Создание Офелии

              Создание Офелии
                Рассказ


   Такое трудно даже вообразить: в зимний морозный вечер в довольно поздний час на малолюдной городской улице девушка лет двадцати шести или двадцати восьми (но, по крайней мере, такой возраст, при свете уличных ртутных фонарей и мерцающей неоновой вывески, я определил ей поначалу) попыталась мне вручить книжечку-буклет с рекламными картинками. На мой вопрос, что заставило ее трудиться в такое непонятное время в такую холодную погоду, она кратко отвечала: "Жизнь заставила". И кротко предложила, если мне, вдруг, интересно узнать историю ее жизни, то мы могли бы зайти в кафе, которое было тут же рядом с нами. Там тепло и там за столиком девушка расскажет, раз мне это стало интересно, свою историю. Но только, предупредила она, при этом поочередно, как перемигиваются фонари на железнодорожном переезде, то чудно, а то хмуро смущаясь, в данное время у нее совсем нет денег. Мы с девушкой зашли в небольшое расположенное на первом этаже многоэтажного дома кафе, на которое она мне указала.
   Кафе внутри начиналось узким и тесным, но ярко освещенным, коридором, в одной из боковых стен которого было прорезано прямоугольное окошко, за которым в крохотном помещении был устроен гардероб. В конце коридора другая дверь вела посетителей дальше - в нее мы и прошли, когда передали гардеробщику свои пальто.
   Девушка, которую я заметил на темной городской улице, стоила того, чтобы на нее внимательно посмотреть при обильном свете плафонов в тамбуре кафе. Сбросив с себя пальто, девица оказалась не такой тоненькой и худенькой, какой - почти-что воробышком - она мне показалась на улице. Впрочем, возможно в помещении так на нее моментально подействовало тепло, что она так быстро оттаяла и так быстро расправила, главным образом в ширину, свое тело. На ней было плотно облегающее округлую фигурку зеленое платье; и она оказалась очаровательной синеглазой с круглой веснушчатой мордашкой блондинкой с длинными золотистыми волосами, которые прежде на улице были спрятаны под вязанную шапочку, и теперь она их раскошно рассыпала по плечам; а вот ее возраст, все-таки, был ближе к тридцати. Но долго с удовольствием полюбоваться на нее, так чтобы вволю, у меня не получилось. Отворив дверь в конце коридора, мы с ней вошли в темный с приглушенным освещением холл.
   Едва переступив порог, я приостановился. Я с некоторого времени старался быть аккуратным. Радоваться мне надо было осторожно, я давно не посещал ресторанов и кафе вдвоем на пару с девушкой. Я сразу почувствовал себя оглушенным терпким чадом из кухни, густыми парами алкоголя с едким привкусом запаха пота и табачного дымка. Я и прежде не доверял чудодействию сладкой эйфории, которая обычно после сильного начала захватывает, но уже вскоре заставляет цедить сквозь зубы, для поддержания по-прежнему бодрой уверенности, что-нибудь вроде: "Ну вот, ведь все сразу пошло отлично!"
    Помещение кафешки располагалось в нескольких комнатах из двух или трех объединенных квартир на первом этаже девятиэтажного панельного дома, в которых убрали перегородки, а в несущих стенах пробили дверные проходы. В кафе было довольно людно и увеселение здесь все еще находилось в полном разливе.
   - Ну, вы все еще не решаетесь войти? - спросила девушка, обернувшись и напряженно взглянув на меня.
   - Я готов, - отвечал я, тревожно вздохнув, и неуверенно улыбнулся ей.
   Она повела меня по тускло освещенному пространству первой комнаты кафе к столику невдалеке от входа. И ее спина прочно "вопросительным знаком" врезалась в мою память. Я следовал "шаг в шаг", не дотрагиваясь до нее - означенного и означающего "вопроса" - руками.
   Есть такие вопросы и даже вопросики, которые лучше никому и особенно себе самому не задавать; существуют такие двери, которые лучше будет для себя и, особенно, для дорогих тебе людей никогда не открывать.
   Мимо нас просеменил коротковатый, видом смахивающий на черепашку, на кривых ножках пузатенький официант с наполненным грязными тарелками подносом. Огибая с боку нас, он ловко переложил свою ношу с руки на руку, вскинул голову и, иронично улыбнувшись, спросил у девушки:
   - Деловая Колбаса, однако, замуж захотела?
   - Какая приятная неожиданность! - в тон ему отвечала "моя" девушка.
   Мы с ней расположились за маленьким столиком друг против друга. Но мы не успели еще усесться, как у нас над головою послышалось:
   - Где мужей раздают? Я согласна, - и рядом с блондинкой в зеленом платье на свободный стул уже примостилась пухлая полногрудая с серыми глазами блондинка. - А вообще, ***ня это, Лютик.
   - Ну и выраженьица у вас, красотка, - попыталась защищаться девушка в зеленом платье, окинув меня быстрым взглядом.
   Голос у нее мне нравился, звучал ее голос чисто и нежно; хрустально.
   - Мы с Лютиком - обе снежинки, - объявила для меня приятную новость сероглазая крашеная блондинка, с темными у корней волосами.
   У нее голос был прокуренный с хрипотцой. Она мне тут же представилась, ее имя было Наташа. И вновь она обращалась к девушке, которую она называла Лютиком.
   - Я не поняла, что такой сегодня тухляк-то? - спросила милая Наташа у снежинки в зеленом.
