Часть 1

 
ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА.

 Макиавелли,
 секретарь военного Совета Десяти и Палаты Флорентийской республики;
 политический деятель, ученый, поэт и драматург;
 автор известной комедии «Мандрагора», где он высмеивал глупость обывателей и лицемерие церковников, и не менее известной комедии «Клития», где, как утверждают многие, высмеивал самого себя;
 сочинивший десятки стихов и карнавальных песен, написавший историческую хронику в стихах «Децимале» и очень обиженный на поэта Ариосто за то, что тот не назвал его в числе лучших поэтов Италии;
 написавший знаменитую «Историю Флоренции», где назвал главными причинами раздоров в государстве классовые противоречия и борьбу партий за власть, и еще более известный трактат «Иль Принципо» («Государь»), вызвавший столько споров, толкований, восторгов и отрицаний, что они не затухают и до сих пор;
 ярый республиканец, всегда боровшийся за дело Республики, требовавший ее укрепления самыми решительными мерами и, тем не менее, предложивший служить дому Медичи, когда они вновь пришли к власти во Флоренции;
 антиклирикал, смеявшийся над святошами и церковниками, посмевший заявить: «Папство раздробило Италию» и, тем не менее, посвятивший «Историю Флоренции» папе Клименту YII;
 историк, философ, государственный деятель и военный писатель, блестяще доказавший в своем трактате « На первую декаду Тита Ливия» преимущество и полезность для народа демократической формы правления и одновременно учивший в своем «Государе» как нужно управлять государством при абсолютной власти.
 «Мы должны быть благодарны Макиавелли за то, что он изображал, как люди обычно делают, а не то, что они должны делать», - писал Фрэнсис Бекон.
 «Его теория послужила причиной упадка французской монархии», - заявил аббат Жантильи.
 «Бесстрашие его логических операций не только смущало современников, но уже много веков бесит иезуитов, мучит моралистов и расстраивает нервы буржуазным ученым », - писал о Макиавелли русский исследователь его творчества А.Дживелегов.
 «Он проповедует коварство и лицемерие», - утверждал Фридрих Великий.
 Церковь объявила запрет на его сочинения, буржуазная наука ввела в обиход термин «макьявелизм», обозначая им полное отсутствие морали и право добиваться своих целей любыми средствами,
 но Маркс назвал его «Историю Флоренции» шедевром, Энгельс поставил его имя среди имен трех других «титанов» Возрождения: Лютера, Дюрера и Леонардо да Винчи,
 «бессмертным флорентийцем» назвал его Пушкин.
 И все это был один человек, пятнадцать лет служивший Республике, пятнадцать – проведший в изгнании и похороненный во Флоренции, в церкви Санта Кроче, где рядом с ним покоятся теперь такие великие люди Земли, как Микеланджело и Галилей.
 НИККОЛО БЕРНАРДО МАКИАВЕЛЛИ.*


* Более точная транскрипция – «Макьявелли», что на итальянском языке означает «гвоздь», но автор сохраняет здесь традиционное написание, принятое в России.



Д Е Й С Т В У Ю Щ И Е  Л И Ц А.


НИККОЛО МАКИАВЕЛЛИ - Секретарь военного Совета Десяти и Палаты (Собрания) Флорентийской республики.
 
АНТОНИО - старый слуга его семьи.

БЬЯДЖО БУОНАККОРСИ - друг и сослуживец Макиавелли.

ПЬЕРО - племянник Бьяджо, молодой флорентинец, ищущий куда бы пристроиться, 17 лет.

ЦЕЗАРЬ БОРДЖИА (Иль Валентино)- сын папы Александра УI, брат Лукреции Борджиа, герцог Романьи, владелец Андрии, Пьёмбино и Урбино, князь и гонфалоньер (знаменосец) Церкви.

 КАРДИНАЛ ДЖОВАННИ БОРДЖИА - двоюродный брат Цезаря, представитель Папы при дворе Цезаря.

АГАПИТО АМАЛИО - первый секретарь герцога, противников рода Орсини.
 
РИДОЛЬФО - второй секретарь герцога, исполнитель его тайных поручений.

ГИЛЬГЕЛЬМО - канцелярист флорентинец на службе у герцога.
 
