Элементарное Хармсовведение. Главы поэтические

ПУТЕШЕСТВИЕ ВВЕРМСА В ЗАМОЧНОЙ СКВАЖИНЕ


Пролог, поясняющий многое из написанного Ввермсом в этом философском трактате

Мне стало интересно создавать произвeдения,
Котоpые стабилизируют мoй внутренний мир.
С подобной внутренней точки зрения,
Мне очень близок древнегреческий Сатир.

Сатир, как побочный продукт мирового греха,
Не мог не развить в себе тектонику стиха,
Не мог не научить себя рифмованному эгоизму,
По-крайней мере, я воспринимаю его через эту призму.


1
Чернила в моей чернилнице закончились внезапно
(Вот так продуктивен я бываю по вечерам иногда),
Я выпил стакан тибетского кефира залпом,
А буквы тем временем, разбегались кто куда.

Я ловил их на белом поле линованной бумаги
И прятал в стоящий рядом спичечный коробок.
Проявив изрядную долю терпения, воли, отваги,
Я переловил их все и закрыл коробок на замок.

Замок был старинным, со странными письменами
И некими цифрами переходяшими в загадочный знак:
Церковь, окруженная невысокими холмами,
На куполе вместо креста огромный кулак.

А в коробке расшумелись корневые основы –
Непривычно и тесно с остальными внутри.
Тут не до сочинений покойного Льва Толстого,
Хватило б сил на первоклассные буквари.

Деепричастия огрызаются, щипящие змеею шипят,
Ничего успокоятся, скоро ночь, пусть спят;
Попробуй их выпустить, построить предложение, -
Прошу покорно за такое одолжение.

А что с замком, с буквенной эквилибристикой,
С загадочными знаками на лицевой стороне?
Я раньше здорово увлекался фалеристикой,
Подобные изображения мне интересны вдвойне.

Я вставил себе в глаз специальную лупу,
Протер тряпочкой пыльную поверхность замка
И начал изучение знака - это покажется глупым -
С уродливого, но прекрасно выполненного кулака.

В коробке мгновенно прекратилось шевеление:
Ни писка, ни шипения, ни единого звука.
Я, рассматривая таинственное изображение
Представлял, какая была, должно быть, мука

Так облагородить инструментом металл,
Собрать мир узора до последней частицы,
Уверен, ничего подобного никто ранее не видал...
И тут, под лупой я узрел крошечные лица!

Они двигались и смотрели в увеличительный глаз.
Я рухнул в обморок в первый в моей жизни раз.
Сколько я находился в обмороке, понятия не имею –
Находясь без сознания, следить за временем не умею.

Выплывая из глубокой обморочной пучины,
Я увидел лицо незнакомого мужчины.
Взгляд его голубых глаз был ласков и чист.
Он вопросил: «Вы, стало быть, атеист?»

На секунду я потерял сознание вторично
(Что было с моей стороны весьма неприлично,
Поскольку я не координировал своего положения,
И падал по наклонной своего же скольжения).

Процесс прихода в сознание был приятным
И сопровождался красивой музыкой и цветами,
Запах от них был таким ароматным,
Кто-то произнес: «Оставайтесь жить с нами!»

Над головой парили воздушные шарики,
В стратосферу поднимались диковинные аппараты.
Все сверкало: салюты, китайские фонарики,
Гимнасты бросали свои тела на канаты...

Прошел целый месяц (по исчислению этого мира,
По моим часам не более двух с половиной минут).
Как я вообще оказался в рамах этого эфира?
Мне ж надо обратно, меня там ждут!

Легко подумать, тяжело воплотить сие в реальность, -
Я даже не знаю какая надо мной координальность.
Какая в этом мире биномная кривая,
И существует ли в их пространстве такая?

По лицам живущих вокруг  женщин и мужчин
Трудно определить математическую принадлежность.
Я вспомнил историю о ноже, который был перочин,
Но это не вывело меня на минус десятую погрешность.

Запутано все было до полной невероятности
Напоминает старый, разбитый балтийский причал.
И тут я понял величину этой объятности –
У меня в глазу до сих пор увеличитель торчал!

Он увеличивал контактную мозговую активность,
Закольцованную с параболой передающих систем –
Именно поэтому отсутствовала агрессивность,
Именно поэтому я оставался вне карбоидных схем.

Я вынул запотевший прибор из уставшего глаза,
Аоложил его на привыкшую к тяжелой работе ладонь.
Счетчик дециметровых волн был включен до отказа,
Я тут же почувствовал запах серы и более странную вонь.

