Ирсамеш

I


Олень мчался по лесу, не разбирая дороги. Гончие уже настигали его, а позади виднелись всадники в зеленых охотничьих куртках. Тугие луки и тонкие, остроконечные стрелы не оставляли оленю шансов на спасение, но он хотел жить, и отчаянно бежал через поваленные стволы, заросли кустов, овраги, поломанные ветки – лишь бы уйти от собачьего бреха и людских криков, уйти туда, где тишина и покой, только лягушки орут по ночам, да грустно поют болотные птицы. Уйти! Но поздно – стрела свистнула над головой, звонко задрожала тетива лука и вторая стрела ударила оленя в заднюю ногу. Он рванулся из последних сил, перепрыгнул переплетенные, сцепившиеся сучками и ветками два дерева – как росли вместе, так и упали, проложив целую просеку в кустах – и оказался на небольшой поляне, где, отложив собранные травы, стоял человек, напряженно прислушиваясь к звукам погони. Олень сделал ещё два шага и упал у его ног, словно моля о помощи и защите. Человек сел, осторожно коснувшись рукой торчащей стрелы, и тут же выпрямился, потому что на поляну выбежали гончие, разгоряченные долгой погоней. Но собаки не посмели тронуть оленя – замерев на месте, они тихо заскулили, дожидаясь хозяев, словно упершись в невидимый барьер. А хозяева и не заставили себя долго ждать – всадники ворвались на поляну, с удивлением разглядывая стоящего рядом с оленем лесника. Он был очень молод, и борода ещё не успела покрыть подбородок густой щетиной. Из-под шапки длинных, спадающих ниже плеч волос пристально смотрели зеленые глаза. “Ты кто такой?” – жестко спросил один из всадников. Охотничья куртка и лук не могли скрыть воинской выправки – это был барон Герсан, владелец огромного родового замка и обширных окрестных земель. “Меня зовут Ирсамеш” – ответил юноша. Голос его оказался мягким, певучим, словно журчание ручья. - “Зачем вы стреляли в священного оленя?” “Священного?” – презрительно усмехнулся барон. “Духи наградили его символом солнца” – сказал лесник, показывая на белое пятно на лбу животного. - “Он несет свет и добро и приносит счастье встречающим его на своем пути.” “Ты разговариваешь с духами?” – насторожился Герсан. “Дедушка слышит их, и они дают ему силы и знания, чтобы изгонять немочь и хворь” – ответил Ирсамеш. “Где он живет” – поинтересовался барон. “Вон там” – указал юноша и присел, собираясь извлечь стрелу. “Что ты делаешь?” – спросил Герсан, наблюдая за тем, как лесник вытащил стрелу и, остановив кровь двумя большими листами, перевязывал рану оторванным от рубахи клочком. “Лист куриганы снимет боль” – пояснил Ирсамеш. “Ха!” – воскликнул барон, накладывая стрелу на тетиву. “Так надежнее ” – усмехнулся он, глядя, как забился в предсмертной судороге олень. – “Ты же хотел побыстрее лишить его боли?” Ирсамеш не ответил. Отбросив травы, он бросился на барона, но меткий пинок опрокинул его на землю. Перекатившись, он снова вскочил, и тут же двое воинов, спрыгнув с коней, заломили ему руки за спину. “Проклятие духов падет на тебя!” – прохрипел лесник, облизывая разбитую губу. “Как страшно” – воскликнул Герсан. – “Я уже испугался, весь дрожу! Придется навестить колдуна, может он убедит их оставить меня в покое!” Воины громко захохотали, с одобрением наблюдая за своим лордом. “Снимите с него голову” – указал на оленя Герсан - “я хочу видеть по утрам это пятно, что приносит удачу. Повесим голову в зале, прямо над столом! Лесника связать… и… пойдем, пообщаемся с его дедом!” Барон пнул пятками коня, и тот рванулся вперед, сквозь заросли кустов и колючки. Несколько воинов остались с оленем, остальные помчались следом за Герсаном.
Небольшая деревянная хижина словно вросла между двух больших деревьев. На крыльце сушились травы, на длинной скамейке были разложены толстые коричневые корни неизвестного растения. Горшки и маленькие, выдолбленные из дерева чашки стояли у крыльца или висели на невысоких, аккуратных колышках. Герсан спешился и медленно пошел к двери, прислушиваясь к доносившемуся из хижины монотонному постукиванию. Двое охотников встали неподалеку, держа наготове луки. Барон стукнул кулаком в дверь, и, выждав мгновение, сильным пинком распахнул её. Перед ним оказался старый травник, подошедший к двери, но не успевший раскрыть. Из чашки в его руке поднимался густой пар, зелье пахло травой и болотным мхом. В полумраке виднелись связки трав и пучки мха, большой пень, заменяющий стол, пеньки – стулья поменьше, горшки, бочонки… Герсан резко ударил старика по руке, выбивая чашку, и, схватив того за ветхий халат, вытащил из хижины, опрокинув на землю сильным толчком. “Приворотное зелье варишь?” – угрожающе пробормотал он. “Для любви не нужны ни травы, ни зелья” – вздохнул старик. - “я варил отвар, изгоняющий лихорадку и забирающий боль…” “И тебе никто не говорил, что колдовство запрещено законом?” – заявил барон. “Нет таких законов, чтобы помешали мне изгонять хворь и лечить болезни” – травник с трудом сел, все ещё не оправившись после удара. “Здесь я закон!! Я повелитель” – завопил Герсан. “Злоба сжигает тебя изнутри, но нет зелья, способного потушить её” – грустно сказал травник, вставая. Герсан скривил лицо, нахмурившись, и с размаху ударил травника по голове. Тот отлетел назад и рухнул у ног воинов, так и не опустивших луки. “Связать” – приказал барон. - “Казним на площади за колдовство.” Один из воинов приподнял старика, но тот не шевелился. Воин тряхнул старика, затем дотронулся до жилки на шее, выждал немного… “Сдох” – пробормотал он, бросая травника на землю. Второй воин удивленно посмотрел на барона, затем на старого лекаря и снова на барона… “Вы же видели!” – заявил Герсан. - “Он варил зелье и мог меня заколдовать, а магия запрещена законом…” “Парня казним” – решил барон, внезапно заметив связанного Ирсамеша. Ему связали за спиной руки и заткнули рот, но глаза горели ненавистью и болью. “Немного удачи принес тебе сегодня твой священный олень” – усмехнулся Герсан. - “Хижину сжечь, зелье уничтожить – и за мной” – приказал он воинам. - “Славная все-таки удалась охота!”

Низкий – даже в полный рост не встать – потолок. Стены, запомнившие тысячи проклятий, обрушиваемых на них воинами и охотниками, рыбаками и дровосеками, лекарями и купцами – всеми, кто когда-либо находился здесь. Крысы шустро сновали взад-вперед, с интересом разглядывая своего нового соседа. На охапке соломы, прикованный цепью к выступающему из стены стальному кольцу, сидел Ирсамеш. Какое-то время он молча смотрел на каменный пол и стальные прутья решетки, затем встал, но ударился головой и снова сел на пол. Затем снова встал, но уже осторожнее, и медленно потрогал прутья, дверь, замок, цепь на ноге. Выхода не было. Многие уже ощупывали эти стены и решетки, многие пробовали согнуть или сломать прут – но тюрьма бережно, словно скорлупа орех, хранила своих пленников, не интересуясь тем, что будет с ними после того, как раскроются двери и снимут цепь… Ирсамеш откинулся назад и неожиданно запел, разрывая тишину своим мягким голосом.

Под лучами палящего солнца рожденный
Я летал в небесах, над горами парил,
А теперь под землей я сижу побежденный
Сталью крылья сковали и нет больше сил.
Не подхватит меня больше ласковый ветер,
Не упасть больше камнем с небес на врага.
Для кого-то мир добр, для кого-то он светел
А меня раздавил каблуком сапога.
И решетка железом мне выход закрыла,
И в родное гнездо не вернуться вовек.
Солнце больше не светит, и сердце застыло,
И гнездо и птенцов сжег злодей-человек...

“Заткнись!” – рявкнул кто-то из темноты. Заскрипела дверь, звякнули ключи и отблески света от факела метнулись по стене причудливыми тенями. Ирсамеш вздрогнул и запел ещё громче, выпрямившись настолько, насколько позволял низкий потолок.

Ты ликуешь, привыкший и к силе и к власти,
Окружают тебя сотни преданных слуг.
Но я бурю зову, призываю ненастье,
Чтоб дрожали и рушились стены вокруг.
Не смягчить гнев богов, не сдержать мою ярость,
Хватит сил на последний, смертельный удар
Я под коркой из боли забуду про жалость,
Принимая желанный и гибельный дар…

“Молчать!” – подбежавший воин попробовал ударить кнутом через прутья, но Ирсамеш отпрыгнул к стене, гордо вскинув голову.
Я смотрю в глаза смерти, не ведая страха,
И стихию прошу только лишь об одном:
Не оставь от врага даже пепла и праха
Выжигая их души небесным огнем!

“Не вздумай колдовать, болотник! Твои духи не помогли тебе в лесу, а тут и подавно тебя не услышат” – рявкнул стражник, и, ещё раз взглянув в зеленые глаза Ирсамеша, злобно выругался. Болотник напрягся, как зверь перед прыжком, но не боялся, не просил пощады. Страж со злобой вытянул его кнутом, и с удовлетворением заметил расплывающуюся на плече красную полосу. Но пленник не заскулил и не застонал. “Болотный звереныш” – пробурчал страж, с грохотом пройдясь кнутом по прутьям решетки. Факел мигнул вдали, и наступила тишина – только замок скрипнул, да глухо стукнула дверь.