   Похожая на зеленую снежинку девушка в зеленом платье не выказала своего удивления, а о чем-то крепко задумалась, опустив глаза. За спинами сидевших напротив меня блондинок я видел два прикрытых занавесками ромбовидных окна на улицу, и свет от фонарей с улицы был ярче тусклой люстры под потолком комнаты. Уже с легонькой ностальгией по свежему городскому зимнему пейзажу я разглядывал лицо "лютика", как она, эта "моя" девушка, аккуратно поджимала красивые ненакрашенные губы. Она подняла глаза, взглянула на меня, собираясь сделать мне какое-то признание, но, произнесла она тихо лишь одно слово, которое я не понял, сразу передумала и замолчала, внимательно и задумчтво меня разглядывая. К нам вскоре подошел похожий на черепашку официант. Он принес напитки, поставил на наш стол три бокала. При этом он пояснил мне:
   - Коктейль "Пьяный корабль", что сводится в итоге почти к тому же самому, что другой наш фирменный напиток "Задуем свечу".
   На краешке бокала висела лимонная долька, а в самом бокале, наполненном едко изумрудною жидкостью, плавала вишенка. Я попросил для себя у официанта пол стакана коньяку. Девушки оживленно встрепенулись.
   - Артур, мороженое не забудь.
   - И печенье к чаю.
   - Непременно, - ухмыльнулся официант. - Но один-единственный поцелуйчик, хорошенькие?
   - Вообще не следовало принимать на работу этого прохвоста, - фыркнула Лютик и верхняя губка у нее брезгливо приподнялась.
   - Я острослов неисправимый, - примирительно сказал официант, - если я вправе так выразиться.
   В бока мне дул холодный воздух из дверей коридора, когда их открывали входившие или выходившие посетители.
   На снежинке Наташе было надето платье из плотной цвета тыквы материи - под ним ее крупные груди казались тяжелыми желтыми плодами удлиненной формы, как подвески на люстре, слабо испускающей свет под потолком; и в целом блондинка с серыми глазами источала запах подсушенного на солнышке сена и спелых осенних плодов.
   - Встретилась с одноклассником сегодня, он давно живет в Москве, и два дня назад приехал к нам из Новосибирска по делам, - рассказывала Наташа Лютику и обратилась ко мне. - Представляете, oн был круглым троечником, а сейчас - владелец пивного завода и недвижимости. Бывшие одноклассницы теперь без ума от него.
   - Были бы бумажник и в нем бумажки, будут и милашки, - пошутил я.
   Наташа будто бы резонно возражала:
   - Да от женатиков никакого толку нету, только булки жмут и ни на что не могут решиться.
   Официант принес мороженое и коньяк.
   - Все ли в порядке? - осведомился он, когда поставил все на стол.
   - Само собой, нет слов, - отвечала Наташа, поправляя под платьем груди.
   - Худо-бедно сойдет, - кивнула головою Лютик.
   Официант ухмыльнулся и, удаляясь, проворковал:
   - Вы ошеломляете меня своей добротой; великолепны ваши интимные ужины, вот только чужое звездное небо над вами распустило губы в ухмылке.
   Лютик вопросительно посмотрела на меня; в волосах ее струилось золотое сияние луны и сияние смешивалось с цветом серебряной лужайки ее зеленого платья. Она наверняка любила беседовать со своей подружкой. Но она почему-то молчала и подчеркнуто была безразлична к раскованной болтовне подруги.
   Девушки лакомились мороженым, политым красным вареньем, я пил обжигающий губы, будто уксус, с запахом ванилина коньяк и грыз сухое печенье. Наташа за десертом продолжала свои бесподобные рассказы.
   - Время переходить в горизонтальную плоскость. Этот олень кончить не может.
   Лютик слушала Наташу с неприступным видом, и вдруг снова она задумчиво уставилась на меня. Но на самом деле, мне так казалось, ее внутри разбирал смех.
   - Время переходить в вертикальную плоскость, - тараторила Наташа. - Радуйся, считай, что допы оплатил! Гандон, в общем.
   Лютик опустила глаза и засмеялась тихим и легким смехом. Дар смеха был у нее.
   - Вобщем я в шоке, работы нет, а эти педики размножаются. Скоро нормальных мужиков не останется, - жирно подчеркнула сероглазая блондинка финал у истории.
   Возле столика вновь оказался официант; вероятно, он услышал слова Наташи.
   - Девчонки, заплету вам косы, - сказал он, качая головою, и полушепотом обратился к снежинке в зеленом платье. - Тебя Гамлет просит подойти к нему на пару слов.
   Лютик быстро поднялась со стула, очень заспешила.
   - Я только на минутку, - сказала она мне и засеменила напряженною походкою к узкому арочному проему в стене, прорубленному в соседнюю комнату.
   - Глянец девушка, - мечтательно произнес официант, глядя вслед ей. - Обратили внимание на весенний запах ее духов? Жасмин!
   Прошло несколько минут. Полногрудая блондинка с помощью карманного зеркальца поправляла прическу и макияж. Глаза ее сузились и потускнели; лишь однажды вскользь их взгляд рассеянно на миг остановился на моем лице. И, похоже, в глазах у нее нарисовался вопрос: "Черт побери, кто вы, собственно, такой, приятель?"

                И в трещинах зеркальный круг
                На паутине взмыл паук,
                И в трещинах зеркальный круг.
