поруки знаменитая киевская ведьма Лёля Деньгинах, у которой она нахваталась чародейства и мата. Там же она сожгла на клочке бумаги свое настоящее имя и взяла ведьмачье, которое прошло с ней от Сталинграда до Берлина все перепетии, которыми щедро осыпала ее тетка судьба, пока на старости лет, скрываясь от советской милиции под именем Лукерья и татарской шалью, не сныкалась в Погребах. Но скорее всего, скотник все врет, но врет так убедительно, что уже и сам поверил в то, что придумал.
Пенсионер Сергеич рассказывает прямо противоположное. Будто бы бабка Лукерья родилась в интернате в Новосибирске, и была воспитана как бывший брошенный ребенок и будущий строитель дороги к свету. До лет двадцати ее имя уже гремело по всему Поволжью как имя ударницы и эмо-комсомолки, стахановки. И вдруг ее за ночь подкосило. Какой-то красивый широкоплечий парень среднего роста с значком ГТО на груди у него подложил девушке свинью под ноги. А именно дал ей почитать зарубежного товарища писателя Ионеску, и та сошла с ума, объявив себя приверженницей новой теории - теории абсурда. Она ушла из комсомола, запила горькую, пропила комсомольский билет и не заплатила членские взносы за три долгих месяца. В результате всего этого буржуазный мещанский быт поглотил ее и через тот же быт сделал ведьмой. Потому что молодые парни обходили ее стороной как антисоветский элемент, а без межполовых отношений любая женщина станет ведьмой и тому подобной нечистью.
У полурослика по имени Ксанка не было твердой уверенности в происхождении бабки Лукерьи. Она обнимала ее, вернее, пыталась обнять ее за огромное тело, закутанное в бесформенный капот, и пряталась ей за спину.
Механизатор широкого профиля Николай не верил ни в черта, ни в бога, а только в великую силу двигателя внутреннего сгорания, и на бабку Лукерью и ее происхождение он откровенно ложил, и, хотя называл ее за чорные глаза ведьмой, называл без зла, ибо бабка Лукерья была единственным поставщиком горючего для его собственного механизма из мышц и костей. Водки, забодяженной из спирта.
А вообще это была женщина, как говорится, поперек себя шире, чернобровая и черноглазая, любящая раскурить папиросину на лавочке перед своим домом, и торгующая из-под полы паленой водкой. Никто ни разу не видел, чтобы она ночами летала на метле и от ее присутствия скисало молоко, но у страха глаза велики. Велики настолько, что не видят бревна в своих глазах.

Так вот, после этого лирического отступления надо рассказать о самом последнем случае, кое о чем говорящем, потому что время торопится, бежит, и зафиксировать надо успеть, иначе - пиши пропало. Надо успеть сказать, что ведьма - она завсегда зла. Вот например.
Вижу идущую бабка Лукерья по шоссе дороге и сосущую сушку. Вижу летящего навстречу ей механизатора широкого профиля Николая с колото-резаной раной руки - неудачно на весу закручивал шуруп отверткой.
- Бабка Лукерья, бабка Лукерья! - и плачет во весь голос навзрыд.
- Ну не плачь, дурак, не плачь... Есть средство от твоего горя. Помочись на руку!
- Сдурела??? - возопит сейчас механизатор широкого профиля Николай, и вприпрыжку помчится домой за антисептиками, антибиотиками и бинтом. Бабка Лукерья вздохнет, перевяжет свою татарскую шаль потуже, и побредет себе дальше.
Или вот, тоже случай, до этого.
Пришел с горем к данной женщине скотник.
- Что пригорюнился, соколик?
- Да, вот... Е-мае... Эх...
- Могу угадать, какая кручина тебя крутит и что сердце мает.
Скотник поднял сизый нос и посмотрел на бабку Лукерью.
- Ну попробуй.
- Выпить нечего?
- Слушь, а как ты угадала, а? - спросил вроде бы с любопытством скотник, а про себя подумал: "Ведьма!"

А на деле ведьме - ей же на хвост всего лишь плюнуть.
Вот только бабка Лукерья не кажет хвоста из под своего огромного платья.