Ирсамеш медленно сел, слизывая с плеча кровь. Хотелось пить, но воды не было, а просить стража он ни за что бы не стал. Неужели они решили убить его здесь, лишив пищи и питья, и у него не будет даже последнего шанса отомстить барону… велика сила духов, но услышат ли они его из-под земли?
“Ты кто?” – раздался рядом взволнованный шепот. Болотник вздрогнул от неожиданности. Это не был тот страж… кто мог пробраться сюда, да и подойти так бесшумно, что не выдали ни дверь, ни замок, ни каменные плиты пола? Он назвал свое имя и подошел к решетке, стараясь получше рассмотреть таинственную тень, навестившую его. “Красивое имя, древнее…” – ответил гость. – “Ты ведь из леса?” “Я болотник, с окраины южной топи” – отозвался Ирсамеш. “А я Верианна” – призналась тень. “Так звали первую жрицу, сумевшую услышать духов леса и болот” – пробормотал Ирсамеш, разглядывая невысокую фигурку, укрытую темным бесформенным плащом. “Меня назвали в её честь” – смущенно призналась она. “Тогда что ты делаешь здесь, в этом царстве боли и ненависти, о дочь лесов?” – спросил болотник. “Служу Герсану” – грустно отозвалась она. – “Барон сжег бы всю деревню, если бы я не пошла… он и так казнит каждого, кто посмеет ему перечить…” Верианна замолчала, видимо, вспомнив прощание с родным домом. “А ты красиво поешь” – вдруг сказала она – “очень красиво… здесь никто никогда не пел, только ругались и проклинали все на свете”. “Спасибо” – смутился Ирсамеш. – “”Но ещё лучше меня поют лесные птицы…” “Как бы я хотела снова услышать соловья” – прошептала Верианна. “Так вернись в лес, домой” – воскликнул Ирсамеш. “Герсан найдет меня и там” – ответила она. “Духи покарают его” – заявил болотник. “Герсан побеждает и людей, и духов” – прошептала девушка. – “Крап скоро вернется, мне нужно идти… ещё увидимся!” “Лети домой, дочь лесов” – отозвался Ирсамеш, прислушиваясь к шороху легких, почти бесшумных шагов.
Здоровенный страж по имени Крап действительно не заставил себя долго ждать. В этот раз он принес миску с водой и горшок каши, просунул сквозь прутья и поспешно отошел, свирепо размахивая кнутом. Болотник сидел в углу не шевелясь, только глаза упрямо горели зеленым огнем. Крап, видимо, ждал пока он потянется за пищей, чтобы опрокинуть миску или просто стегнуть непокорного пленника. Но тот не двигался, и, внезапно разозлившись, Крап хлестнул наискосок, попав по руке и груди, резко развернулся и пошел прочь, грохоча тяжелыми сапогами. Ирсамеш торопливо дождался, пока закроется дверь и щелкнет старый замок, тихо взвыл по-волчьи и припал к воде…

Он проснулся оттого, что обитающие здесь наглые крысы заволновались и попрятались по своим норкам. Кто-то открыл дверь и тихо шел в темноте, укрывая плащом дрожащее пламя свечи. “Дочь лесов” – тихо прошептал Ирсамеш, подходя к решетке. “Держи” – Верианна просунула через решетку кусок хлеба и села на пол, отбросив плащ. Золотистые волосы хлынули янтарной рекой на колени и испуганно глянули большие голубые глаза. “Ты ранен!” – взволнованно прошептала девушка. “Ерунда” – отмахнулся болотник. “Но там же кровь!” – Верианна оторвала рукав платья и осторожно коснулась пореза. “У меня ещё достаточно крови, чтобы напоить голодных духов” – неохотно отозвался Ирсамеш. “Не надо” – попросила она. – “Не надо… даже эта тюрьма лучше, чем та ледяная пустошь…” “Мир без солнца и луны, без цветов и росы, птичьих песен и лягушачьего хора” – тихо сказал болотник. “Но я бы выдержал и это – для тебя, дочь лесов… но барон все равно казнит меня…” “Может, его гнев остынет” – с надеждой произнесла Верианна. – “я буду молить духов, чтобы барон сохранил твою жизнь.” “А я молю их принести ему смерть” – угрюмо ответил Ирсамеш. – “И свободу для тебя” – добавил он внезапно. “Крап… мне пора…. Нельзя, чтобы он видел меня здесь” – испуганно сказала девушка, напряженно вслушиваясь в звуки шагов сверху. – “И не серди его, он грубый, но не злой… пожалуйста!” Она накинула плащ и скрылась в темноте. Ирсамеш медленно провел по полу рукой, сжал кулак и затем разжал, глядя на серую от пыли ладонь. На ней шелковым лучом лежал золотой волос…
Крап плеснул в миску воды из большого кувшина и снова затолкнул миску внутрь. “И вот так всегда” – сердито бормотал он. – “Одни сражаются и привозят домой золото и бархат, соль и восточные пряности, монеты всех стран и драгоценные камни, а старый Крап всегда бродит под землей, присматривая за болотниками и прочей дрянью… Вот тебя казнят и посадят нового… а мне кормить да поить, чтобы Барон собрал толпу на площади и показал силу удара…” “Зачем тебе золото и мертвые камни” – вдруг спросил Ирсамеш. “Ты просто ничего не видел, кроме своего болота, вот и говоришь глупости” – проворчал страж – “Нет в мире вещи, которую нельзя было бы купить за увесистый мешочек с золотым песком.” “Купи шелест листвы и запах весенних трав, купи радугу, отражающуюся в капле росы и прохладный, неистовый ветер” – воскликнул болотник. “Мне хватает и сквозняка в моей конуре, чтобы платить ещё и за ветер” – усмехнулся Крап. “А кто мешает тебе уйти на волю?” – поинтересовался Ирсамеш. “Какую такую волю?” – удивился страж. “Не сидеть тут, под землей, уйти в лес, болото, степь… не служить никому и делать только то, что велит тебе твоя совесть”. “Болотное счастье” – фыркнул Крап. – “Бродить без угла и крова, одиноким и беззащитным, искать воду и добывать пищу, чтобы сгнить под кустом… Я служу барону, он дает мне и еду, и кров, и защиту. Каждый, кто тронет меня, умрет под землей… Да, я песчинка, я чешуйка на его броне, но я ношу его знак и служу ему с честью. Где она, твоя воля? Ты сидишь на цепи, а через несколько дней тебя вытащат отсюда и казнят за колдовство… Я сильнее, поэтому прав. Вот она - сила” –он звонко шарахнул кнутом по прутьям решетки. “Вот она – воля!” – Крап показал большой ключ со слегка погнутым ушком и с интересом взглянул в глаза Ирсамеша. Но тот равнодушно смотрел на ключ, словно не понимая, что он означает. Странное выражение застыло на его лице – так смотрят на безнадежно больных – с жалостью и грустью от бессилия изменить что-то… Крап встряхнулся – на мгновение ему показалось, что это он опутан незримыми нитями и скован нерушимой цепью – а стоящий за решеткой болотник вот-вот превратится в птицу и взлетит в небо, прямо сквозь каменный потолок замка… И, с грохотом пройдясь кнутом по решетке, двери и полу, шумно потопал по коридору.
Ирсамеш сел на пол, осторожно шевеля прикованной ногой, и придвинул к себе миску с водой. Крысы шебуршали в соломе, громко и пронзительно пища. Он улыбнулся чему-то и бросил им несколько крошек хлеба. Крыса тут же кинулась к ним, и, утащив в сторону, начала жадно есть, не задумываясь о цепях, бароне, и мечтах о свободе…

“Как рука” – тревожно спросила Верианна, просовывая между прутьев хлеб и небольшой, завернутый в салатный лист, ломтик мяса. “Пройдет” – отозвался Ирсамеш, но девушка, капнув на ладонь каким-то пахучим снадобьем, осторожно смазала воспаленный рубец. “Спасибо” – благодарно прошептал болотник. – “Знаешь, всего несколько дней назад я собирал травы, но как будто вечность прошла с тех пор, как я вдыхал этот запах…” “Это пройдет” – вздохнула она. – “Раньше я тоже думала, что умру без родного леса, вдали от родителей, вдали от подруг, в огромном каменном замке, полном грубых воинов Герсана. Но вот уже второй год, как я тут, и духи не спешат призвать меня в свое царство…’ “Духи знают, что ты вернешься домой, и ждут” - отозвался Ирсамеш. “Ты не знаешь Герсана” – сказала Верианна. – “Его не остановят ни лес, ни болото, он сжигает дома и убивает людей…” “Даже вековые дубы иногда падают, не выдержав напора ветра” – отозвался болотник. “Говорят, что если дерево падает, то где-то на земле умирает человек” – вспомнила девушка. “На холме за моим домом, на расстоянии двух-трех полетов стрелы рос дуб” – тихо произнес Ирсамеш. – ОН был огромен, таким, что и десять человек не обхватили бы его, а крона купалась высоко в облаках. Говорили, что облака спят на его ветвях, а забравшийся наверх сможет отыскать их перья… Могучее дерево пережило многих королей и героев, но прошлой зимой разразилась буря и оно рухнуло, проломив целую просеку и сломав несколько меньших дубов и берез. Огромные корни торчали из-под земли угрюмым напоминанием о былой мощи. Но настала весна, выглянуло солнце, прогоняя снег, и подснежники заполнили поляну, а на холме, рядом со старым умершим корнем пробился новый побег…” “Крап” – взволнованно воскликнула Верианна, услышав шум где-то вдали. Подхватив свечу, она метнулась к выходу, ослепив напоследок золотистым пламенем волос.
Девушка вернулась нескоро. Раза два заходил ворчливый Крап, кто-то шумел и гудел наверху, а каменные плиты крепко держали свою жертву. Холод и тьма – словно в могиле – погребенный заживо ещё до смерти, ждать которой, впрочем, осталось не так и долго…. Но затем послышались легкие шаги, похожие на шелест ветра в осенних листьях, и Верианна присела рядом с решеткой, просовывая еду. “Герсан вернулся с охоты” – быстро сказала она – “Воины затеяли пирушку и требовали, чтобы я носила им вина и подбирала брошенные объедки…” “Негодяи!” – гневно сверкнули в полумраке зеленые глаза. “А это правда, что ты умеешь колдовать?” – вдруг спросила она. – “обернись птицей лесною и мчись прочь, туда, где нет владык и баронов, злобы и ненависти…” “Я не колдун” – тихо ответил Ирсамеш. – “Я умею только варить целебные отвары из трав и понимать голоса Леса…” “Барон казнит тебя завтра на главной площади” – поспешно выпалила она и сама ужаснулась сказанному. “Я ждал этого” – прошептал Ирсамеш. – “И перед тем, как он нанесет свой удар, я попрошу духов леса помочь… и надеюсь, что они услышат меня.” ”Я не хочу этого” – упрямо возразила девушка. “Когда Герсана не станет, ты вернешься домой” – мягко сказал болотник. “Не хочу… зачем мне дом без тебя?” – на глазах Верианны блеснули слезы. “Там хорошо” – успокаивающе заметил Ирсамеш. – “На кристальном, прозрачном небе раскинули крылья облака, ласково светит теплое солнце и громко поют веселые птицы…”
“Спой для меня” – попросила Верианна, прижавшись к прутьям решетки. “Ни одна птица не сравнится с тобой… спой, пожалуйста!” Ирсамеш вздохнул и откинул назад голову, глядя куда-то вверх, на серые камни своей мрачной тюрьмы. Затем встряхнулся, посмотрел в заплаканные глаза Верианны и грустно улыбнулся…

Я бы мчался по лесу пугливым оленем
Я б лягушкою прыгал, я б птицей летел
Но я заперт навек в подземелие древнем
И совсем уже близко последний предел.
Не грусти, дочь лесов, не печалься, не надо
Я твоих слез не стою, пойми и поверь
Ночь придет, на куски распадется ограда
И на волю шагнет обезумевший зверь.
Уходи, убегай - тебя встретит природа
Сны навеет трава, птицы песню споют
Я желаю тебе, дочь старинного рода,
Чтоб нашла ты тепло и покой и уют.
Уходи - тебя мягко деревья обнимут
Улыбнутся тебе и грибы и цветы
И враги не придут, и никто не отнимет
твое нежное счастье, любовь и мечты.
Я хотел бы с тобой быть, лишь рядом, лишь вместе
Ты прекрасна, как нежный весенний цветок
Но я душу отдам духам леса - для мести
Я отдам им свет солнца за верный клинок.
Я удар нанесу - не помогут доспехи
Шлем спадет, и на части развалится меч
Что спасало не раз в молодецкой потехе
От удара богов не сумеет сберечь.
Кровь на камни падет, жадно духи напьются
Широко смерть взмахнет своей древней косой
Но надеюсь, что слезы твои не прольются
На усталые листья жемчужной росой.
А когда-нибудь ночью болотная птица
Прилетит и печальную песню споет
Одинокая птица - она только снится
И исчезнет, едва заалеет восход.