Понимая, что меняется гравитационное постоянство
И теперь должно нечто непредсказуемое произойти,
Я шагнул в первое подвернувшееся подпространство,
В которое (с такой погрешностью) я мог бы войти...


2
...Не люблю я этих догонялок с перекрестным огнем,
Мне не нравится отсиживаться по горло в болотной жиже.
Я один из тех, кто идет заповедной тропою зимним днем –
За спиной у меня рюкзак, котелок и отцовские лыжи.

Заповедная тропа чем-то напоминала павкину узкоколейку,
Чем-то, во что превратился чеховский вишневый сад.
Я вспотел, а потому сняв в конец изорванную телогрейку,
Усадил на пенек свой измученный долгой погоней зад.

Время совершено остановилось, в траве тихо листья прели.
Я видел как структуры клеток на глазах видоизменели:
Я словно стал соткан из зимнего воздуха и сюрреализма полей,
С вращением Пи, которое изменяло биологию и неравность нулей.

Я вспомнил как сказочно начинался сегодняшний вечер:
Лист бумаги, буквы на нем, висячий замок, свечи!
А почему бы не вернуть все обратно, вставив окуляр в глаз?..
Окуляр выскользнул в дыру в кармане и плюхнулся в грязь.

Грязь моментально затянулась тиной
Тина затянулась глиной
После превратилась в бездонную сажу
Потом в богатый перегной
Потом в веселую спаржу
В травы, что повышают коровий удой
В хлебное поле
В зеленое море
В небо со звездами величиной в пятак –
Эволюция топала за шагом шаг.

Я посмотрел на звезды, проверяя перепендикулярность пути
Отметил, что движение идет поступательно-спирально.
А что с изменениями, которые происходят у меня внутри,
Изменяют они меня частично или, так сказать, глобально?

Это не давали мне покоя, пока я набивал земляникой футляр,
В котором раньше хранились астрономические инструменты...
И тут я увидел забрызганный грязью  родной окуляр,
Схватил его, возблагодарив Небо за такие моменты.

Все встало на законные места, приняло прежние положения,
Я, решив проверить так ли это, начал с уможения –
Самое простое и эффективное средство для прочистки мозгов;
Начнем с элементарных вычислительно-числительных основ.

Дважды два – двенадцать с белым венчиком из роз,
В А и Б существуют трубы, по которым воду гонит насос.
Трижды пять - двадцать шесть погубленных коммисаров...
-Хозяин дома – я, в отставке штаб-майор Азаров!

Функционально это был неправильный пример,
Больше подошел бы герр К., пропавший землемер.
В таких примерах нуль-процент понижен дробью алгоритма,
В таких примерах есть пробел, что удаляет сути бритва.

Что льет из А извечно в Б
Святую воду по трубе,
Святую воду на поля –
Живи, роди, моя земля!..

На этом проверку жизнедеятельности мозга можно завершить,
Разложить нейтринные сгустки по спектру и туде же их сложить.
Этим занимался ученый, опубликовавший труд под названием «Мать» –
Параноидальные отклонения отсутствуют, что и требовалось доказать!

...Я и сам был когда-то разложен,
Обесточен, закрыт, обезвожен,
Обречен на ходьбу по прямой.
Но теперь с этим кончено – баста,
Я зову тебя шепотом, Раста,
Я крадусь по дороге домой.


P.S.

Чем дальше в лес, тем больше приключений:
В лесу растут грибы нравоучений,
Цветы познаний на ветвях любви
И мхи сомнений по уши в крови.

Там чей-то глаз во тьме сверкает,
Русалка водку  смело пьет,
И вурдалак во всю орет,
И филин по ночам икает.

Там пахнет физикой разврата,
Там белый яд подмешан в дым
И кажется сосуд пустым,
Но в нем расплата...




ВИШНЯ КРИШНЫ (Сны 7 Июня)

Ах, какие облака!
Ах, какие гроздья!
Не поднимется рука
Забивать в них гвозди.

И застынет молоток,
Побежит по жилам ток
И раскроется окно
С океаном заодно.

Что там видно?
Видно дно.
И какое же оно?
Как окно.

А на небе виснет вишня
И роняет сок на крыши,
А над небом, чуть повыше -
Харе Рама, Харе Кришна.

Тут совсем без злости,
Веры потолок.
Не нужны здесь гвозди,
Тут всего пролог.
 