                Вскричав: "Злой рок!" – застыла вдруг…

   Припомнил я строчки из какой-то книги. И полногрудая Наташа, недоумевая, уставилась было на меня, но в тот момент входные двери в зал кафе открылись, и вошли немолодой мужчина и черноволосая девушка. Серые глаза блондинки блеснули, и она подскочила со стула, словно мячик, и устремилась к пришедшим с улицы, даже не взглянув на меня напоследок. Черноволосая девушка была ее подругой. И опять вскоре я слушал рассказы Наташи, которыми она теперь угощала устроившихся за соседним от меня столиком мужчину в зрелых годах и его эффектную черноволосую девушку.
   - Пришел ко мне по лету… человек - анекдот. Есть у него еще и другой номер, как потом выяснилось. С порога, как глянула, чуть не присела… Этот номер у меня записан как опасный вирус. Не натуральный, но формально мужчина-микроб.
   Мне показалось, что официант, проносясь мимо светловолосой снежинки, успел ее бесцеремонно ущипнуть за спину ниже талии; потому как девушка вздрогнула и поспешно подвинулась в сторону. Она поправила одну из своих внушительных грудей, поправила в светлых волосах заблудший локон и повторила:
   - В общем, я в шоке, работы нет. Скоро нормальных мужиков не останется.
   Ожидание Лютика, девушки в зеленом платье, длилось минут двадцать.
   Официант мне принес счет за коктейли и мороженое и удалился; он положил вырванный из блокнота листок с цифрами на столик рядом с локтем моей правой руки, которой я упирался о столешницу, положив на ладонь подбородок.
   Я уже не рассчитывал снова увидеть девушку в зеленом платье. Мне доводилось слышать о "сквозняках". "Сквозняк" это клуб или кафе со входом и выходом с разных сторон заведения. Все-таки во мне все еще от прежней жизни жил окостеневший комплекс Экзюпери: "Мы в ответе за тех, кого вовремя не послали!" Я желал избежать упреков девушки, поскольку за прошлое мне предстояло - с большой уверенностью я мог это предположить - платить не последний счет. Лютик, лютик золотой, что случилось с головой? Не отрывая подбородка от ладони, я склонил набок голову и поглядел на листочке внизу итоговую цифру.
   Я рассчитался с официантом и спросил у него, не может ли он дать мне справку.
   - Всегда к твоим услугам, приятель, - добродушно отвечал мне коротышка.
   Я спросил у официанта, куда ушла светловолосая девушка в зеленом платье, которая раньше сидела за моим столиком: "Где она?"
   Лукаво глядя мне в лицо, очень веселый официант-коротышка не удержался и хохотнул:
   - Алена, которая жопа зелена? Вон там она, в соседнем зале, за крайним столиком.
   За одним из ближайших от входа в соседней комнате столиков снежинка Лютик сидела в компании двух одетых в дорогие костюмы мужчин; один из этой "двоицы" был полицейский офицер Гамлет - я сразу узнал его, моего давнего неприятного "приятеля". Он держал в руке кисть винограда и ел ягоды винограда, выплевывая косточки винограда в ладонь; потом он высыпал косточки из ладони на салфетку, лежащую перед ним на столе. Говорила Лютик, а полицейские слушали.
   Мне только оставалось развернуться и направиться к гардеробной комнате. Я покидал кафе, так и не узнав, какое из двух имен девушки Аленка или Лютик было настоящим. Впрочем, какая мне была разница? Тем более, что у девушки могло быть и третье, и четвертое имя. Лютик, лютик золотой…

   В одиннадцатом часу вечера я находился все еще вне своей квартиры, благо идти мне от кафе до моего жилища, пятиэтажного дома "хрущевки", было не слишком далеко. Почему-то я был твердо уверен в счастливом исходе нынешнего вечера; лишь неискушенным юношам, либо глухим провинциалам могло казаться противоположное моему убеждению.
   Улица, по которой я шел, которая днем была одновременно медлительная и суеверно суетливая, которая теперь представала мне совершенно безлюдная, обезлюженная и казалась окостеневшей в плену обилия снега, крупного инея, трескучего мороза; она опять меня волновала и радовала зимним очарованием. Было чуть ли не безветренно, тихо - когда не суетится ни одна веточка на покрытых искрящимся изящным инеем деревьях - обольстительная улица в свете фонарей на тоненьких бетонных столбушках периодично расставленных вдоль ее протяжения, блещущая чистым хрустально звучным нарядом; здесь же любое движение доставляет мне радость, скрипящий под ногами свежий снежок - возбуждал восторг. Браво снежинки! Мне хотелось что-нибудь красиво сочинить о свежем снеге. О чистых, как подобает в первой половине декабря, снегах, белизною сочетавшихся с вечерней меланхоличной томою у городской улицы. Я шагал по безлюдному тротуару, испытывая умиротворение, и чувствовал себя под защитой этого чудесного вокруг меня зрелища, стараясь не нарушить ничем, даже случайными не в лад с собою мыслями, окружающей снежной гармонии. Стоявшие тесно по сторонам улицы многоэтажные дома были крупнопанельной индустриальностью просты, по провинциальному слишком банальны, без каких либо столичных архитектурных излишеств. Я жадно вглядывался в очертания прямолинейной перспективы улицы, которой в скором будущем своею графикой предстояло наполнить задуманное мною недавно в кафе новое литературное произведение.
   Позже я часто спрашивал себя, что случилось потом с девушками, оставшимися в тот вечер в кафе. Можно совершать одно и то же действие бесконечно, но оно не оставит по себе точного и избирательного воспоминания. Мы можем, по меньшей мере, пятьдесят один раз на день открывать и затворять дверь.