Верианна всхлипнула и уткнулась ему в руку. Ирсамеш осторожно гладил её длинные густые волосы, нашептывая что-то успокаивающее. И вдруг дверь с грохотом распахнулась и тени поползли по стене, напуганные светом факела. Крап подошел поближе и удивленно посмотрел на растерявшуюся девушку.
“Как ты сюда попала?” – сердито спросил он. “Тут такой же замок, как и на двери в винный погреб” – прошептала она. “И что ты тут делаешь? Кормишь этого?” – Крап махнул кнутом в сторону Ирсамеша. “Он ранен” – всхлипнула Верианна. “Др-рянь!” – Крап с размаху толкнул её, да так, что девушка упала. “Не смей!” – кинулся к решетке Ирсамеш, сильно дергая цепь. “Тоже хочешь?” – яростно повернулся к нему Крап. “Меня бей, а её не смей” – скороговоркой выговорил болотник. Крап резко ударил его и снова поднял кнут. - “Мало?” “Меня бей, а её не смей” – прохрипел Ирсамеш. Кнут свистнул, швырнув его на каменный пол. Тюремщик схватил Верианну за плащ, но та вырвалась и бросилась к выходу, оставив в его руке свою накидку. Ирсамеш снова попробовал встать, хватаясь руками за прутья. Крап злобно выругался и потопал вслед за девушкой. Глухо стукнула дверь. Лязгнул замок. И наступила тишина…
Тени беспокойными крысами бродили по стенам, прыгая с места на место при каждом вздохе позабытой в суматохе свечи. Свеча умирала, но небольшой клочок фитиля ещё тлел, еле слышно потрескивая. Боль поселилась повсюду, разгораясь раскаленным железом, но ещё сильнее жгла тревога. Что сделает с Верианной злобный и коварный барон? Успеет ли он покарать Герсана, отдав лесным духам свою жизнь взамен на право отмщения…. Боль. Крап ловко орудовал кнутом, сказывался многолетний опыт. Что станет с ним после того, как рухнет клинок палача? Станет ли птицей, зверем или травкой лесной? Или поселится в глубине болот беспокойным огоньком блуждающим, отпугивающим жителей лесов и заманивающим врагов в гибельные топи…. Или совсем пропадет, исчезнет в никуда, лишенный и души и посмертия после страшного проклятия, которое покарает Герсана… пусть так. Пусть не станет его… лишь бы Верианна не знала печали и боли…. Огонек свечи мигнул и, пшикнув, погас. И почти сразу же скрипнула дверь и зашелестели легкие, почти бесшумные шаги. Ирсамеш сел на соломе, с волнением всматриваясь в темноту. “Я стащила у Крапа ключи” – раздался тревожный шопот. – “Ты звал меня в лес – мы уйдем туда вместе!” Верианна поставила на пол свечу и принялась перебирать связку ключей. “А как же барон?” – немного растерянно спросил Ирсамеш. “Когда я с тобой, я не боюсь барона” – ответила девушка. “Там было гнутое ушко” – вспомнил Ирсамеш, наблюдая за попытками отыскать нужный ключ. Верианна тряхнула ключами, нашла нужный, вставила в замок и с трудом повернула. Замок щелкнул, и она нырнула в камеру, распугав метнувшихся в сторону крыс. Ирсамеш обнял её, мягко коснувшись рукой длинных волос, связанных узлом на голове. “Больно?” – заботливо спросила она, заметив следы от ударов Крапа. “Нет” – отозвался болотник, - “уже нет”. Он взял ключ, снял с ноги цепь и вышел из клетки мягким кошачьим движением. “Бежим!” – Верианна подняла свечу и побежала к двери, как невдалеке раздались гулкие шаги Крапа. Она испуганно оглянулась, но Ирсамеш тут же обнял её, прижался к стене и дунул на свечу. Крап вошел в подвал, в бешенстве хлопнув дверью, и кинулся к той камере, где только что сидел болотник. А тот подтолкнул девушку в выходу, и быстро закрыл дверь, опустив засов. Верианна вставила ключ и несколько раз повернула его. “Где живет Герсан?” – вдруг спросил Ирсамеш. “Зачем?” – на него глянули два испуганных лесных озерца. ”Я должен отомстить” – прошептал он. “Нет… ты должен жить… ты нужен мне… я люблю тебя” – Верианна прижалась к нему, дрожа, словно раненая птица. Рядом, за дверью, громко ругался Крап, отчаянно пиная дверь. Ирсамеш внезапно поцеловал Верианну, ощутив пламенный трепет, заставивший позабыть и боль, и месть, и ненависть… И они помчались вверх по каменным ступеням, надеясь что воины Герсана не сбегутся на устроенный Крапом грохот.
“Сюда” – потянула за собой Верианна, указывая дорогу. Они бежали по высокому коридору, по стенам которого висели пустые доспехи и старые, пожелтевшие от времени картины. Судя по блеску начищенных лат и шлемов, владельца замка оружие привлекало куда больше живописи. Спереди раздался звук шагов, но справа был проход, и они свернули туда, не желая поднимать тревогу раньше времени. Новый проход был уже старого, и без различных украшений и оружия - но, судя по истертым коврам, ходили по нему не меньше. Пробежав немного, Ирсамеш вдруг остановился – кто-то шел сюда, громко звеня тяжелыми латами. Верианна испуганно оглянулась назад – но там тоже были люди, несколько воинов шли, громко переговариваясь. “Они найдут нас” – прошептала она. Болотник нерешительно посмотрел назад, вперед, затем снова назад… и сильно пнул высокое окно, сделанное из кусков разноцветного стекла, соединившихся в сложном узоре. Во дворе никого не было, окно оказалось невысоким… “Прыгаем” – Ирсамеш первым перелетел через подоконник и бережно подхватил Верианну на руки. В замке послышались тревожные голоса, но они уже бежали туда, где у деревянного сруба стояли привязанные кони. Ирсамеш быстро снял с коня седло, узду и подпругу, ловко вскочил на него, и, подняв девушку, посадил её перед собой. “Я дал тебе свободу, так дай её и нам” – прошептал он. Видимо, конь понял просьбу, и рванулся так, словно хотел обогнать ветер. Они промчались мимо нескольких растерявшихся воинов, миновали склады и амбары и покинули замок через южные ворота быстрее, чем сонные стражи сумели понять, что происходит. Ветер свистел в ушах, черный замок оставался позади каменной глыбой, и далеко на востоке просыпались первые розовые лучи только что родившегося солнца…

II

Мягко ложились под ноги острые листья осоки, да камыши вяло покачивали своими большими коричневыми головами. Ирсамеш вел Верианну по болоту одному ему ведомыми путями, готовый сбить со следа не только погоню, но даже вездесущих болотных духов.
“Скоро придем” – заметил он. – “Прямо за твоей деревней окажемся, ну и там ещё немного пройти”. “Говорят, что тут водятся кикиморы и блуждающие огни, которые не дают путникам вернуться – а ты здесь как дома” – сказала девушка. “Это и есть мой дом” – грустно улыбнулся Ирсамеш. –“Я всю жизнь собирал тут травы и коренья, помогал дедушке варить его снадобья.” “Прямо здесь?” – удивилась Верианна. “У нас была хижина - в лесу, недалеко отсюда” – ответил болотник. – “Но я и тут ночевал иногда, когда заходил далеко, собирая семилистник или белоцвет. Духи карают только тех, кто приходит со злом, а мирных путников всегда ласково примут, помогут и покажут дорогу…” “А где хижина, далеко отсюда?” – спросила Верианна. “Герсан сжег” – отозвался Ирсамеш. – “Но я построю новую – там, где ты пожелаешь” – быстро добавил он. “У отца большой дом, места всем хватит” – успокаивающе заметила девушка. “Я построю ещё больше” – заявил болотник. Девушка улыбнулась и прижалась к нему. “Болит?” – вдруг спросила она, заметив рубцы от ударов кнута. “Прошло уже” – отозвался Ирсамеш. – “скоро и следов не останется.” Верианна вдруг обернулась, взглянув на то, как быстро исчезают на зыбкой болотистой почве следы её туфель, конских подков и босых ног Ирсамеша. Точно так же куда-то проваливалась и тонуло все её прошлое, и этот болотник с такими удивительными зелеными глазами – то печальными, как усталый туман, то нежными, словно болотный мох, то горящими как у рыси перед прыжком заменял ей и брата и отца и даже солнце – был самым важным, самым желанным – единственным на всем белом свете…
А болото кончалось, заросли вереска послушно уступали молодым березкам, кочки перестали хлюпать и то там, то тут проглядывали незабудки. Они действительно вышли прямо за деревней, Верианна уже узнавала места – пройти ещё немного, и из-за кустов вынырнут деревянные крыши родного поселка… Ирсамеш же улыбнулся и весело заявил
Мягко ложатся листья под ноги
В прошлом остались камни дороги
Тьма и проклятий безжалостный вой -
Все позади, мы вернулись домой!
Солнце смеется в капле росы
Заяц-трусишка топорщит усы
И муравейник под старой сосной
С радостью путь нам укажет домой!
Ежик, клубком обернувшись, бурчит
Огненный лис недовольно рычит
Крот роет нору себе под землей
Дятел стучит – “Возвращайтесь домой!”
Важно куда-то ползет толстый жук
И незабудки построились в круг
Вытянув сук, старый пень, как живой
Важно бормочет – “идите домой!”