БАРТОЛОМЕО МАРТЕЛЛИ - родственник Пьеро и Бьяджо, богатый торговец.
 
АУРЕЛИЯ - его жена, ищущая и мужчину и ребенка одновременно.
 
КАТЕРИНА - её мать, готовая на все ради благоустройства дочери и своего собственного.

НИНА - их служанка, сообразительная и смешливая девушка.

1 СИНЬОР - Пьетро Содерини, гонфалоньер (президент)Флорентийской республики.

СИНЬОРЫ - члены военного Совета Десяти Флорентийской республики.

Стражники, слуги и гости в доме Бартоломео Мартелли, гвардейцы герцога, артисты пантомимы.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА, НЕ ПОЯВЛЯЮЩИЕСЯ НА СЦЕНЕ

ЛЮДОВИК XII - король Франции, захвативший Милан и распространивший влияние Франции на всю Италию вплоть до Неаполя и Сицилии. Ныне в Милане.

ПАПА АЛЕКСАНДР YI - Родриго Борджиа, испанский кардинал, купивший папство за бешеные взятки; отец пресловутой Лукреции Борджиа и двух сыновей Чезаре (Цезаря), младшего, и Джованни, старшего, убитого Цезарем в борьбе за любовь сестры; объявивший сына
 Лукреции, рожденного то ли от Джованни, то ли от Цезаря, своим сыном. Ныне в Риме.

ЛОРЕНЦО МЕДИЧИ - знаменитый представитель рода Медичи, бывший правитель Флоренции, умелый политик, поэт, покровитель искусств. Ныне покойный.

КАТЕРИНА СФОРЦА - графиня, бывшая правительница Романьи, изгнанная из Романьи Цезарем Борджиа, дочь знаменитого герцога Лодовика Сфорца, славившегося своим деспотизмом и жестокостью,бывшего правителя Милана. Ныне в монастыре.

ДОН РОМИРО ДЕ ОРКА - один из военачальников Цезаря Борджа.

МИКЕЛЕ МИКЕЛОТТО - капитан Цезаря, исполнитель его тайных поручений.

ЗАГОВОРЩИКИ:

ПАОЛО ОРСИНИ - князь, глава римского рода, бывший компаньон Цезаря.
ДЖАНПАОЛО БАЛЬОНИ - правитель Перуджи.
ПАНДОЛЬФО ПЕТРУЧЧИ - правитель Сиены.
 ГЕРЦОГ де ГРАВИНА - племянник Паоло Орсини.
 ОЛИВЕРЕТТО да ФЕРМО - капитан кондотьеров на службе у Цезаря, примкнул к группировке Орсини.
ВИТЕЛЛОЦЦО ВИТЕЛЛИ - капитан кондотьеров на службе у Цезаря, примкнул к группировке Орсини.
ПАОЛО ВИТЕЛЛИ - его брат, капитан кондотьеров на службе у Флоренции, несколько месяцев назад казнен во Флоренции за измену.

 Действие происходит во Флоренции и в Имоле во время миссии Макиавелли к Цезарю Борджиа в период с октября 1502 по январь 1503 года.

 
 ЧАСТЬ 1.
 
 На сцене слева – кабинет герцога Цезаря Борджиа в замке Катерины Сфорца в Имоле, справа – комната Макиавелли в его доме во Флоренции, над ними – силуэты дворца Синьории и собора Санта Мария дель Фьёре во Флоренции.
Справа от сцены – неоконченная статуя Давида Микельанджело.
 В кабинете герцога – стол с письменными принадлежностями, стул, камин и два кресла; над столом – портрет папы Александра YI, сзади за драпировкой - вход в покои герцога. В комнате Макиавелли – стол с письменными принадлежностями, скромные стулья, в центре – окно. На столе – книги, бумаги и ларец с документами; на одном из стульев – плащ и берет Макиавелли.
 Обстановка обеих комнат почти симметрична и образует в центре сцены одно игровое пространство. При необходимости действующие лица свободно перемещаются из одной части сцены в другую.
 Ночь перед рассветом. Сцена погружена в темноту, только вверху вырисовываются силуэты Дворца и купол Собора. Звучит отдаленная мелодия тарантеллы, и по сцене скользят танцующие тени. Затем музыка смолкает, за окном светлеет и в холодном утреннем свете становится видна фигура Макиавелли, стоящего у окна в пол оборота к зрительному залу с посланием Синьории в руке; лицо сосредоточено, губы сжаты.