   Внезапно погасли все фонари на столбах, и улица погрузилась в темноту. Темнота не была кромешной; зимой, когда земля покрыта белым снегом, не бывает кромешной темноты; к тому же в домах свет не отключался и ярко или тускло, по-разному, горело множество окон. Но когда я свернул и вошел во двор своего дома, и оказался перед своим подъездом, то увидел, что над входной дверью вертикаль окошек мрачно черна. Это означало, поскольку моя квартира находилась на четвертом этаже, что семь лестничных пролетов мне предстояло одолеть в подлинной тьме на ощупь. Дома у меня в ящике письменного стола лежал хороший мощный фонарик, в который я на днях вставил свежие батарейки.
   Я зачерпнул горсть снега и понюхал. Снег пах жасмином. Впрочем, как пахнет жасмин, я не знал, а лишь приблизительно по описаниям в литературе догадывался, каким должен быть этот сильный и въедливый запах. Темные подъезды - вместилище, а для кого-то источники, всевозможных психических фобий и потенциальное пространство для различных реальных травм. Что такое потенциальное пространство; и имеет ли этот термин физический или хотя бы логический смысл? Мне предстояло разобраться в этом вопросе и в ряде других вопросов, по своей сути тоже темных, но без разгадки которых мне было бы не добраться до двери моей квартиры.

   Металлическая дверь подъезда музыкально со свистом закрылась за мною. Темнота обступила меня со всех сторон. Все равно это было неожиданно. Я находился в крошечном тамбуре. Передо мною возле двери на лестницу была еще одна дверь, которая вела, это я знал, в погреб; за этой дверью находился всего один лестничный пролет и дальше под моим домом длинный подвал с клетушками-кладовками. Несколько секунд я постоял в тамбуре; и словно бы раздумывал, по какой из лестниц мне идти дальше - конечно, выбрал ту, что вела наверх. Я предпочел свою квартиру. Моя квартира, если это мир без надежд, но только и без уныния.
   Подъезд был тих, как сломанные часы.
   Снега идут, идут снега… Подъезд оглушил меня после свежего морозного воздуха улицы теплым букетом запахов - доминировал среди них, вероятно, аромат жасмина. Мой путь на четвертый этаж был долог и далек.
   Я поднимался в кромешной темноте по лестнице ступенька за ступенькой, то и дело с трудом переводя дух; четвертый этаж, где находилась моя квартира, был для меня все-таки высоковат. И не потому, что мне мешал слишком большой вес, дело было даже и не в выкуренных в кафе сигаретах, и не в выпитом недавно там же за столиком коньяке, пахнувшем почему-то ванилином. Что же, ванилин - это не валокардин.
   Добравшись до первой площадки, я реально почувствовал запах этой микстуры, просачивавшийся из-за двери какой-то квартиры; и остановился. Попытался вспомнить, какими духами благоухала в кафе блондинка в зеленом платье. И уже не смог вспомнить; но припомнил, что другая блондинка, ее подруга в платье цвета тыквы, источала запахи осенних плодов и высохшего сена. Поэтому я предположил, что у зеленой снежинки, которая покинула меня ради свидания с Гамлетом, был в самом деле, непременно вкусный, цветочный аромат жасмина.
   Я двинулся дальше, упираясь ладонью о стену, припоминая какие травы в сочиненной Шекспиром пьесе "Гамлет" собирала возлюбленная датского принца Офелия, и после она в королевском замке раздавала их стебли, под другими названиями, своим избранным знакомым. Я бы предложил в ее сбор цветок Цирцеи.
   Пьесу Шекспира я читал очень давно и поэтому из всего списка названий трав, собранных Офелией, я смог припомнить лишь крапиву. Каким был запах у крапивы? Я его тоже не вспомнил. Не очень часто принюхиваешься к этому с яйцевидными листьями жгучему цветку. Я шагнул и запнулся о какую-то очень мелкую металлическую вещицу. Она долго и мелодично зазвенела. Пошарив ладонью по бетонной ступеньке, я нащупал пальцами крупную монетку. Такие подарки случались нечасто. Я защелкнул между моими большим и средним пальцами правой руки монету. Известный афоризм гласил: деньги - чеканенная свобода. Душа современного человека к ним неравнодушна. Первая его страсть - деньги, в любом виде деньги, к ним обращена масса сентенций. Деньги - это праздник, который будто бы всегда с тобой. Но пока придется обойтись без этого. На праздники будет мне яркая небольшая упаковочка "призиков".
   Лестница привела меня на первую промежуточную между этажами площадку. Возле окна темнота в подъезде была чуть реже. Я пригляделся к подобранной монете. Полтинничек. Я рассчитывал на стольник. Но все равно, неплохая для меня находка, которая равна была по стоимости булке хлеба. Сжав с силою кулак с монетою, я какое-то время стоял не двигаясь, прислушиваясь. Темнота в подъезде создавала полную иллюзию сна. Как это и положено в игре в фанты. Однажды в шестидесятых, в одном из последних годов десятилетия, торговые работники завезли в мебельные салоны нашего города крупную партию арабской в барочном стиле мебели: лакированной, крученой, с витыми ножками. Больше десяти лет эти арабские низкие столики, мягкие пуфики и крошечные диванчики на двоих стояли во всех мебельных магазинах нашего города, и никто из горожан так ничего и не покупал из этой утонченно барочной мебели. Куда ее потом торговые работники дели - неизвестно. Снежинка тает, тает, как у звезды след.
