К Юлии

Сразу оговорюсь, что сие произведение не стОит понимать буквально, - а лишь как метафору буквального смысла, как иллюзию, как яркое сновидение за несколько мгновений до пробуждения...



Осиротело стынут кости
 моей любви
на дне морском,
 степенно обрастая злости
известняком.
Окаменевшим прахом
 чужих мозгов,
что с мировым размахом
сдувают пепел с чёрных одуванов.

Я нынче пьян,
 но ты не против пьяных.
И мы лежим под саваном небес
на грязной простыне земных желаний.
Я – дикий гусь,
 ты – волк с повадкой лани…
Ты съешь меня, но смерти не боюсь.

Боюсь забыть твой голос и улыбку.
Так хрупок лёд…
 пески любви столь зыбки,
а звон бокалов столь неуловим.
Я, словно быстрокрылый херувим,
со свистом рассекаю гавань неба.
Стремлюсь снискать благословенье Феба.
Служенье муз, увы,
 не терпит суеты.
Лишь Бог в курсах, как я мечтаю:
 Мне бы…
поднять тебя до этой высоты!..

Но слишком тяжек груз
 придонных наслоений.
Мне не поднять…
Твоих
 кривозеркальных
 преломлений
мне не понять.
И в сумраке сомнений,
 задумавшись, сижу на берегу.
Как Pensador* великого Родена…

Скажи, зачем ты строишь эти стены?
Ты – не Китай, а я – не Чингисхан…
В тотальном наступленьи на Икстлан
четыре тьмы моих отважных строк
разбились в пену синими волнами.

Полночный зной стоял вчера меж нами.
А нынче полдень... иней режет взгляд.
И душу колет…
 Атомный распад
сердец ионизирует сознанье.
Напьюсь свинца из Чаши Мирозданья
(Чтоб обломать лучи радиолярий),
сорвусь на Юг из ваших Заполярий…

Тогда на всё мне будет – наплевать!


*Мыслитель (исп.)