Верианна рассмеялась – точно ручеек прожурчал. И вдруг притихла – рядом прокричал петух, пахло дымом, хлебом, домом… Как встретят их жители, что скажут родители? Она взяла Ирсамеша за руку, а тот, почувствовав её волнение, обнял девушку, словно говоря – “никому не отдам, никому не позволю обидеть”. Так, вместе, они и вошли в деревню.
“Как? Откуда? Барон отпустил тебя?” – гудели люди. Человек десять – двенадцать уже собрались кругом Верианны и Ирсамеша, не веря своим глазам. Из замка барона редко возвращались, и ещё реже – живыми. “Я ушла от него” - гордо ответила Верианна, тряхнув головой, волнами рассыпая золотистый янтарь волос. “Без спросу?” – удивился кто-то. “Я бы спросила, так он кроме себя никого не слышит” – сказала девушка и замерла, заметив пожилого, но ещё сильного и крепкого человека, спешащего к ним. “Дочь!” – “Отец!” – воскликнули они почти одновременно, бросаясь к друг другу. “Я ушла….” – “Вижу” – резко оборвал её отец. – “А это ещё кто?” – он указал на Ирсамеша. Тот назвал свое имя. “Мы вместе бежали” – сказала Верианна. “Барон разгневается” – хмуро сказал отец. “Гнев сожжет его” – ответил Ирсамеш. – “А до этого барон спалит деревню” – он сердито ерошил волосы – “дочь я укрою, лес велик… но болотнику здесь делать нечего.” “Отец!” – воскликнула Верианна. “Пусть уходит в свои топи, нечего…” “Тогда я уйду вместе с ним!”
Люди притихли. Ирсамеш стоял рядом с конем, через руку и грудь тянулся багровый рубец, в волосах виднелась зелеными прожилками болотная трава, на босой ноге ещё не зажил след от цепи… Верианна прижалась к нему, он обнял девушку, но зеленые глаза смотрели сурово и настороженно. “Заведет в топи, назад не вернешься!” – крикнул отец. “Оттуда и пришли” – заявила Верианна. “Но барон…” “Барон бил меня, заставлял мыть пол и собирать объедки!” “Он спалит все и всех…” “Духи не допустят этого” – угрюмо ответил Ирсамеш. “Ты слышишь духов?” – настороженно спросил отец. “Они услышат меня” – мрачно пробормотал болотник – “если будет нужно.” “Что могут духи против стали и огня” – начал было отец, но взглянув в глаза Ирсамеша, осекся. “Пошли” – вздохнул он – “в моем погребе хватит места и двоим… меня звать Секран… располагайся… поживешь пока тут, а потом может куда подальше переберешься…”

В доме было два этажа, просторный подвал и вообще строение оказалось срубленным на славу. Большие окна, высокий потолок… но что-то было не так. Внутри пахло болью и смертью, и даже резкий запах лекарственных трав не мог заглушить царившее тут отчаяние. “Мать больна” – сказал Секран, и чуть тише добавил – “Лекарь сказал, что её скоро призовут к себе духи…” Верианна птицей метнулась наверх, скрипнула дверь… Ирсамеш поспешил за ней, оказавшись в небольшой комнате, где ещё сильнее пахло травами – и страхом. Пожилая женщина лежала на кровати, укутанная несколькими одеялами. Верианна тихо плакала у неё на груди. В большой деревянной ступке были размолоты несколько корней, зеленый мутный отвар стоял в чашке у изголовья. Смерть. Она была где-то здесь, притаилась, повисла как летучая мышь под потолком, готовая в любой момент расправить крылья и рухнуть вниз. И обычный отвар из листьев куриганы мог лишь приостановить – но не отразить удар… Дедушка не разрешал ему звать духов на помощь и прогонять смерть – но какие запреты, когда плачет Верианна?
Он сел у кровати, осторожно коснувшись худой, сморщенной, как старый пергамент руки, вслушался в беспокойные удары сердца, отчаянно сражающегося с немочью. Наклонился к лицу, втянул в себя воздух, пахнущий болью – словно попробовал его на вкус. “Мама выздоровеет?” – с надеждой спросила Верианна. “Выздоровеет” – пообещал Ирсамеш, вспоминая уроки деда. Лекарь сказал правду – духи ждали её в своем призрачном царстве, но жизнь ещё теплилась в измученном теле, а он не собирался сдаваться. “Четыре лекаря были здесь, последнего аж из города вызывали” – вздохнул где-то за спиной Секран. “Мне огневик нужен” – заявил Ирсамеш, - “И корни белоцвета тоже”. “Где я их возьму?”- проворчал Секран – “Может, тебе и звезды с неба нужны, и луна впридачу?” – “Если достанешь – сделаю из них ожерелье для Верианны” – ответил болотник. “За лист огневика в городе дюжину коров дают” – буркнул Секран, заметив умоляющий взгляд дочери. “Ничего, достану” – пробормотал Ирсамеш. “Так где ты столько коров найдешь?” – удивилась девушка. “Коров не найду, огневик достану” – решительно заявил болотник. – “А пока что отвар этот давай… поможет дождаться…. Найду огневик – прогоню ночь” Он поцеловал Верианну, решительно прижав её к себе в пламенном порыве и затем быстро спустился вниз и скрылся в лесу. Секран морщил лоб и лохматил волосы, так и не решив, что лучше – чтобы этот болотный оборванец отыскал свои травы и спас его умирающую жену, или чтобы он сгинул в южной топи и не морочил голову его дочери…

“Значит, так” – объяснял Секран, собрав односельчан на небольшой поляне. Никого вы не видели, ничего не слышали – ни болотника, ни мою Верианну. Если что – служит барону верой и правдою. У нас чужие люди редко бывают, а как забредет какой странник, воин или купец – в погреб её упрячу. Авось обойдет стороной нас Герсанов гнев. “А болотник где?” – вдруг спросил кто-то. “В топь свою ушел, может там и останется” –ответил Секран. “Туда ему и дорога” – заявил стоящий сбоку высокий бородатый лесник, сосед Секрана. “Как бы беды не навлек” – загудели люди. “Южной топи не видели?” – буркнул лесник. – “кто оттуда вернется….”
Солнце уже клонилось к горизонту, устало разбрасывая последние багряные лучи, когда кто-то громко забарабанил в дверь Секранова дома. Он поспешно отворил, растерянно изучая плетение колец на кольчуге вошедшего. Воин был широкоплечим и рослым, серые холодные глаза подозрительно ощупывали дом. “Дочь где?” – глухо спросил он, рассматривая пучки трав, пыльный пол, порванную куртку, брошенную у стены… “Его сиятельству служит, много лет уже” – ответил Секран. Воин поднялся наверх, заглянул в одну комнату, в другую, в третью – и поспешно отшатнулся увидев больную и ощутив царивший там запах приближающейся ледяной пустоши… “Лекаря звал?” – поинтересовался он. “Звал, только нет уже спасения” – ответил Секран. “Ладно, бывай” – воин хлопнул дверью, вскочил на коня и скрылся в сумерках. А Секран отправился открывать подвал, ероша спутанные седые волосы.
Отвар медленно закипал, постепенно мутнея. Верианна положила туда ещё несколько мелко нарезанных листьев, подождала, пока вода приобретет зеленоватый оттенок и сняла котелок с огня. “Бесполезно все это” – проворчал Секран. Она не ответила, только сполоснула кружку и зачерпнула только что приготовленный отвар. “Болотника ждешь?” – буркнул отец. – “не вернется он”. “Вернется” – твердо ответила Верианна. “Никто не возвращается с южных болот” – заявил Секран. “Ирсамеш вырос там, он знает все тропы” – возмутилась девушка. – “Может, и знает, только не вернется все равно. Уйдет за реку, где не страшен гнев барона, или в болоте своем заляжет. Здесь ему нечего делать…” “Вернется он!” – воскликнула Верианна, и, не желая больше ничего слушать, помчалась наверх. Секран выждал немного, и, поднявшись, осторожно заглянул. Верианна сидела, уткнувшись в одеяло матери, и тихо плакала….
“Что за всадник то был?” – поинтересовался утром сосед у Секрана. “Барон дочку ищет, будь он неладен” – проворчал тот. “Вечно неймется ему” – подтвердил лесник. – “Будто в замке других девушек нет” “Краше моей Верианны – нет!” – гордо заметил Секран. “Лучше бы были” – вздохнул сосед – “А то как повадится барон воинов гонять – рад не будешь….” “Лишь бы сам не явился” – он тревожно посмотрел на дом, пристройки, огород, наполовину заросший сорной травой…. – “Барон спрашивать не станет – или спалит дом, или мечом пырнет…” “И дом, и деревню заодно” – лесник покосился на свой дом, казавшийся совсем невзрачным перед Секрановым просторным жильем. – “Как она там?” – внезапно поинтересовался он. “Плачет… с матерью сидит. Отвар варит, листья куриганы толчет… все без толку, лекарь сказал же… с судьбой не поспоришь” – Секран прокашлялся и направился в дом. Поднявшись наверх, он прислушался, с волнением ловя каждое слово.
“О духи леса, я знаю, у вас и так много хлопот. За каждым живым существом следите вы, то даря новую жизнь, то обрывая её раньше срока… Но прошу, верните Ирсамеша, укажите дорогу ему, если он заблудился, излечите раны его, если обидел зверь или человек, помогите ему во всем и уберегите его от страданий и боли.. Пусть придет он ко мне, потому что не мил мне запах цветов и пение птиц, блеск светлых звезд и теплые лучи солнца, когда нет Ирсамеша рядом…”
Подождав ещё немного, Секран приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Верианна спала, положив голову на постель матери, устав от забот и волнений. Духи, сжалившись, подарили её отдых и сон.