   Я продолжил движение, и мои думы вернулись к Лютику - Офелии - и были мои мысли навеяны, вероятно, весенним запахом недорогих цветочных духов. Я попытался продлить разливание внутри себя этого не открывшегося вполне жара, сосредоточившись на уходящих ассоциативных образах жасмина. Однако счастье тигром уже ворвалось в мое сознание. Земля неожиданно обступает судно со всех сторон, и оно проскальзывает в узкий проход, из которого как будто уже нет выхода. Мужчины и женщины Пороса тогда будто бы свешиваются из окон - прямо у тебя над головой. Зачем они мне повстречались?
   На площадке третьего этажа запах, реально витающий в воздухе, был уже тяжелым дурманящим цветочным с примесью карамели запахом духов. Только тогда я явственно услышал сверху шорохи чьей-то одежды и шарканье чьей-то обуви по бетонному полу. На площадке между третьим и четвертым этажами на фоне окна маячили два нечетких, слитых в плечах и ниже силуэта. Я остановился. Снежинка тает не по весне, и грустно мне.
   С лестничной площадки от окна донесся звучный девичий шепот, ее слова я не разобрал; и тут же силуэты на фоне окна разъединились - слегка отодвинулись друг от друга - и между ними возникло пространство, словно бы узкий морской пролив между двух близко противостоящих берегов. Открылись мне Сцилла и Харибда. Я подумал, что, может быть, это они как раз и выключили на всех площадках подъезда лампочки освещения; но я не стал щелкать выключатель на электрощитке, чтобы попробовать зажечь свет. Я продолжил подниматься по лестнице.
   Поначалу мне приходилось закидывать голову как можно выше, чтобы правильно держать ориентир. Я вышагивал степенно, и к мерному ритму моих шагов подлаживался целый лестничный марш каждой его ступенькою. Подниматься по лестнице без опоры трудно. Шагал я через силу. Без опоры. Ориентировался на открывшуюся мне Сциллу и Харибду. Всегда, когда видишь бездействующую технику, хочется ее включить, использовать ее до конца. Сунув найденный в подъезде полтинник в карман, я обнаружил там выключатель, который по дороге домой на улице вблизи от двери кафе приобрел за стольничек из чувства сострадания у мерзнувшего на морозе мужчины-бича.
   Я нажал на клавишу выключателя. Щелчок получился громким. Девчонка громко хихикнула, а ее мальчик, как по команде, повернулся ко мне в профиль.
   - Кто?.. - донеслось до моих ушей.
   Добравшись до площадки, и медленно проходя мимо них, я не пытался разглядеть стоящих у окна и не поворачивал к ним голову, но увидел таки на силуэте у мужчины остроконечный нос. Он стоял, повернувшись ко мне боком, а к своей девчонке задом.
   "-Кто, кто - да конь это в пальто!"
   Я повернул на последний лестничный пролет, который мне оставалось преодолеть - и видение Сциллы и Харибды осталось у меня за спиною; потом я услышал за спиною сдавленный сдержанный шепоток девчонки, хотя ее слов я опять не разобрал. Пространство из запахов вокруг вдруг сделалось для меня пространством шорохов и шепота; правда, едва-едва различимых. Снежинка тает, тает и тем заканчивается сюжет. Я еще раз нажал теперь на вторую клавишу выключателя, лежавшего у меня в кармане пальто. Щелчок снова получился громким. Девчонка во второй раз, на этот раз по кошачьи пофыркивая, хихикнула.
   Наконец я добрался до дверей моей квартиры. Моя жена находилась в отъезде, она гостила в другом городе, и в моей квартире никого не было. Я достал из кармана ключи и в темноте стал отпирать дверные замки. Надо было угадать, какими из ключей в связке это делать. Надо было на ощупь отыскать замочную скважину; сначала одну, затем другую. Гадание - одна из самых древних страстей человеческих. Желание, стремление предугадать - один из первых инстинктов человека, как и животного, чтобы выжить. Во-первых, чтобы найти пищу. А это значит угадать, где она лежит, растёт, живёт.
   Я открыл замки, отворил дверь и вошел в квартиру. Зажег в прихожей электрический свет. Снял обувь и пошел дальше. Мы с женою обитали в роскошных апартаментах. Там, дальше по коридору после поворота налево за гостиной комнатой был хрупкий мир наших двух раздельных спален. Моя кровать стояла в той комнате, которая раньше у нас называлась "детская". Но туда нам сейчас не надо.
   Чтобы подняться на четвертый этаж, где находится моя квартира, надо методично преодолеть семь лестничных маршей. Ступив на лестницу, приходится при подъеме делать только левые повороты; и в квартире я совершил из прихожей в жилые комнаты - восьмой, опять таки левый, поворот. Однако, первый поворот - выбор двери в тамбуре на первом этаже в подъезде - был правым!

   Какие картины открылись мне в моей квартире, когда, сбросив в прихожей обувь, я прошел в комнаты? Обычные типовые комнаты, и обставлены они были самой заурядной давно вышедшей из моды неновой мебелью. Но это была моя квартира, и любой неприглашенный в нее мною или моей женой был здесь незваным гостем; и для них, таких "гостей", это обстоятельство влекло за собой некоторые последствия.