СОН В ТРАМВАЕ

Посмотрите посмотрите
Да глаза свои протрите
Солнце катится по небу
Сани бегают по снегу
Без коней

За санями мужичок с хоботком
Приговаривает весело матком
А слова-то все отборные
Заковыристые вздорные
Без затей

В воздухе кружится снежная пыль
За дровами едет дедушка-бобыль
На ветке белочка орешки грызет
Дедушка ей рукой грозит

Ушла в дупло дверцей стукнула
Где-то в лесу приаукнуло
На березах развалились снегири
Как на бульварах фонари

Дедушка их не замечает
На вопросы их не отвечает
Все бежит за санями по морозу
Как догонит всыпет им розог

А на розгах-то хороша кожа
Раскраснелась у деда рожа
Материт белый свет...
-Гражданин, в очках, ваш билет!


ВВЕРМС С ПЕСЕНКОЙ ВО РТУ ВЕЧЕРНИМ АВГУСТОМ

Я:
Шаг за шагом по горе
Я иду к твоей норе
А в норе моя семья
Там и я

Ты:
Где ты был и что ты делал

Я:
Я поля раскрасил мелом
И три ветки с трех берез
Я в мешке своем принес

Ты:
А в моих руках стрела
(То она тебя вела)
Как твой мел бела-бела
Я весь день пекла-пекла
Я бросала в тесто корни
Я бросала в тесто пни

Я:
Я бродил все эти дни
Я искал кукушку в хлебе
Я искал звезду на небе
Хлеба нет и неба нет
От звезды лишь пенный след

Ты:
Наши дети поумнели
Наши дети подросли
Наши дети как деревья
Наши дети как моря

Я:
Зажигается заря
Мать всемирного царя
На заре цветы цветут
Разговор о нас ведут


Глава 12 (Миражи в осени)

Листья вздохом падали в лужу
Я вытащил свои мозги наружу
Обмыл их среди листьев в воде
И выдернул волос седой в бороде

Мозги от воды стали преть
А птицы пытались запеть
Но видя что бес в бороде у меня
Держались вдали от огня

Сложил я мозги на траву
А сам ничего не пойму
Как их вставить обратно в объем
Мне так неудобно при Нем

А в небе летели глаза
И капала Божья Роса
На лужу на землю на мозг
О, мирра! О, ладан! О, воск!



ОТРЫВОЧНЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ ВВЕРМСА ИЗ ЕГО ВТОРОЙ ЖИЗНИ

Мы познакомились ровно триста двадцать восемь лет тому назад.
В тот день тебя в третий раз избрали Королевой королевского бала,
На который ты в третий раз опоздала,
По дороге попав под самый необычный в истории человечества град.

Продолжался этот град девяносто четыре с четвертью дня,
За это время на землю нападала всякая фигня:
Каша, конечно, маная,
Палочки барабанные,
Огромные зеленые жабы,
Части сгоревшего дирижабля,
Звезды созвездия Орион,
Цветами усаженный балкон,
Миллионы креветок в брачном танце,
Застывшие в обороне спартанцы,
Лунная пыльца ягод далекой Тосканы,
С вином земляничных полей стаканы.

Одним словом, падало нужное и не совсем,
Чего хватило бы надолго, хватило бы всем.

Но тебя это совершенно не касалось,
Ты это наблюдала молча, обмахивая ввером лицо,
Я смотрел на тебя тем, что от меня осталось,
Выделяя энергию любви, которой хватило бы на Второе Межгалактическое Кольцо.

Не сразу, но эта энергия достигла тебя,
Ты вздрогнула, веер выпал на пол кареты
(В это время креветки кружили свои пируэты),
Наконец-то ты увидела, вернее, почувствовала меня.

Это был я – остаток стекла в дверце правой стороны -
Я сильно пострадал во время падения обломка Великой Китайской Стены.
Ты провела пальцем по моим останкам, я дзинькнул в ответ,
Это значило, мы встретимся вновь через сто девять лет.

Ты вытащила меня из рамы и пошла опаздывать на бал,
Раскрыв зонтик, как средство для отражения падающих предметов,
Снятия порчи, сглаза и прочих неприятных наветов.
И вовремя, если б не зонтик, на тебя б свалился Ганибал!

Он и его великие слоны
Подлетали с подветренной стороны,
И, если б не зонта отражающая сила,
Нам бы обоим – могила.
Страшно, я дрожал в твоей сумочке на дне,
Твое сердце алгоритмом отзывалось во мне.