На дворе уже давно царила ночь, когда кто-то постучался в дверь – негромко, но четко. “В погреб!” – громким шепотом сказал Секран дочери, и, награждая ночного гостя довольно нелестными эпитетами, пошел открывать. Кто мог навестить его сейчас, когда все порядочные люди давно спят, и лишь воры бродят в поисках наживы… Неужели снова барон? Секран глубоко вздохнул и решительно отбросил засов. И отшатнулся, увидев зеленые глаза болотника. “Я нашел огневик” – заявил тот, входя в дом. “Ирсамеш!” – Верианна кинулась к нему, а он подхватил её на руки, обнял и закружил в безумном, неистовом порыве. “Я нашел” – сказал он, немного успокоившись. – “Я нашел нужные травы…” “Мама выздоровеет?” – радостно спросила девушка. Ирсамеш развернул сверток из листьев лопуха, показывая ярко-красные листы с тонкими оранжевыми прожилками. Его руки были обожжены во многих местах, ноги изрезаны до колен, волосы спутаны и переплелись с болотной травой, через щеку протянулся рубец, но в глазах светилось неукротимое пламя любви. “Что это?” – Верианна заметила рану на щеке, и потянулась за целебными листьями куриганы. “Ерунда” – отмахнулся Ирсамеш – “Сейчас белоцвет только растолочь, и можно начинать” “Я же сказал – в погреб… мало ли кто там” – ворчал Секран, подозрительно разглядывая сверток с листьями. Впрочем, на него никто не обращал внимания. Ирсамеш кинул в ступку несколько больших белых шариков и размял их, выдавливая бледнозеленый сок. Верианна с ужасом смотрела на раны и порезы, но не решалась помешать его быстрым и уверенным действиям. В котелок полетели несколько мелко нарезанных листьев, затем последовали желтые капли, выжатые из толстого корня, красные продолговатые ягоды… только листья огневика все ещё дожидались своей очереди, и сок белоцвета так и стоял нетронутым, распространяя сильный, едкий запах. “Он позже?” – спросила Верианна, убедившись, что Ирсамеш не позволит заняться своими порезами, пока не закончит зелье. “Это… это мне… чтобы лучше понимать духов” – виновато сказал болотник. – “И… я не хочу, чтобы ты меня таким видела…” “Это опасно?” – сразу же заволновалась девушка. “Не совсем” – уклончиво ответил Ирсамеш. – “Это… призовет сюда духов… они излечат болезнь и прогонят хворь, но разозлятся….если следить за ними.” – “А как же ты сам?” “На то и белоцвет – чтобы стать своим для них” – отозвался Ирсамеш. – “дедушка рассказывал… он лечил так… я справлюсь.”
Зелье начинало закипать. Последние желтые капли были выжаты из сморщенного корня. Ягоды плавали внутри алыми островками. “Может, не будешь?” – робко спросила Верианна, беря его за руку. – “Лекаря позовем…” “Не справится никто” – тихо, но твердо ответил Ирсамеш. – “А как же ты?” - “Я справлюсь. Увидишь” – упрямо сверкнули зеленые глаза. Верианна нерешительно посмотрела на сок белоцвета. “Обещаю” – Ирсамеш поцеловал её, нежно провел рукой по волосам… Верианна подошла к двери, ещё раз оглянулась и зашла в свою комнату. Секран ушел незадолго до этого, так и не прекратив ворчать. Ирсамеш вздохнул, понюхал сок, и, зажмурившись, проглотил его.
Стало тихо – совсем, как будто уши заложило водой. Ни треска огня в печи, где готовилось зелье, ни скрипа половиц… предметы расплылись, потеряли четкую форму, словно сгустившийся в долине туман. Он нащупал на столе лист огневика и взял его. Странно, но ожог не чувствовался – только в руке билось, как на ветру, самое настоящее, живое пламя. Затем снял с огня котелок и пошел наверх, туда, где ощущалось что-то… недоброе. Словно тень… оттуда веяло холодом, и даже пылающий лист в руке не спасал от него. Лестница… дверь.. здесь жила боль. Совсем рядом… Ирсамеш кинул лист в котелок, и тут же вода вспыхнула, мигнула и превратилась в зеркало, по которому бродили яркие оранжевые круги, сквозь которые можно было разобрать доски потолка, сучки, полосы на дереве – и черное пятно где-то сверху, над головой. Ирсамеш оглянулся – повсюду плавал туман, густой, мутный… Только у одной из стен можно было разглядеть огромную паутину, под которой слабо шевелился кокон. Там и было это пятно – невидимое, но отражение в воде ясно и четко показывало это существо, вцепившееся в потолок и опутывающее паутиной все, до чего могло дотянуться. Крылья безжизненно свисали по бокам, но одно движение – и мощные, изогнутые когти найдут свою цель…
“Уходи…” – раздался тихий, еле различимый шелест. Ирсамеш поднял повыше котелок, где плавало пламя, переливаясь всеми оттенками оранжевого и красного цветов.
“Этим меня не остановить… уходи….” – ударило в голове, словно башенный колокол во время тревоги. Ирсамеш посмотрел вверх, туда, где тянулись невидимые нити от черного крылатого паука к паутиновому кокону, медленно зачерпнул ладонью из котелка, ещё раз удивившись, почему не обжигает огонь, и подбросил вверх крупные яркие капли. Паутина вспыхнула, её хозяин отчаянно взвыл и плюнул в болотника пучком липких нитей. В глазах потемнело на миг, и серая пустошь легла вокруг, холодная, безжизненная. Здоровенный паук, расправив крылья с острыми, крючкобразными когтями, деловито плел свою сеть вокруг… но в руке по-прежнему билось живое пламя огневика…
Ирсамеш взмахнул рукой, разбрасывая огненные брызги. Паук зашипел, но продолжил поспешно заделывать прожженные места. Но пламя разбегалось все дальше и дальше, разрушая наспех сплетенный кокон. - “Мертвым огонь неподвластен, а живым меня не достать…”

Я умер и жив, я у призрачных врат
Но пламя не знает границ и преград
Гори, мое зелье, жестоким огнем
Пусть ночь исчезает, становится днем
И смерть бьет испуганно черным крылом
Незваная гостья, не твой это дом!
И плавится сталь, и кипит моя кровь
И тени, исчезнув, появятся вновь
Защитник-огонь путь во тьме проложил
И виден он тем, кто боролся и жил
Холодная бездна и яростный свет
Исчезнут, растают, запомнив мой след.

Паук бился на земле, охваченный пламенем. Спалив паутину, огонь перекинулся и на него, уничтожив это страшное существо навсегда. Ирсамеш стоял в самом центре огненного столпа и искры с шипением разлетались по сторонам, прожигая в серой сухой траве глубокие черные провалы. Там была бездна – холодная, бескрайняя тьма, но он не ощущал сейчас ни холода, ни жара. Ответ пауку, раздувший такой костер из крохотной искры, потребовал слишком много сил и не оставил ни желаний, ни мыслей, ни чувств. Взвизгнув в последний раз, паук превратился в горстку пепла, да и та тут же провалилась в прожженную огнем пустоту, а пламя взлетало все выше, распускаясь гигантским алым цветком. Где-то неподалеку метнулась серая тень, чем-то похожая на Верианну, осторожно лавируя между черными провалами. “Я обещал” – прошептал Ирсамеш, вытянув вперед руки с широко открытыми ладонями. Пламя смело остатки серой травы, вытянувшись уходящим куда-то под землю огненным тоннелем. Тень, ловко увернувшись от веера падающих искр, нырнула туда. Мгновением спустя Ирсамеш рухнул следом за ней.

“… Любимый!” Болотник с трудом открыл один глаз и увидел страх, застывший во взгляде Верианны. “Тут я” – прошептал он еле слышно. “А ещё говорил, ничего не будет” – возмущалась девушка. “Все хорошо, не волнуйся” – попросил Ирсамеш. “На руки свои посмотри” – воскликнула она сквозь слезы. Он попробовал посмотреть, но не получилось. Тело не слушалось, словно все мышцы и кости заменили мягкой болотной травой. Это разозлило его, и он рывком сел, чуть не застонав от нахлынувшей боли. А с руками действительно было что-то неладное – они горели, не желая расставаться с частицей испепелившего паука пламени. Голова кружилась, но мир вокруг обрел привычные очертания – никакой паутины или тумана – только бревенчатые стены добротного Секранового дома. “Тебе плохо ведь! Может, отвар какой дать?” – растерялась Верианна. “Матери дай” – ответил Ирсамеш, чуть улыбнувшись. “Налей три-четыре капли из котелка с огневиком в стакан с водой… ей теперь силы нужны…” “Ей лучше стало” – заметила Верианна, немного успокоившись. – “Очнулась наконец-то.. Зато ты вот…” “Извини” – виновато пробормотал Ирсамеш. – “Перестарался немного” “Ожоги то какие” – снова забеспокоилась девушка, взглянув на руки Ирсамеша. “Пройдут” – отозвался Ирсамеш, осторожно пробуя встать. “Не надо” – попросила она, но болотник уже поднялся, качнувшись, оперся о стену и замер, оценивая свои силы. Верианна попробовала поддержать его, но Ирсамеш упрямо выпрямился и пошел, немного пошатываясь. – “Сам” – заявил он. Голова кружилась, но он был здесь, в доме Секрана, а не в призрачном мире духов…
На следующее утро он ушел на болото, стараясь не попадаться никому на глаза. Измучившаяся за последний день Верианна ещё спала, Секран возился в сарае, и Ирсамеш незаметно выскользнул из дома и скрылся в высоких зарослях. Найдя немного больших фиолетовых ягод с толстой кожурой, он смазал их соком ожоги, чуть морщась от боли, затем посмотрел на опаленные кончики волос и медленно побрел назад. Но там на него накинулась Верианна, отчитывая за ночные похождения. “Ты же стоять вчера не мог, а сегодня уже гулять подался!” – возмущалась она. “Прошло все уже” – оправдывался Ирсамеш, быстро размешивая в кружке с водой несколько капель настойки огневика. – “И ожоги тоже пройдут… просто такое уж растение – нельзя руками брать…” “Ну зачем ты тогда брал?” – прижалась к нему Верианна. Ирсамеш виновато улыбнулся и протянул её напиток для матери…
“Неужели очнулась Овисса?” – спрашивал Секрана угрюмый сосед. “Выздоравливает” – отозвался тот. – “Пьет ещё болотные травы по утрам, но уже лучше намного ей”. “Лекарь же сказал, что не поможет трава” - удивился лесник. “Его травы и не помогли, а эти вот исцелили” – ответил Секран. “Какие эти?” – не понял сосед. “Ирсамеш достал, с южной топи” – “Оттуда не возвращаются… ” – пробормотал лесник. “Он вырос там, знает каждую кочку” – гордо заметил Секран. – “Каждое утро травы приносит” “Зачем тебе столько?” – проворчал сосед. “Про запас от болезней сушить, в пищу добавлять… хороший травник всегда применение найдет” – заявил Секран.
Ирсамеш действительно находил применение любым болотным травам. За несколько дней он успел превратить дом Секрана в подобие аптекарской лавки – зелья, отвары. Травы, коренья…. Ожоги действительно зажили на удивление быстро, и он подолгу разыскивал травы, рассказывая Верианне все, что знал сам. Они всегда были вместе, то очищая огород от мусора и сорняков, то собирая травы, то грибы, то ягоды… А иногда Ирсамеш варил зелья – раскладывал коренья, травы и ягоды и быстро метался по комнате, то мелко нарезая листья, то разминая что-то в большой деревянной кружке, то очищая от кожуры плоды… Густые черные волосы спадали ниже плеч, в зеленых глазах мерцали отблески горящего огня, все движения были быстрыми и четкими – казалось, вещи сами прыгали к нему в руки, исполняя свой странный, причудливый танец. “Все-таки ты колдун” – с восхищением заявила Верианна. “Конечно, колдун” – отозвался Ирсамеш. – “За это барон и запер меня в том подвале”. “Я серьезно” – Верианна обняла его за плечи – “Ни один городской лекарь не умеет того, что ты”. “В городе плохо – там только камни и железо, боль и ненависть” – ответил болотник. – “А тут мне помогают духи болот… и… ” – глаза Ирсамеша хитро сверкнули и он подхватил девушку на руки и нежно поцеловал…