   Полицейский офицер Гамлет, раздобыв ордер, мог бы, конечно, проникнуть в мою квартиру, но быть в нее приглашенным - никогда. Вопрос датского принца Гамлета - быть или не быть - назначенный ему решать в одноименной пьесе драматургом Уильямом Шекспиром, мною был для офицера полиции Гамлета решен однозначно. А полицейский хохочет? Ей, ей. Но глупый тот смех. Переубеждать я никого не намерен.
   Я вспомнил сытое, самодовольное личико Гамлета, сидевшего за столом в кафе, с круглящимися в трубочку губами, высасывающими мякоть из виноградных ягод. С легкой брезгливостью я припомнил, как он выплевывал в кулак склизлые ягодные косточки, которые потом он высыпал перед собою на салфетку, а другой салфеткой долго протирал ладонь. Ледостав на реке.
   Пять виселиц на кронверке Петропавловской крепости в двадцатых годах XIX века закончили пору вольнолюбивых надежд. Грусть русского Гамлета тридцатых годов была полна мрачной поэзии и гневной мощи. Таким видел Николая I не только актер александринки Мочалов и не только критик Белинский. Лермонтов приписал Гамлету не просто "волю", а даже "сильную волю".
   Угадайте, какая сцена театральной постановки "Гамлет" живее всех действовала на публику? Та, где копают могилу для Офелии!
   А теперь мы виртуозно выводим драматургию - хождение босиком по бутылочным стеклам и показываем острые зубы у собаки. Больше всего всегда у меня вызывали иронию босяки-философы! Ведь босые ноги в древней Греции считались атрибутом Эроса.
   Зеленая обложка за стеклами дверцы книжного шкафа привлекла мое рассеянное внимание, но я достал не эту книгу, лишь скользнул взглядом по корешку ее зеленой одежки, а вынул книгу рядом: в обложке серого цвета из серии "приключения для юношества". Открыл наугад книгу. Зимний пейзаж.
   Временами налетал ветер, ударялся о стены домов, сворачивал, путался в улицах, кружился и хлестал мокрым снегом… В такую погоду в аптеку зашел среднего роста мужчина в брезентовом плаще и огляделся."Мне нужен товарищ Шарковский". "В чем дело?" "У меня к вам поручение. Григорий Петрович заболел и просил шесть порошков аспирина", - сказал спокойно посетитель. От неожиданности Шарковский вздрогнул, но сейчас же взял себя в руки и забормотал:"Какая неприятность!.. Подождите минутку". Ждать пришлось недолго. Старичок скоро вернулся с пакетиком.
   Зачем мне понадобился аспирин, а не какой-нибудь современный супер антибиотик? Вдруг я догадался, что занимаюсь тем, что создаю Офелию. Цепочка: снежинки - аллитерация - консонанс привела меня к неожиданному открытию. Я задумался над паролем: "Шесть порошков аспирина". На кой черт я создаю Офелию? Что-то меня беспокоило. И не спроста, наверно, беспокоило.
   Я достал из шкафа другую книгу - морские чайки нарисованы у нее на обложке. "Дакар [Дикарь] - здесь наши моряки [или же матросы?] меняют шапки-ушанки [сшитые из сибирской ондатры] на африканских идолов. "И с идолами уходят в море" [Виктор Конецкий].
   Ленинградский писатель, он же - капитан судна, моряк Виктор Конецкий в сочиненных им "Дакарских сказках" указывает читателю на своего идола, приобретенного им в африканском городе Дакаре за валюту, дословно: "бракованная с рожками газель из дакарского гаража". Место ярмарки для моряков - гараж в Дакаре - указано писателем Конецким вовсе не случайно. Встает вопрос, как мне не уподобиться Васе Беспалому, повару из той же "Дакарской сказки", который с липовым дипломом ленинградской поварской школы, кормил матросов на судне капитана Конецкого в основном лишь аппетитно пахнущим дымом, из трубы камбуза.
   И вообще, почему мне надо поступать коком на корабль писателя-ленинградца Конецкого?
   - Да кто же тебя назначит коком на писательский корабль? Кому ты нужен в поварах? Радуйся, если примут в истопники к печке на камбузе. И радуйся - все одно - продукты с тобою будут рядом.
   Везде хорошо, где нас нет. Никто не объяснил, зачем мне надо было бы поступать на службу на писательский корабль, если желаешь и имеешь способности сочинять рассказы, которые будут или не будут читать люди, нога которых никогда не ступала на палубу кораблей, на которых когда-то плавал в должности старшего помощника капитан-литератор Виктор Конецкий. Читатели получают написанные для них сочинения в расположенных на суше книжных магазинах! Разве все книжные магазины находятся в собственности моряков писательского корабля?
   Нет, правда, у меня есть очень хорошие, очень "дымные", как паровые котлеты, тексты, которые порой получаются, можно сказать, в дымно-экспортном варианте. Остается их только завернуть в типовой журналисткий пиар-фантик, и дивиденты даже от западных зарубежных покупателей обеспечены. Для них все с востока в большую диковинку. Какие конкретно были у меня тексты? Сейчас я подберу прекрасные примеры. Жена мне говорила: "Ты открыл окно?"
   Медные проволоки опутывают настоящую землю. Ненастоящая обита железом. Никогда не ходи босиком по тем листам, ибо ржавчина пристанет к твоим пяткам, и ты их не в силах будешь отмыть.
   Кованные обручи стиснули груди и голову деве, но не вздумай снимать их. Не тобою ковано, и не тобою снято будет.
   Премного пройдено путей к тому и никто не знает, чем обернется сие самоволие. Истинно, это.