 Сцена 1. ПРЕДСТАВЛЕНИЕ

 Часы на башне Синьории бьют пять раз, светает. Когда бой стихает, в комнату Макиавелли входят в дорожной одежде его слуга Антонио и Бьяджо Буонаккорси и останавливаются у входа. Макиавелли в задумчивости не замечает их.

 
 АНТОНИО (подождав). Мессир… У вас здесь что-нибудь осталось?

 МАКИАВЕЛЛИ (отрываясь от своих мыслей).
 Осталось? Да… (указывая на ларец) возьми бумаги эти,
 внизу проверь всех лошадей и вьюки,
 и седла. Я поеду впереди.
 ( Антонио подходит к столу и берет ларец.)
 Да, вот еще… Придет Буонаккорси
 скажи ему, чтобы сюда поднялся

 АНТОНИО. Но он уже пришел, мессир!

 МАКИАВЕЛЛИ (поворачиваясь). Пришел он?

 БЬЯДЖО (проходя вперед и протягивая руку Макиавелли).
 Никколо, здравствуй.

 МАКИАВЕЛЛИ (пожимая ему руку). Здравствуй. Проходи.

 ( Антонио с ларцом выходит, Бьяджо оглядывает комнату)
 
 БЬЯДЖО. Как ваши сборы?

 МАКИАВЕЛЛИ (с неприязнью). Всё, сейчас кончаем.
 И уезжаем через час, не позже.

 БЬЯДЖО. Ты, кажется, не очень хочешь ехать?

 МАКИАВЕЛЛИ. Скорее, Бьяджо, вовсе не хочу.
 Да и скажи, что мне в такой поездке?
 Оставить дом, друзей, работу, книги,
 трястись в седле извилистой дорогой,
 а что взамен за это получу? …

 Нет! После тридцати мы понимаем,
 что суетимся в жизни слишком много,
 что часто тратим время на такое,
 что попросту не стоит наших сил;
 что лучшего не взять вдали от дома,
 что все дела, увы, не переделать …

 БЬЯДЖО (с усмешкой). Никколо! Ты ли метишь в домоседы?

 МАКИАВЕЛЛИ. Я – в домоседы?.. Боже упаси! ..
 Но мчаться на рысях к Чезаре Борджа
 лишь потому, что наша Синьория,
 топчась в своих извечных компромиссах,
 уперлась лбом в очередной забор?..
 Сомнительная радость, не находишь,
 искать себе опасных приключений?
 Прекрасна перспектива – ехать к Борджа
 лишь для того, чтобы ввязаться в спор!..

 ( с сарказмом) Сын папы Римского! Князь Андрии! Пьёмбино!
 Синьор Валенсии! Романьи! и Урбино!
 Французов друг! «мосьё» иль «Валентинуа»!
 Гонфалоньер! и Церкви генерал!..
 И я … без положения, без денег,
 без звания, без точных полномочий,
 всего лишь только – Секретарь Палаты,
 которого (читает из послания)… «Совет к нему послал».

 Сравнимые, однако, величины,
 когда они предстанут друг пред другом,
 Завидная судьба у дипломата
 на службе у Совета Десяти …
 Да знал бы герцог, что ему везу я,
 он приказал бы сечь меня за наглость
 и в назидание другим нахалам
 об этом всю Италию известил.
 
 БЬЯДЖО (с улыбкой). Никколо, полно… Ты преувеличил.
 Ты – Секретарь Совета Синьории,
 ты был в Милане, в Риме, был у Борджа,
 ты у Людовика прекрасно вел дела.
 Французские отчеты остроумны,
 и это отмечали все в Совете
МАКИАВЕЛЛИ (язвительно).
 И вот поэтому меня послали,
 забыв мне дать посольские права?…

 Ты не увидел здесь закономерность,
 заметную теперь во всех решеньях:
 Там, наверху, всегда считают лишним
 к способностям еще права иметь?
 Опасное, должно быть, сочетанье:
 талант и власть, но для кого опасно?
 Для тех, кто сам талантов не имея,
 желает все же многое иметь?..