Действительно, после того, как стало ясно, что мать Верианны, Овисса, выздоровела и больше болеть не собирается, вся деревня потянулась в гости к Секрану. Ирсамеш никому не отказывал, советуя различные зелья, лечебные мхи, отвары… Ему предлагали деньги, но он, к большому недовольству Секрана, ничего не брал. “Болото дает мне травы, его и благодарите” – говорил он. Люди вздыхали и начинали вспоминать легенды о страшной южной топи…
Как-то раз заглянул в деревню баронов воин, но, ничего не узнав, ушел. “Больше не придут” – ворчал Секран, выпуская Верианну с Ирсамешем из погреба. – “Сказал же тогда им – нет никого… а все ищут, ищут…” “Не найдут” – ответил болотник – “Лес велик, болото глубоко а замок далеко…” “Спалит” – по привычке начал было Секран, но тут же замолчал, ероша спутанные волосы. Кто знает – ведь духи помогают болотнику – может и уберегут от Герсанового гнева. Да и далеко черный замок, а тут Ирсамеш лечит любую хворь, починил кое-где дом и пристройки, вывел все сорняки, забор поправил, а на днях и вовсе собрал улей и позвал в него пчел… “А может, и не спалит” – пробурчал он, но Ирсамеша и Верианны уже не было видно. “Грибов наберите!” – крикнул он им вслед и направился в огород.
Когда они вернулись, то увидели соседа, выского, заросшего густой бородой лесника. Тот сидел у них во дворе и о чем-то спорил с Секраном. “Нельзя ему туда” – ворчал Секран, постепенно превращая волосы в нечто напоминающее птичье гнездо. –“Нельзя и все тут”. “Так помирает она” – оправдывался лесник. – “Ночью съездим и не увидит никто.” “Кто помирает?” – удивилась Верианна. Ярко светило солнце, зеленели сочные, крупные листья – даже не верилось, что кто-то может сейчас умирать… “Да сестра моя хворает” – виновато сказал лесник. “Из соседней деревни она… и лекари помочь не могут”. “Поможем” – уверенно ответил Ирсамеш. “Нельзя!” – возмутился Секран. – “если барон узнает…” “Я не по дороге же пойду” – заметил болотник. – “Ночью через лес, и обратно так же. Солдаты барона по лесам не часто гуляют.” “Ночью?” – испугалась Верианна. “Я вижу в темноте” – успокоил её Ирсамеш. – “Туда-обратно и все…” “Но только чтобы без огневика” – попросила девушка, припомнив ожоги на руках Ирсамеша. “Без него” – согласился болотник. – “скажи только, в какой дом… сейчас травы соберу да пойду.” Лесник описал дорогу и хотел даже сам проводить Ирсамеша, но тот отказался. “Недалеко здесь” – ответил он, увязывая травы в небольшой узелок. – “Завтра днем тут уже буду.” “Береги себя” – прошептала Верианна. “Не волнуйся” – Ирсамеш ласково провел рукой по золотистым волосам. – “Хворь одолею и вернусь. Все хорошо будет.” И нырнул в заросли кустарника, точно и не было его вовсе. Ветки качнулись и снова замерли, и только листья мелко подрагивали на ветру.
Лес принял его и укрыл от посторонних глаз и ушей непроходимым серым покровом. Дорога осталась в стороне – но зачем ему эти пыльные мертвые камни? Босые ноги бесшумно ступали по сухим иголкам, зарослям заячьей капусты, желтым, отвыкшим от солнечного света травинкам и папортниковым кустам… Пучки мха и высокие, с таким трудом построенные трудолюбивыми муравьями холмики указывали дорогу, хотя он и так не сбился бы с пути. Лес всегда расскажет, куда идти – надо только уметь спрашивать – и слушать. Темнело, но Ирсамеш уверенно шел в выбранном направлении, изредка поглядывая на небо, где медленно просыпалась большая, слегка обкусанная с одной стороны луна. Рядом ухнул сердитый филин, пискнула испуганная мышь, забиваясь поглубже в норку. А впереди, между деревьев поднимались треугольные крыши домов. Деревня спала, словно огромный чешуйчатый змей, изредка выдыхая пар и дым во сне. В самом высоком доме мигнул огонек – точно приоткрывшийся глаз – и снова тишина. Ирсамеш оглянулся, пытаясь найти указанные ему приметы, подошел к одному из домиков – невысокой, немного покосившейся хижине, и осторожно постучал в дверь.

“Как… Ериша…” – тихо спросил её муж, невысокий коренастый парень. “Справится” – уверенно отвечал Ирсамеш. Он растолок несколько листьев и теперь быстро перемешивал вязкую темно-зеленую кашицу. “Лекарь сказал – не жить ей” – не очень уверенно прошептал тот. “Лекарь сказал, слова взлетели и умерли, а Ериша жить останется” – Ирсамеш попробовал содержимое своей чашки и добавил туда немного воды из кувшина. Всю ночь он искал хворь, мучающую девушку, и все-таки добрался. А увидеть врага – половина победы… остальное зависело только от неё самой – и вот этой зеленой каши. Недуг был неприятным и болезненным – но не смертельным, и Ирсамеш знал, как с ним справиться. Взболтав ещё раз свою лечебную смесь, он отодвинул прикрывающую кровать занавеску и поставил чашку на табуретку у изголовья. Два больших испуганных глаза следили за каждым его движением, чуть выглядывая из-под одеяла. “Утром по ложке этой каши есть будешь” – сказал Ирсамеш. – “больше не стоит, а ложку как раз можно и нужно.” Кончится каша – уйдет твоя болезнь. “Правда?” – Ериша встрепенулась, в темных глазах засветилась надежда. “Конечно, правда” – успокоил её болотник. – “Сколько можно болеть-то! Травы сильные, боль уже прогнали, а затем и хворь саму изведут.” “Лекарь…” “Не верь лекарю” – твердо заявил Ирсамеш. - “Ты же хочешь жить – вот и живи! А я помогу, если плохо будет. Но не будет плохо… недели через две к брату сама в гости приедешь.” “Но зачем… он сказал так?” – робко спросила Ериша. “Легко жизнь похоронить, если она не твоя… и сложно сказать, если не знаешь чего-то” – нехотя ответил Ирсамеш, с трудом сдерживая гнев. “Ты не такой, как те… из города” – вдруг сказал Ериша. “Они подсмотрели кое-что их того, что знают духи, и продают свои знания за желтый песок… Но песок всегда останется песком и пылью – какого бы цвета он не был, и сколько бы он не весил. Я же учился слушать духов, и они помогают мне…” “А тебе разве не нужно золото?” – робко спросила девушка. “Зачем оно мне” – улыбнулся болотник. – “будь у меня целый погреб золотого песка – разве он избавил бы тебя от боли?” “Спасибо… спасибо тебе, Ирсамеш!” – воскликнула Ериша. “Выздоравливай!” – пожелал он, подобрал свой узелок и скрылся в лесу. Розовые лучи только что родившегося солнца обнимали небо, громко перекрикивались петухи, и он спешил домой, туда, где ждала его Верианна, вглядываясь в причудливые лесные узоры.
“Если бы не барон этот, жили бы в каменном доме, в столице” – мечтал Секран за обедом. – “Со всей округи бы приезжали больные!” “Зачем им ездить?” – удивился Ирсамеш. – “Да и при некоторых болезнях лежать нужно. А мне не сложно пройтись…” “Где же так принято, чтобы известные лекари сами выезжали к кому-то… ну, кроме лордов благородных.. к ним самим люди едут и богатства привозят…” “Верианна – главное и единственное богатство” – улыбнулся болотник. Девушка благодарно положила голову ему на плечо, Секран почесал затылок, но спорить не стал. Когда Ирсамеш смотрел на Верианну, и любовь, восхищение и обожание сливались в его удивительных зеленых глазах, Секран всегда чувствовал себя лишним. “За малиной сходили бы, что ли…” – пробормотал он. “Что мы, медведи какие – столько малины есть = недавно же принесли” – засмеялась Верианна, и они выбежали во двор, подхватив корзинку и берестяной короб.
“Ну и куда ты меня завел?” – удивилась Верианна, оглядываясь. Из-под двух больших камней пробивалась тонкая прозрачная струйка, всюду зеленела густая, сочная трава, а вокруг, словно стражи, стояли высокие, вековые дубы. “Красиво тут” – заявил болотник. – “Спокойно очень…” “Столько цветов и ручей… волшебное место… такой запах” – восхищалась девушка. “Мне тоже нравится” – улыбнулся Ирсамеш. – “Вот и решил тебе показать” “Спасибо!” – воскликнула Верианна. “Я думала, такое только во сне бывает или в сказке.” “Это и есть сказка” – заметил Ирсамеш – “сказка только для нас, где исполняются любые наши желания. “Тут так хорошо… как будто ты привел меня в страну, где обитают лесные духи”. “Тут лучше” – уверенно сказал болотник – “Там серые поля – без жизни, без спасения, без надежды… Зачем нам тот мир, когда есть этот… он наш – только для нас двоих – для меня и тебя.” “Любимый” – тихо прошептала девушка. Ирсамеш обнял её и прижал к себе. “Это наш мир, и я создам все, что ты только захочешь – а мне ничего не нужно, когда у меня есть ты.” -“Я хочу быть с тобой… всегда…” “Чувствуешь?” – Ирсамеш скинул рубашку. – “Это пламя никому не потушить, не сдержать… Оно сжигает меня, но я возрождаюсь снова, как волшебный Феникс. Оно дает столько сил, что иногда кажется, что вот-вот и я полечу, словно птица… я буду с тобой всегда и везде… я люблю тебя!” Где-то в траве стрекотал кузнечик, и черный муравей деловито изучал позабытую корзинку – и ручей, казалось, притих, опасаясь помешать двум самым счастливым людям на земле.