   Везде, где не была приятная нам истомина, там пусть будет прикрасный и некрепкий ворог.
   Не поминай имя Господа всуе. Паневеже пристанно, поневеже убранно будет. Пусть так. Но, гляди, не вздумай ко мне приближаться ближе чем на вытянутый локоть, ибо не человек я, Василиска глянула и выщербины выступили на лице ее. Ибо не слушала, а зато против меня говорила. Но не верь хулам этим. Не верны они. Я не противник твой, но лишь учитель. Так будет. Да свершится предсказанное.
   Проступает краска на скулах твоих и златом горят очи. Дарую силы тебе и умение, чтобы слово мое донес ты. Вопрошайте теперь нужное, помощь мою ты услышишь. Но тогда условие одно я ставлю. Ибо нужное оно и важное, но и тебе польза от того будет. Славься отечество и руки тебе золотые жалую. Слово нужное они должны набрать и заключить в образ буквенный. Божьим помыслом руководим будешь. За руку поведу тебя я. Но и ты слушай, и покойся, но сам тоже подбирай колосья встреченны, ибо обронены они были.
   Гилена пала на землю в ту пору. Что было не знал никто. Да и некому знать было, умерло много людей тогда. Но никто слова против не проронил. Потому что боялись все.
   Ленивца руки не накормят. Прав был ты. Тему задай и пиши тогда.
   Но на мой вкус этот стиль мало подходил к моим сегодняшним рассказам. Но вот еще наброски к другому тоже давнему эссе "Танец синих чулок". Строчка эпиграфа: "Чулок к чулку - пара".
   Медленно стекает по стенкам зеленой бутылки жидкость, похожая на желтый кристалл. Стакан, наполняясь, раздувается под тяжестью, все больше делаясь похожим на объевшуюся корову. Наконец он не выдерживает и разваливается на куски, а тяжелая жидкость, проламывая доску стола падает лужей на пол.
   Пластинка крутилась с треском, но нам было не до нее. Любовь дело важное, древнее, и все эти новинки цивилизации, граммофоны, патефоны и прочие фоны побоку, когда ты стаскиваешь с девочки пахучие влажные трусы.
   Бой наш длился уже более доброго получаса, но шел он все же к обоюдной победе.
   Капля за каплей наполняется стакан, чтобы достигнув критического веса, прорвать бумажный лист на котором стоит и все прочее сущее, и уйти по ту сторону.
   Целое, но существующее в каждом отрезке лишь частью.
   С книгой "дакарских сказок" в цепких моих руках я направился на кухню. Достал початую бутылку водки и нехитрую закуску, сказал сам себе: "Присаживайся за стол! Вот так, ножичком, хлебушек намажем сливочным маслицем… и посолим густо крупной солью".
   Ведь вот о какой кастрации - как о начале эры "культурного человека" - ведет речь в своих теоретических изысканиях австриец психиатр Зигмунд Фрейд? Что он подразумевает под "кастрацией"? Как раз то, после чего "культурный человек" абсолютно неспособен производить из "ниоткуда" подобные тексты. А пока его не кастрировали - сущий дикарь, у него из под руки так и выпархивают тексты. Выпархивание фонтанирует в его голове всяческими дикарскими сказками.
   В дверь квартиры дважды позвонили. "Кого-то еще принесло?" Я застегнул на животе и на груди рубашку. Вряд ли чтобы кто-то из моих соседей бродил поздним часом в темном подъезде. Следующая моя мысль была о жене. Звякнула рюмка, упала со стола вилка. Я поднялся из-за стола, и отлетела, повалилась табуретка. Убрал бутылку с водкой в холодильник. Хрустнула под  ногою хлебная корка. И только в прихожей, когда отпирал замок, я догадался: "Пришла Офелия!" Предчувствия меня не обманули.

   Оказалось парочка молодых людей, что стояли в подъезде у окна на площадке ниже, решили навестить меня. Юноша находился рядом с дверью моей квартиры, а его девушка располагалась за ним на верхней ступеньке лестницы.
   Девочка вытянула руку и положила ее на перила. Она изможденно - у нее было полное слегка рыхлое лицо - обхватила перила всей ладошкой. На голове у девчонки была вязанная из ниток темно-синего цвета шапочка, из-под которой выбивались спутанные светлые волосы и падали ей на глаза.
   Юноша был без головного убора. Волосы у него были тщательно прилизаны на плоской голове.
   - Что вы хотите? - поинтересовался я, обратившись к молодому человеку.
   Он смотрел на меня и молчал, как рыба. Его маленький рот лишь слегка открылся, пытаясь изобразить дружественную улыбку.
   Заговорила его девушка. Она, быстро сделав два шага вперед и став рядом с кавалером, очаровательно и смело спросила у меня разрешения сходить в туалет в моей квартире. Она извинилась и спросила у меня разрешения в "туаолет" зайти. Так она и сказала.
   - Забавно, - удивился я, - Мы никогда раньше не встречались?
   В тот момент впервые мне пришло в голову: так вот, значит, каково оно - иметь дочь.
   - Нет, наверно, - умилительно улыбнулась девушка.
   - А с вами я знаком? - поинтересовался я у юноши.
   Мальчик отрицательно покачал головой, но уже и он искренне по-настоящему улыбнулся.
   - Да, вижу теперь, нет, - согласился я с ним и перевел взгляд обратно на светловолосую девочку. Она была очаровашка.
   - Заходи, - пригласил я девушку. - А вам, молодой человек, придется подождать своей очереди в подъезде.