 Нет, Бьяджо, нет. Не защищай Совета.
 Он взял себе за правило бояться:
 бояться жить, бояться ошибаться,
 тянуть во всем, а, заходя в тупик,
 развязывать общественную кассу
 и раздавать флорины и дукаты.
 Скажи, за что мы только не платили
 не деньгами, так нашими людьми?

 Последних десять лет – сплошные траты!
 Виной – Совет: то слишком верим клятвам
 союзников, то слишком доверяем
 французским обещаниям и словам.
 То наняли Вителли в кондотьеры,
 как будто мы своих найти не можем,
 а результат – предательство, - так всюду
 преследуют нас беды попятам.

 Увы! Здесь даже РЫЦАРЮ наскучит
 мостить дорогу для чужих повозок:
 один мостит – другой удобно едет,
 а мне уже не в первый раз мостить.
 И знаешь, Бьяджо, если что-то тянет
 меня в дорогу – это только герцог:
 вот личность, стоящая интереса
 уменьем широко и смело жить.

 Ты б отказался, если бы случилась
 возможность познакомиться с ним ближе
 и даже меч скрестить свой с человеком
 девиз, которого: «Иль Цезарь, иль – Ничто!»?
 
 БЬЯДЖО. Ну, нет, Нико; не так я любопытен,
 чтобы играть судьбой с Чезаре Борджа.
 К тому ж о нем такая слава ходит,
 что я в пример не ставил бы его.
 
Разгулы, бойни, оргии, попойки,
 убийства в переулках, яды в винах -
 был кардиналом, а гулял по Риму,
 как продувной испанский кондотьер.
 Преследовал Феррари и Альбицы,
 убил секретаря в покоях папы,
 своей сестры не поделили с братом,
 и брат с кинжалом в реку полетел?!

МАКИАВЕЛЛИ. Да, всем известно о разгулах Борджа.
 Но есть в его поступках и такое,
 что многих тянет к герцогу сегодня
 и заставляет власть его признать.
 Нельзя же отрицать его талантов
 и ловкость ту, с которой он умеет
 из сложных положений выбираться
 и, если нужно, смело рисковать?

 Заметь себе, скупцы и простофили
 на риск в делах нисколько не способны,
 вот потому-то столько лет под Пизой
 мы копошимся, словно муравьи.
 А он берет, где ловкостью, где силой,
 где щедростью, а где прямой угрозой,
 так утверждая «разделяй и властвуй»,
 владенья укрепляет он свои.

БЬЯДЖО (недовольно). Ну, знаешь ли! Легко быть щедрым, если
 карман твой от раздачи не пустеет,
 легко играть опасно, если знаешь,
 что, проиграв, не потерял всего.
 Но долго ли на этом удержаться
 сумеет он?

МАКИАВЕЛЛИ. Ты прав, игра опасна
 И все же есть в нем многое такое,
 что заставляет рассмотреть его…

БЬЯДЖО (уклоняясь от спора).
Никколо, мы немного заболтались:
занятный спор, но вам пора в дорогу.

МАКИАВЕЛЛИ.
 А где Пьеро? Он едет?

БЬЯДЖО. Да, конечно…

МАКИАВЕЛЛИ. Так почему не вижу я его?

БЬЯДЖО. Он там, за дверью, ждет, когда позволишь
 ему войти.

МАКИАВЕЛЛИ. Тогда зови скорее.
 По крайней мере, не один я буду
 скучать в дороге.

БЬЯДЖО (в сторону входа). Проходи!.. Пьеро!

 Входит Пьеро и, остановившись, кланяется Макиавелли. Он выглядит приятно и держится уверенно, хотя заметно волнуется. На нем – голубой камзол, короткий плащ и красный берет с пером. На поясе – короткая шпага, за спиной на перевязи - лютня. Макиавелли и Бьяджо с удовлетворением, но придирчиво окидывают его взглядами.