III


Зелье медленно закипало в старом, потемневшем от времени котелке. У Ирсамеша были запасы, но новые, только что собранные травы обладали большей силой и должны помочь быстрее. Болел ребенок, а такую боль он ощущал сильнее, чем свою собственную. Только самая черная хворь посмеет коснуться детей, и бить такую надо жестко и безжалостно… Впрочем, болезнь была не опасной, и через день-два жар должен спасть, но болотник все равно волновался и тщательно вымерял пропорции требуемых листьев. “Ирсамеш!” – позвал кто-то. Он даже не повернулся. Надо было закончить отвар… “Ирсамеш!” – снова раздался требовательный крик. “Здесь он, тише” – возмутилась мать ребенка, выпровождая незваных гостей. Болотник снял с печки отвар, втянул густой травяной запах, и удовлетворенно протянул его хозяйке. “Чашку зачерпни и три раза в день давай – к вечеру уже лучше будет, а завтра и жар спадет, и боль исчезнет” – объяснил он. “Ирсамеш!” – завопил кто-то прямо за дверью. Он выглянул, недоумевая, зачем вдруг так срочно понадобился. На поляне перед домом собралась приличная толпа – почти все жители. Верианны не было видно - она пошла за ягодами с подружками на соседнюю опушку, и люди выглядели встревоженными чем-то. “Что случилось?” – резко спросил он, выходя во двор. “Барон…” – прогудела толпа. “Что барон?” – зеленые глаза угрожающе сверкнули. – “Что с Верианной?” “Ничего – ответил кто-то.” – “Но барон идет сюда с целым войском!” “Где они?” – спросил Ирсамеш, успокаиваясь. Пока с Верианной все в порядке, можно сражаться с кем угодно – хоть со всей бароновой армией… “Они в поселке перед лесом остановились” – пояснил высокий седой старик. – “Завтра с утра выступят. В городе только про это и говорят – что здесь удивительный лекарь завелся, хвори любые изгоняет. Герсан спросил, где – ну и на соседей наших указали, где Ирсамеш Ерише помог. Он, видимо, и смекнул…” Ирсамеш оглянулся – люди обступили его плотным кольцом, растерянные, встревоженные, испуганные… “Навлек беду” – гудели они – “колдун проклятый”. “Не его вина в этом!” – возмутился один угрюмый лесник. – “Скольким он жизни спас травами своими? Лес – наш дом, и здеьс не поможет барону все его войско!” “…Спалит” – дружно загудели люди. “Дома спалит, но и сам назад не вернется!” – крикнул лесник. – “Что вам важнее, братья – дома и сараи или ваши дети?” “Уходить ему надо” – вдруг заявил сосед Секрана, Еришин брат. – “Нас спасет, и сам может… жить останется.” “Нельзя по одиночке бегать!” – воскликнул лесник. – “Так всех и переловят по одному. Пусть стрелы бьют из каждого куста – не вернется никто в их черный замок!” “Смерть не возьмет его, она ему давно подвластна” – заявил брат Ериши. “Ты же колдун – давай, зови своих духов!” – заорал кто-то из толпы. “Действительно, зови” – поддержали люди. Ирсамеш оглянулся – к ним спешил Секран, а взгляды тех, кто его окружил, стали совсем уже недобрыми… “Колдуй, болотник, или свяжем да отдадим Герсану!” – раздался чей-то голос. Ирсамеш повернулся, и он сразу притих, поспешил укрыться за спинами… “Пусть уходит!” – заявил Секранов сосед. – “Незачем всем из-за одного страдать.” “Он лечит вас, себя не жалея, а вы, вы….” – подбежавший Секран захлебнулся в порыве отчаяния. “Спалит!” – завопили люди, медленно стягивая кольцо. – “Зови своих духов, болотник!” “Барону и духи служат” – заявил брат Ериши. “Пусть уходит!” – раздалось из толпы. – “Убьют же всех!” “Хватит!” – резко прервал их Ирсамеш. Зеленые глаза пытливо изучали людей. – “Пока я жив, пламя не коснется ваших домов. Клянусь Туввар, хранительницей болотных вод.” Наступила тишина. Клятва именем Туввар была нерушима – все знали, как жестоко она карает нарушивших слово… - “Завтра утром я уйду и сражусь с бароном. Сюда он не дойдет.” И, раздвинув плечом столпившихся людей, Ирсамеш направился к дому. “Что теперь будет-то” – причитал Секран. – “говорил же, не ходи туда…” “Духи напьются крови” – мрачно ответил Ирсамеш. – “Верианне не говори только. Не надо ей волноваться.”

Верианна вернулась вечером, усталая, но довольная. Она начала было рассказывать про свои приключения в лесу, но вдруг насторожилась, почувствовав какую-то тревожную тишину, стоящую в доме. “Что-то случилось?” – заволновалась она. “Нет, устал просто” – отозвался Ирсамеш. – “Там ребенок болеет, маленький ещё… пришлось снова варить отвар” – он взял две кружки, зачерпнул воды из бадьи, и, незаметно капнув в одну немного желтого сока, поставил на стол. “Спасибо” – поблагодарила девушка, и, взглянув в глаза Ирсамеша, спросила – “тяжело болеет?” “День-два и пройдет.. сильное зелье” – ответил он. – “просто устал…” “Трудный день сегодня” – призналась Верианна, отодвигая пустую кружку. – “Вроде так весело было, а глаза сами закрываются… ну ничего, завтра гулять пойдем…” Она встала, пошатнулась, но Ирсамеш подхватил её на руки, поднялся в спальню и осторожно положил на кровать. “Любимый“ – прошептала она сонно. Он укрыл её одеялом и прислушался – девушка спала, разметав по подушке золотой дождь волос. Ирсамеш поцеловал её, поправил одеяло, прикрыл дверь и скрылся в ночи.
Болотная грязь мягко пружинила под ногами. Мощный охотничий лук висел на плече, облака закрыли луну, но Ирсамеш ни на миг не прекращал свой бег в известном только ему одному направлении. Вереск и камыши сердито топорщились, но, узнав его, послушно пропускали дальше. Вдали тоскливо вздыхала одинокая птица, словно оплакивая кого-то. Изредка вспыхивали огоньки где-то справа, но Ирсамеш не обращал на них никакого внимания. Цель была впереди, пусть ещё незаметная во мраке, но уже близко, совсем близко… огоньки весело замигали чуть в стороне, зазывая к себе, где возвышалось что-то таинственное и мрачное, но он мчался все дальше и дальше, пока внезапно проснувшаяся луна не осветила древние камни прямо перед ним. Девять высоких столпов встали в круг, чуть склоняясь к его центру. Между ними оказалась гладкая, отполированная плита, на которой кое-где и лежали высохшие водоросли и старые кости. Ирсамеш медленно приблизился к странному алтарю. “Туввар, хранительница вод, пропусти” – попросил он. Камни чуть шевельнулись, или это просто мигнул лунный свет, пропуская пробежавшее облако? Болотник нырнул в узкую щель и оказался посередине. Камни чуть нависали над ним, и блики бледного света играли на гранях. “Духи болот, и Туввар, ваша повелительница – я, Ирсамеш, прошу вас о помощи!” Камни молчали. Серое облако медленно ползло по небу, да птица уныло вскрикивала вдали. “Завтра утром барон Герсан поведет свое войско через болото” – воскликнул Ирсамеш. – “Человек, убивший моего деда, который всю жизнь почитал духов и изгонял хворь, человек, застреливший священного оленя, чтобы тот никому не принес больше счастья, человек, сжигающий других людей на площади своего замка, человек, посмевший ударить самое прекрасное, что есть на земле – дочь лесов, мою Верианну! Духи! Поразите его роем осиным, а я стану жестоким жалом, поразите его укусом змеиным, а я стану смертельным ядом, поразите его стрелой пламенной, промаха не знающей, а я стану каленым наконечником… Туввар! Дай мне силу болот, чтобы нанес я удар, от которого нет спасения!” “Плата?” – внезапно спросила птица почти по-человечески. “Я вернусь сюда после боя, и ты возьмешь то, что пожелаешь” – пообещал Ирсамеш. – “И, клянусь – я щедро напою духов вражеской кровью!” Хлопнули по воздуху упругие крылья, луч света отразился от камня и сверкнул на острие лежащего на плите обсидианового кинжала. “Спасибо”– прошептал Ирсамеш. – “От тебя не спасут ни щит, ни доспехи – а я уж не промахнусь!” и он, протиснувшись меж камней, нырнул в прохладную болотную воду. Туман внезапно сгустился и скрыл древний храм, но болотник не оглядывался. Он мчался вперед, подобно стреле, и голодные духи бесшумно переговаривались во тьме, ощущая могучую, недобрую силу, окутавшую его.

“Па-а-адьем!” – заорал Герсан, едва первые лучи только что родившегося солнца коснулись холодного мрачного неба. – “Сегодня нас ждет хорошая охота!” Воины сонно зашевелились, натягивая кольчуги. Барон решил вырезать какую-то деревню – вроде как там укрылся какой-то сбежавший колдун. Обычно люди разбегались от одного его появления, но все-таки иногда давали отпор, поэтому они и были здесь – сорок воинов в добротной броне, привыкшие сражаться с самого рождения. Судьба бросала их по разным окраинам земли, но в итоге все собрались рядом с непобедимым бароном, внушающим страх в сердца врагов. Кого-то радовали стоны умирающих, когда меч поворачивается в ране, причиняя невыносимую боль, кому-то нравились горы золота и дорогие шелка, кому-то доставлял удовольствие тот страх, который летел по пятам их закованного в сталь отряда, парил на древке знамени и поражал врага раньше, чем долетал тяжелый арбалетный болт, но все это, вместе, и составляло опасную и такую заманчивую жизнь бароновой армии. Деревня – ну так что же, пусть будет деревня! Золотом и пряностями тут не разжиться, но и сопротивления никакого, и, потом – иногда деревенские девушки бывают так сговорчивы! Тихо ржали кони в ожидании нового похода, мелко дрожали листья соседнего куста – кто-то из посельчан осторожно следил за отрядом. Жители боялись и с нетерпением ждали, когда жестокое войско покинет их поселок – барон хорошо это понимал, и с интересом следил за кустом. Воины уже были готовы – один знак, и всадники сорвутся с места и помчатся по пыльной дороге стальной змеей. Герсан вскочил на коня, оглянулся, и, внезапно выхватив арбалет, выстрелил в шевелящуюся за кустом тень. “Убийца!” – раздался пронзительный женский крик, - “Будь ты проклят!” “Ребенок” – неодобрительно проворчал рослый воин на вороном коне с рваным шрамом на щеке. Он задумчиво потирал шрам, чувство вины не покидало угрюмые серые глаза, мать громко причитала, воины недоуменно переглядывались… “Нечего за нами следить!” – крикнул барон, поднимая коня на дыбы. – “Лазутчики должны умереть! Смерть, смерть всем и каждому, кто выступит против нас… вперед!!” Войско прянуло следом, всколыхнув землю ударами мощных копыт. Багровая лужа медленно расплывалась по земле, словно та, уставшая от боли, не желала более принимать кровь…
“Куда?” – спросил Герсана тот самый воин со шрамом. Они стояли у развилки, не зная, какую из дорог выбрать. Обе уходили в густой туман, обе ещё помнили следы груженых телег, но где та, что ведет к деревне, где укрылся колдун? “Прямо, прямо” – передразнил барон старейшину оставленного позади поселка. – “Вернуться и перебить их там всех, что ли…” “Левая вроде” – заметил кто-то из отряда. “Откуда знаешь?” – поинтересовался барон. “Жил я тут” – уклончиво ответил воин. Барон вздохнул, оглянулся – но повсюду был только туман, густой, беспросветный… “Налево” – заявил он, поворачивая коня.
“И кто их только учил строить дороги” – зло проворчал Герсан. Под копытами коней хлюпала грязь, камни расползлись, и прямо посреди дороги зеленела трава и невысокие кусты. ”Никто и не учил” – отозвался один воин. “Ничего, научим” – ответил другой. “Туман проклятый – не видать ничего” – заметил третий. “Проводника надо было брать” – предложил первый воин. “Заложника” – хохотнул кто-то. “Молчать!” – рявкнул барон. “Вон там, смотрите” – указал в сторону воин со шрамом. Там мерцали огни – полускрытые туманом, далекие – но огни! Где-то только-только просыпалась деревня, не ожидавшая, какой сюрприз её ждет этим утром… “За мной!” – барон пришпорил коня, и клочья грязи взлетели вверх, опадая серой крошкой. “Дорога вроде не туда ведет” – возразил воин. “Где ты дорогу видишь?” – усмехнулся другой. А затем стало не до разговоров – Герсан развил бешенный темп, пришлось прикладывать немало усилий, чтобы не отстать. Но огни и не думали приближаться – они перемигивались, вспыхивали чуть сильнее и снова ныряли куда-то, а затем и вовсе пропали. Барон остановил коня, оглядываясь – но лишь чахлые обрезки росли вокруг, и зеленели жесткие кусты вереска… “Там” – указал один из воинов. Где-то рядом, но уже в другой стороне, ярко светились таинственные огоньки. “Быстрее!” Войско вновь рванулось в погоню, но лошади проваливались в болотную жижу, почва уходила прямо из-под ног, некоторые воины уже слезли с коней, и шли по грудь в мутной воде, ведя за собой измученных погоней животных. А затем и огни внезапно исчезли, мигнув на прощание и растворившись в стене тумана. “Где это мы?” – пробормотал барон. “В болоте” – ответил воин со шрамом, счищая комья грязи и травы со своей кольчуги. “Вижу, что в болоте!!” – завопил Герсан. – “Где деревня, сожри её духи? Где этот болотник?” Кто-то дико расхохотался, невидимый за белесой пеленой. Воины переглянулись, барон выпрямился в седле и крикнул - ”Кто здесь?” Звонко пропела тетива, и длинная стрела принесла свой смертельный ответ. И тут же раздался чей-то глухой, но почему-то знакомый голос…

