И вчера, и полгода назад

Я помню, полдень подкрался.
Палящее светило –
Костер. И ветер поднялся,
Но тучи воротило
Не все – стервятничьим пятном,
Как будто серым полотном,
Укрыла небо стая.
Кто стар был, хохотали всласть,
Кто млад, готовились упасть,
Колена преклонив
На язвы желтых нив,
Стеная и рыдая.

Мы изнывали от жары,
Что раны бередила,
Приняв данайские дары
И закусив удила.

И торопились что косцы,
Срезающие гряды,
И над рекой взвели мостцы
Рабочие отряды.

И вчера, и полгода назад,
Искрометной решимости полны,
Шли полки, словно те валуны, -
Те, что гасят прибрежные волны,
Те, что гасят уставшие волны.

Ветер застал нас уже на другом берегу.
Каждый решил: дай родимой земли сберегу
Пригоршню я. С ней в последний миг смерть далека.
Кровь же сглотну. Что поделаешь, не повезло.
Чувствую вкус материнского я молока,
Может ли быть, что тогда я копил в себе зло?

Но глянем же. Синие дали
Устали.
Померкли их светлые очи:
Дань ночи.

И вот походные костры что очаги пылают,
Трещат сухие сучья, словно ближе подзывают.

Воспоминанья мне дороги в той суете,
Ровно как всем в просветленной ночной пустоте.
Ведал бы кто, что назавтра готовит нам брань, -
Множество сердцу родных в сече ляжет костьми.
Всяк навострит свои копия в самую рань –
Мы именуем друг друга эпохи детьми.

Последний раз, быть может,
Плечом к плечу – без боя.
Усталость душу гложет,
Желание покоя.
Все ближе к окончанью
Притворного веселья:
Нас ждут, по умолчанью,
Иные новоселья,
Где тесной домовины
Сомкнутся половины.

Мой друг, припомним годы,
Где первый шрам на теле.
Носителей свободы
Все приструнить хотели
Тогда. Свои армады
На север отправляли,
Чтоб те свои баллады
Жестокостью слагали,
Где меч несправедливый –
Народ велеречивый.

Раздумия сменились сном –
Картины подавляли,
Но боле всех бил отчий дом,
И мать с отцом стояли:
Глаза заплаканы, красны:
Дитя семнадцатой весны
До следующей метит,
Но как доподлинно не знать:
Изранен, будет он стонать
И к смерти взовет,
И солнценосный год
Покоем вечным встретит.

И вот, без малого утро
Велели становиться.
Коль кровью полнится нутро,
Ей суждено излиться!

Забились птицею в силке
Враждующих полотна.
Спиною к рубикон-реке
Став войском, сбились плотно.

И вчера, и полгода назад,
Искрометной решимости полны,
Шли полки многой летой луны,
И теперь жгут последние челны,
И теперь строят млечные челны.

Что нам стяжать, оправдайся мы доблестью? Кто
Речи внимал, что желанье владык унято?
Быть убиенным по две стороны баррикад:
Скот там послушный и зверь промысловый лесной.
Властные падки до зрелищ, пиров и аркад
И собирают песок золотой наносной.

Поглядим же в строй неласковый, доселе незнакомые
В одеяниях цветастых - мирной жизни уготованы –
Рукояти теребя оружья наспех самодельного,
Наживляя тетиву оружья тьмою самострельного…

На их лицах я не видел ничего правдоподобного,
В их глазах встречал лишь ненависть и силу чужеродную.
Супротив меня стояли и, готовя к схватке разумы,
Проверяли ладность посвистов, кольчуг крепленья пазовы.

Подняли большие головы, во взгляде их читается,
Что коварный иноземец, устрашая, зря старается,
Что защитнической стали высока цена та красная,
Что в ближайшем развернется здесь трагедия ужасная.

А когда-то мирным пахарям все неизменным виделось –
Только песню стародавнюю в суровую действительность
Пронесли они от прошлого, жестокие воители,
До чего доведены миролюбивцы-древножители.

Преодолев в один момент
Меж нами расстоянье,
Тирада летописных лент
Поверглась в прозябанье.
Сошлись две пламенных волны –
Две силы движущих войны –
И премогучи токи!
И толик яростных огня
Не убоясь, антагоня,
Беседами мечей
Последней из ночей
Печаль объяла строки.

Разящий клацающий звук
Не думал прекращаться,
Замах – и вязь ведущих рук
Сдержать щитами тщатся:

Не уберег – и плоть твоя
Мертвеет, изъязвленна, -
И расширяет ран края
Противник утоленно.

Неистовствуем без вины
И крови по колена.
Прими ж, пожарище войны,
Все новые полена.

Вдруг то виденье – стихии усталостью бьют,
Где временные провалы затишьем встают.
Мерным сияньем зарделась небесная муть –
Дева явилась извне красоты неземной,
Свет – и по воздуху светом продолжила путь,
И от нее пахло жизнью, любовью, весной.

«Заножните жалящй стали
Граали.
Не двиньтесь. Что пламя алкает,
Смолкает».

Все смолкло действенно вокруг, что божией росою
В глаза тебе твой юный друг невинной и босою.

Мертвые стали – глашатаи мертвых побед?
Перст помрачения? Опытный вяжущий бред?
Под простотою делений и ясных оков
Что понимали, бесчувствием соотнеся
Пену мгновений и накипь отравных веков,
Ни у кого отпущений и слов не прося?

Мы все мертвы, изъеты
Червями преисподен,
При жизни носим меты
«От зол я несвободен».
Мы входим, истеричны,
В холодные трактаты,
И там философичны
Не забываем даты.
Во гневе отторженья
Сожги изображенья.

Что сделали мы в мире!
И плачем, словно дети,
И подставляем лире
Мечей и мыслей плети.
Поэтика желанна,
И грязные убийства
Приводятся обманно
В прекрасные неиства.
Так помните об этом,
Нейдя подобным метам.

Но что – ты чувствовал, мой друг,
Как испарялись слезы,
Как колдовствами сшился круг
Под режущие грозы.
Мы дали горестный обет
И ныне не воспримем свет,
Как зомби тьмы и впадин.
На заштрихованных челах,
В нагромождениях в нутрах
Ничто не исцелит
Зол вечных монолит,
Кой до пристанищ жаден.

Уйди, сияющий знамен, -
Мы плавим хауберки,
Чтоб несвободны от измен
Разверзнулись берсерки.

Не докричась бессмертных свит,
Мы поднимаем руки
И мы питаем монолит
В мечей искристых стуки!

И вчера, и полгода назад,
Искрометноей сущностью полны,
Шли полки, словно те валуны,
Те, пред коими дрогнули волны
И ушли солнценосные челны.

Плакала долго, неся обреченный отказ
В пропасти мира, используя косвенный лаз.
Все, мир погиб, нет преград и духовных оков,
Мор напускает на землю всеправый Господь,
Это отныне не будет дыханий веков,
Черные птицы клюют в очи детскую плоть.

ночь 28-29, 29.12.99, 06, 08.01.00, ночь 30-31.01.2002