ПЬЕРО (кланяясь Макиавелли, как заученный текст, почти декламируя).
 Мессир!.. Я вас приветствую. Я рад,
 что вы позволили и мне принять участие
 в высокой миссии, что поручила вам
 Флоренции достойной Синьория.

 Известны всем ваш острый ум и честь,
 и рвение на службе у Республики,
 и я за честь считаю для себя,
 что вы решили взять меня с собой.
 
 Со стороны своей скажу, что я
 польщен таким доверием высоким
 и обязуюсь исполнять все то,
 что вы сочтете нужным поручить.

 И даже больше: буду только рад
 я исполнять все ваши приказанья,
 чтоб научиться всем делам серьезным.
 (снова кланяется Макиавелли)

МАКИАВЕЛЛИ (приятно удивленный).
 Вот так Пьеро!… Готовый дипломат?

БЬЯДЖО (польщенно). Ну, «дипломат»… Вот матушку его,
 ту, верно, можно брать без подготовки:
 сейчас меня так ловко распекала,
 что я не знаю, как и уцелел.

 И все твердила мне, что он – ребенок,
 что посылать с тобой его опасно,
 что он еще и женщин-то не знает,
 а вот уже в политику поспел.

 МАКИАВЕЛЛИ (шутя). Ну, все когда-то что-то начинают,
 а женщины – такая область жизни,
 где, как ни начинай, всегда опасно:
 и в двадцать лет, и в тридцать - все равно.
 Но ты боишься их, Пьеро?

ПЬЕРО (оскорбленно). Я!? Что вы?!..
 Я – вовсе нет!… Уже имел я связи!
 (Макиавелли и Бьяджо хохочут)

 БЬЯДЖО. А как при матушке, так сей проказник
 Святее даже бога самого.

 МАКИАВЕЛЛИ. Ну что ж, Пьеро, тогда ты годен к делу,
 и посылать тебя со мной не страшно...
 А, знаешь ли, зачем мы едем в Имолу?

 ПЬЕРО. Да, дядя Бьяджо все мне рассказал.

 МАКИАВЕЛЛИ. Ну что ж, тогда одно тебе напомню:
 что если будем мы неосторожны
 или болтливы слишком, нам не смогут
 помочь ни Синьория, ни друзья.
 
 БЬЯДЖО (Макиавелли). Моя сестра надеется, что ты
 за ним присмотришь в этой новой жизни,
 и если с ним недоброе случится,
 поможешь уберечься от беды.

 МАКИАВЕЛЛИ (снова иронизируя).
 Внимательно следя за результатами
 моих ошибок, он понять сумеет,
 что трудолюбие и строгость суть причины
 успеха жизни здесь (указывает на землю)
 и счастья там (указывает на небо).

 Входит Антонио и ожидающе останавливается у входа. Макиавелли замечает его.

 А впрочем, нам пора, пора к делам.

 Антонио, там все у вас готово?

 АНТОНИО. Готово всё, мессир. Мы можем ехать.

 МАКИАВЕЛЛИ. И ты, Пьеро, уже готов в дорогу?

 ПЬЕРО. Готов, мессир!

 МАКИАВЕЛЛИ. Ну что ж тогда вперед!
 Все сделали, и все оговорили,
 и даже посмеялись на дорогу,
 (трогает струны на лютне Пьеро)
 и доброй песни тоже не забыли…
 а герцог нас уже должно быть ждет.

 Макиавелли указывает Пьеро на дверь, Антонио и Пьеро выходят. Макиавелли берет с кресла плащ и берет, окидывает взглядом комнату и вместе с Бьяджо направляется к выходу, но перед выходом задерживает Бьяджо.
 
 Как ты сказал?.. «Легко быть щедрым, если
 карман твой от раздачи не пустеет?
 Легко играть опасно, если знаешь,
 что все - равно разомкнуто кольцо?»…
 Но он игру нам предлагает, Бьяджо.
 Как не принять игры любимца Церкви?
 Быть может, именно игра позволит
 понять его красивое лицо.

 Сразу же врывается мелодия тарантеллы, меняя ритмику сцены. Макиавелли пропускает
вперед Бьяджо и выходит за ним.

ПРОДОЛЖЕНИЕ:http://www.stihi.ru/2007/06/06-167