Злоба и ярость, жажда охоты
Здесь только тени, кровь да болото.
Были лужайки - стала трясина
Черные воды, ряска и тина.
Пляшут на шлемах яркие блики
Листья осоки встали, как пики
Нету спасенья. Нету возврата
Кровью за кровь. Это расплата
Гонка за славой. Поиск наживы
Плачут безмолвно древние ивы.
Стрелы бьют метко. Промах неведом
Крики застыли розовой пеной.
Замок и стены - не дотянуться
Словно во сне - но не проснуться,
Тонет в тумане сила и воля
Темное пламя - вспышками боли
Где-то внизу полыхает закат
Ржавые цепи у призрачных врат.

“Кто ты?” – прорычал барон. Стрелы прошивали доспехи, воины падали, но он ничего не мог сделать. Атаковать? Кого, где? Они брели в мутной тине, проваливаясь в своей тяжелой броне, кто-то стрелял из арбалетов в туман, но без толку – стрелы продолжали лететь… “Кто?!” – барон внезапно провалился под воду, но несколько воинов подхватили его, вытаскивая из гиблого провала.
“Ты звал меня?” – ответил тот же голос. – “Я пришел к тебе сам, барон Герсан! Ибо не к лицу благородным лордам бегать по лесам за простым болотником!” “Ты?!” – взвизгнул барон. Туман немного развеялся, и он увидел высокую фигуру впереди, длинные черные волосы спадали ниже плеч, переплетенные болотной травой, а в руках был длинный – в полный рост – лук. Туман оплетал его ноги белесыми змеями, но на бледном лице гневно пылали зеленые глаза.
“Стреляйте!” – крикнул Герсан, но арбалетные болты ушли в пустоту, лишь круги расходились по темной воде. “Где он?” – прохрипел один воин. “Сдох” – ответил другой. И тут же стрелы посыпались вновь, собирая свою страшную жатву. “Будь ты проклят!” – заорал барон, бросаясь вперед, но снова проваливаясь. “Проклят?” – расхохотался Ирсамеш. – “Проклят?! Вспомни, как проклинали тебя обреченные заживо сгореть в неистовом пламени! Вспомни слова тех, кого ты похоронил под землей навеки! Вспомни матерей, потерявших своих детей, вспомни поруганных дочерей и сыновей, убитых на пороге родного дома! Их тени здесь, барон Герсан! Слушай! И ты услышишь их проклятья и их зов. Они зовут тебя к себе… и я помогу тебе отыскать верную дорогу!” “Я сожгу тебя!” – заорал Герсан. – “Нет, вначале подвешу на самой высокой башне, а потом сожгу! И перед этим окуну в кипящее масло! И… где ты? Проклятый туман… Прекрати прятаться, это тебя не спасет… никому не под силу укрыться от гнева великого Герсана!” Туман вдруг зашевелился и побледнел, словно легкая занавеска под дыханием утреннего ветерка. “Да будет так” – согласился Ирсамеш, откладывая лук. “Стреляйте!” – приказал барон – его собственный арбалет уже давно был на дне болота… “Стреляйте!” – он оглянулся - но лишь кони отчаянно бились в смертельной топи. Из всего карательного отряда, который был должен играючи раздавить непокорную деревню, остался он один. “Я… я… выпущу тебе кишки!” – барон снова провалился, но сумел выбраться на кочку, вытаскивая из ножен меч. Болотник плавно, как камышовый кот, шагнул вперед, поднимая повыше немного изогнутый обсидиановый клинок. “Ты будешь умирать долго, очень долго! Я ещё услышу твои мольбы…” “Слишком много слов” – поморщился Ирсамеш. –“ Духи болот! Он ваш!”
Герсан взмахнул мечом, но удар ушел в пустоту. Ирсамеш стоял совсем рядом – протяни руку и коснешься – но, по-прежнему недосягаемый… Барон шагнул вперед, но проклятая кочка предательски булькнула, и он еле удержал равновесие. Болотник чуть сместился вправо, бесшумно, словно змея, - и ядовитым зубом полыхал обсидиановый нож… Меч рухнул наискосок, быстрым, уверенным движением – многие опытные, умелые воины навсегда оставались лежать, пропустив этот удар – но болотник вновь увернулся, Герсан рванул меч назад, надеясь его зацепить, тот отошел, мягко спружинила болотная тина…. Терпкий запах болотных трав пьянил барона. Влажная кожа с еле заметными белыми прожилками от ударов кнута, мокрые волосы с застрявшей в них ряской, странные, нечеловеческие зеленые глаза… одно движение – и все это станет безжизненной кровавой кашей, одно движение… под ногами что-то громко чавкнуло, и одна нога барона провалилась в топь до бедра. Он рванулся, пробуя выбраться, но перед глазами мелькнуло темное обсидиановое пламя… Тело грузно рухнуло в болотную грязь, с ней медленно смешивалась кровь из пробитого лба некогда грозного владыки, да на больших плотных листьях распускались огненные рубины.

Черные столпы древнего храма равнодушно смотрели на усталого человека, который, шатаясь, вполз в святилище, оставляя влажные следы на отполированной плите. Он растянулся в самом центре, разметав длинные мокрые волосы. Ритуальный обсидиановый кинжал, покрытый свежей, только что высохшей кровью, тихо царапнул по камню, выпадая из руки. Болотник лежал на спине и смотрел куда-то вверх, в хмурое небо, обрамленное девятью склонившимся над ним столпами. “Туввар, повелительница… я отомстил… прими свою плату” – прохрипел он. Но черные камни молчали, лишь уныло завывал разыгравшийся ветер, шевеливший старые кости и обрывки сухой болотной травы. Внезапно кости вздрогнули, и оттуда выползла змея – чуть более метра длинной. Упругое тело с легким шелестом ползло по плите, огибая траву и прочий мусор. Завидев босую ногу Ирсамеша, она замерла на миг, и затем, поколебавшись немного, решительно забралась на неё. Затем она переползла повыше, и остановилась на груди, подняв плоскую голову с желтыми янтарями глаз. Змея смотрела прямо на болотника, приподнявшись на хвосте, раздвоенный язык трепетал, острые клыки отливали молоком… Болотник равнодушно следил за её передвижениями, за непостижимым узором на спине, за странным, усыпляющим танцем тонкого сильного тела… Змея подобралась, застыла древним изваянием – и резко рванулась вперед. Но удар не достиг цели – где-то на полпути рука Ирсамеша перехватила её, сдавив горло могучей хваткой. Змея забилась, на клыках выступил яд, хвост отчаянно дернулся – и затих. И тут же ветер застонал в черных камнях, громко запричитали болотные духи, оплакивая свою хозяйку. Ирсамеш отбросил змею и встал, растерянно глядя по сторонам. Голова кружилась, каменные столпы плясали перед глазами… Вдруг его внимание привлек жертвенный кинжал – по багровому лезвию отчетливо тянулась темная трещина. Он вздрогнул, и, протиснувшись меж камней, кинулся бежать прочь от этого страшного места.

А болото гудело, словно растревоженный улей. Всегда такие ласковые, нежные травы норовили порезать, поцарапать, помешать… Темные провалы зияли под пушистыми кочками, и недобро шумел беспокойный ветер. “Предал, предал!” – кричала осока. “Проклят, проклят” – бормотал вереск. “Лжец” – прошептал суровый камыш. Ирсамеш мчался сквозь заросли, падал, вставал и снова падал. “О великая Туввар, хранительница болотных вод, неужели ты не знала, что меня может целовать только моя Верианна?” Духи растерянно блуждали по болоту, встревоженные, испуганные, разгневанные. Кровь убитых и утонувших солдат разогрела их, но что делать теперь без хозяйки, без цели? “Предал, предал!” – гудел вереск. “Проклят, проклят” – отвечала осока. Темные тучи затянули небо и хлынул ледяной дождь, словно желая смыть следы страшного, невиданного преступления. “Лжец!” – отчаянно крикнул камыш. Яростно полыхнула молния и резко ударил гром – словно молотом по наковальне. Ирсамеш бежал изо всех сил, спотыкался, проваливался, но упорно мчался вперед. Гневно гремел разъяренный гром, но ещё громче раздавались крики болотных духов – “Проклят, проклят, проклят!”
Едва первые лучи проскользнули сквозь ставни и пробежались по длинным ресницам Верианны, ласковый утренний сон слетел, словно легкий платок при сильном ветре. Она с наслаждением втянула свежий, прохладный воздух, пахнущий медом и травами, но, едва заметив исцарапанное лицо Ирсамеша, в голубых озерцах её глаз зашевелилась тревога и беспокойство. “Что случилось?” – удивленно ответил Ирсамеш, обнимая её. – “Верианна, любимая, я всегда буду рядом с тобой и никто не сумеет нас разлучить.”