   Видно было, что выдвинутое мною условие не понравилось мальчишке.
   - Гляди в оба, - сказал он предостережение своей партнерше.
   - Гляжу в четыре, - бойко она отвечала ему.
   Девушка переступила порог моей квартиры, и я закрыл дверь. Автоматический замок сухо щелкнул своим язычком, ставя дверь квартиры на запор.
   Девчонка на миг оцепенела, но я уже зажег свет в туалете и, махнув рукою в сторону его двери, пошел на кухню за табуретом.
   Присев в прихожей на табурет, я тут же передумал и сел на пол в углу прихожей, прислонившись спиною к пуфику, на котором лежала высокая стопка старых газет; я наблюдал за происходящим вокруг. На вешалке висели пальто, две куртки и старая шуба жены. И время от времени я поглядывал на часы. Было уже почти двенадцать ночи.
   Вдруг я вспомнил, что утром воспользовался последним лоскутом с рулончика туалетной бумаги. Обернувшись, перегнувшись вбок, и не вставая с пола, я выдвинул из шкафчика ящичек, полный туалетной бумаги. "Лютик, лютик золотой, что случилось с головой? - тут же смущенно укорил я сам себя. - Каким образом ты собираешься передать рулончик туалетной бумаги блондинке, запершейся "ву моем туалете"?
   Этажом ниже в туалете спустили воду. Затем соседка Вивиан этажом выше спустила воду.
   "Девчонки сидят в туалете полжизни".
   Неожиданно для меня щелкнула щеколда, и вновь в прихожей появилась моя гостья.
   Я вовремя не услышал её приближающихся шагов. И рывком убрал руку за спину, поспешно задвинул ящичек, полный рулончиками туалетной бумаги.
   Из очаровашки личико у девушки перевоплотилось в "миленькую" девчоночью мордашку - санузел в моей квартире был совмещенным с ванной комнатой - девчонка чуточку умыла личико, чуточку подправила макияж. Волосы у нее были старательно расчесаны с аккуратным пробором посередине и стянуты узлом на затылке. Шапочка торчала из кармана пальто.
   - Чаю теперь, а то у нас получается будто бы и не гостеприимно, и даже не логично? - попытался я сострить, когда девушка появилась вновь в прихожей. - Проходи на кухню.
   Девушка мой юмор не поняла.
   - Что вы, меня парень дожидаются, - возразила она и тут же согласилась. - Хочется пить, но я здесь в прихожей выпью.
   - Пройди и обувь можешь не снимать.
   Следуя за мною, она взглянула сквозь открытую дверь в гостиную и обратила внимание на занимавший половину стены книжный шкаф.
   - Сколько книжек у вас. А наши книжки давно сдали, когда несколько лет назад с работой в нашем городе было сложно. Я живу напротив, в соседнем доме.
   - В букинистический магазин отнесли книги? - поинтересовался я и приостановился. В пустой до того момента моей голове появилась мысль.
   - Если бы! - взмахнула рукою девочка. - Нет, мои отец и мама сдали в макулатуру по весу все книжки.
   - Если любишь читать, приходи. Погоди… - я подошел к шкафу и достал со средней полки хорошую, но не дорогую книжку.
   Девушка книгу взяла.
   Она подняла голову, и я глянул в ее серые глаза - они чуточку косили, чуть-чуть сияли в рассеянном свете с кухни от лампы, укрепленной на стене над столом. В ноздри мне ударял теплый, настоявшийся за несколько часов в подъезде, аромат ее тела.
   В дверь квартиры осторожно постучали, и моя гостья, забыв про чай, устремилась в прихожую.
   - С девушкою все в порядке, - заверил я юношу, когда открыл дверь. - Теперь твоя очередь?
   - Мне пока в туалет не надо, - отрицательно он покачал головой и взмахнул длинными волосами.
   Не знаю, почему-то поначалу я посчитал, что им обоим приспичило посетить в моей квартире туалет.
   - Идем, - сказал мальчишка девушке.
   Чуть сердито сказал. В темноте одному ему пришлось ожидать. Наконец-то она управилась. И они ушли вниз по лестнице.

   "Опять я не спросил у девушки имя, - подосадовал я, когда закрыл дверь.- Впрочем, Офелия - редкое имя".
   Хорошенькая! В ней было бесконечно больше жизни, бесконечно меньше себялюбия и вдобавок еще физическое обаяние: изысканно чистое, хотя и подрумяное, лицо, золотистые волосы, прелестные, широко расставленные серо-голубые глаза - глаза, которые неизменно блудили…
   - Как бы ни было, как бы ни было… - я достал, мурлыкая под нос песенку, из холодильника початую бутылку водки. - Меня посетила Офелия. Я создал Офелию.
   - На кой черт только я ее создал? - произнес я вслух сам себе громко.
   Я призадумался, снова открыл холодильник, поставил на стол банку с солеными огурцами и помидорами, соорудил несколько различных бутербродов и со вкусом выпил налитую до краев рюмку водки за созданную в этот вечер мною Офелию. И, кажется, я понял, что меня беспокоило.
   - Кажется, я понял, что меня беспокоит! - с этими словами я выпил еще рюмку водки за будущее здоровье Офелии.
   Зазвонил телефон. "Але!.. Поужинал, и сейчас я занимаюсь редактированием рассказа". Звонила моя жена, она гостила в Новосибирске у наших сыновей.

   22 мая 2017 г.
   Ред.: 17 июня 2021 г