А вселенский град расширял воздействие на оболочку планеты Земля,
Укутанный в бархат это чувствовал я.
Но в тебе он не вызывал никаких эмоций, кроме одной,
Она крутилась, как шмель у виска искаженной своей стороной.

На этой стороне была сила девяти Черных Карликов,
Вся фантастичность китайских бумажных фонариков,
В которых нежным тюльпаном струился волос твоих цвет,
Вплетенный в косы кружащихся тихо над нами комет.

P.S.
Всю жизнь я простоял на камине, видя тебя ежедневно,
Видя всякой: плачущей, доброй, смеющейся, гневной.
Видел такой, от которой во мне застывала стеклянная кровь
И такой, от которой хотелось родиться вновь.

Ты часто говорила со мной, бесконечными часами,
О том, какое счастье ждет нас, когда мы будем вместе
Я запускал солнечных зайчиков, обращаясь к тебе, как к невесте,
Сигнализируя о времени, которое навсегда останется с нами.

Так мы поддерживали наши отношения долгие года,
За которые ты не изменилась ни на волосок.
В пыль превращались планеты, большие и малые города –
Ждать осталось недолго, завтра кончается срок.



ПРОИСШЕСТВИЕ 14 НОЯБРЯ

Охлаждение наших отношений привела к изменению климата в ряде африкансих стран,
Это вызвало резкое повышение цен на крокодильи яйца и эквадорский банан.

В форточку влетел восточный ветер и мы перестали чувствовать как бегает по жилам ток,
Я стал похожим на дерево, у которого пересохли корни, а ты на отлетевший от дерева листок.

Дождевой червь, переползающий через нашу комнату, остановился, удивленно глядя на нас
И прошептал отчаянно фразу: «Ползу скоро сто лет, но такое вижу, клянусь, в первый раз.»

Я сам видел подобное впервые в этом тысячелетии, оно поражало меня многослойно,
Я пытался подыскать нужные слово, чтоб ответить любителю дождя достойно.

Но он уже завернул за угол уводящий в кухню, махнув на прощанье пушистым хвостом,
Только теперь я понял, что на самом деле он был моим любимым ангорским котом,

Которогo ты забрала с собой после переохлаждения наших непростых отношений:
Они привели к разлому коры в Аравийской пустыне и ряду других мелких разрушений.

Что-то подсказывало мне, что равновесие мира держится на наших с тобой чувствах –
От происходящего в Антарктиде до повальной спячки в семействе уральских мангустов.

Новости планеты становились день ото дня тревожней,
А новый виток наших отошений все невозможней.
Цивилизацию могло спасти лишь нечто из ряда вон:
Восьмое чудо света или колокольно-малиновый звон.

Главы стран и правительств пытались, как могли, объяснить происходящее на планете,
Ничего не понимая в том, как это должно звучать на возвышенном любовью пиитете.

Какие-то шарлатаны бегали по раскаленным железкам, рвали пучками волосы на груди,
Тужась разгадать загадку, которая вулканом колокотала у нас с тобою внутри.


ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ ОСЕНИ ПО КАЛЕНДАРЮ ВВЕРМСА

Последний день осени принес небывалый ураган,
Он сорвал с якорей мой домик и забросил к великану в стакан
(После завтрака у него оставалось в нем немного вина,
И меня после падения накрыла красная волна).

Домик (он был железный) моментально пошел на дно,
Я, словно заправский Ихтиандр, успел выпрыгнуть в окно.
На поверхности тихо, пузыри с Нотр-Дам и выше,
Со всех сторон подбираются темно-зеленые мыши.

Огромные, величиной с два подъемных крана
(Ясно, каким же им быть, если они живут у великана).
Мечусь в волнах, вина нахлебался, в голове шумит,
Вижу, из-за острова на стрежень – небывалый рыба-кит.

Шустрый такой, в полоску, как зебра африканская,
Распугал мышей, я вздохнул, ну жизнь, блин, стаканская!
Кит подставил плавник, я по нему на спину забрался,
Расположился, ракушками перекусил, жить бы там остался,

Если б этот бестолковый пьяница-великан
Не перевернул спьяну наш с китом стакан.
Ясное дело: винное содержимое на стол,
Я еле выплыл, кит-бедолага – головою об пол.

От удара он лопнул, как воздушный шар,
Издав неприятный звук и превратившись в пар.
Я очнулся в пещере - в хлебной крошке -
Ощупал себя, стал выползать понемножку.

Вылез к утру, пока не определил что за местность,
Кусты, зеленая травка – сказочная окрестность.
На лугах одуванчики, воды в реках несут поток,
Я, подумав немного, пошел на восток.


БОЛЬШОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ ВВЕРМСА К ЦЕНТРУ БЫТИЯ (МОРСКОЙ СОН)

1.За 22 секунды до пробуждения

Зыбко в море, волны свищут,
Им тревожно – жеpтвы ищут,
В небе реет самолет,
Нас рукой манит пилот,
Мачта песенку поет,
Альбатрос орет,
Он летит по облакам,
Мы ж в тазу и по волнам,
Он на небо, мы – на дно,
Утешение одно:
Там и встретимся все вместе,
Спляшем громко песню,
Разыграется цымбал
И на дне начнется бал!
Или бал на небесах?..
Нам бы звезды в волосах,
А не красную звезду –
Красный цвет нас тянет влево,
Влево ходит королева,
А король висит вверх дном
И на пятках держит дом...
В доме гном,
Белоснежек ровно семь,
Заходите ровно в семь:
Белоснежек хватит всем.

Море дыбится волнами
И бурлит-шумит за нами,
Мы от моря рвемся вскачь,
А на реях то кумач, то палач
То палач с кумачом,
То кумач с калачом,
Нам все нипочем:
Мы кидаем кирпичом
По волнам,
Волны же в ответ по нам
То брызгами ледяными,
То снарядами разрывными.

В сером небе буревестник реет гордо,
С клюва капaет слюна, разбита морда.
Он нас на завтрак приберег, к блинам и чаю.
-Но хрен вам, голубь вы моя, я отвечаю!..

Mы волны режем взад-вперед, мы режем воду,
А символ кружит на крыле и рвет природу.
Ему на всю природу из-под хвоста наделать,
Я на колени бух, молюсь, круги рисуя мелом.

Природа-мать,
Не дай нам спать,
Сломи ему крыло,
А лучше не одно,
А лучше оба, лучше три!
И наконец-то свет, смотри,
И он задергался в лучах,
Сей Бармалей прокис, зачах
И щиплет собственные перья,
От гадости, от недоверья,
И каплет злобушка с когтей,
Но слышу звук трубы – елей –
И в Бога верю средь небес!
На дне морском зеленый лес,
В лесу русалки прячутся, не спят,
К себе зовут красавицы
Наш боевой морской отряд,
И нам с собой не справиться,
Придется нам туда отправиться.

Взяли гусли, скрипки, барабаны –
Прыг да скок с борта.
Тут кругом подводные бананы
Сами лезут в полость рта.
А русалки хороводят, интригуют, сети вьют,
Дно пружинит под ногами, барабаны бьют.
Садимся на дно по-турецки,
Грызем орехи грецкие,
В орехах лягушки да жабы,
Вокруг пляшут голые бабы:
Задницами вертят, хвостами трясут,
Вместе со спермой силу из нас сосут.
Боцман первый бросил дно
И в окно!
К солнцу, к воздуху – туда,
Где кончается вода,
Я за ним, за мной остальные,
Сквозь обломки пробираемся стальные.
В таз залезли – больше половины нет:
Буревестник ел на завтрак, русалки на обед.
-Ах вы, суки, троглодиты, я бы бросил в вас фугас,
Жаль, и ваше счастье, я фугаса не припас!

Жмем от места этого на полных парусах,
Ветер вверх по вантам на семи ветрах.
Рулевой кричит:- Братцы, впереди земля!
Гадом буду, братцы, буду бля,
Если я наврал...
Всем – аврал!

Подплываем – дикий остров, Соломонова стена,
За стеной гремят железа, за стеной война.
Мы ввязались в драчку с дуру, к тем да к этим,
А ведь знали точно, здесь нам кукиш светит.
Ну и врезали нам коленом по жопе,
Мы в тазик, когти рвем, тянем стропы.

Строки, строки, вы-то знали как нам было там,
Как ужасно без прекрасных дам!

Мы думаем – каждой Божьей твари
По Божьей каре,
Думаем, что человеку только грех,
В человеке горький смех
И он один смеется над собой,
От греха теряет свой покой,
Кругами бегает по кругу,
Спеть пытается друг другу,
Мотает нервы на кулак –
Все просто так, не просто так.
Глядит на небо – высоко,
Глядит под волны - глубоко,
Как смириться с высотой,
Как смирится с глубиной,
Рукою гладит по стене,
Рука прошепчет: - Ты во сне,
И все, что нужно ты найдешь,
Когда проснешься... Если не умрешь.

(Длительность сна составила восемь с половиной микросекунд.)

2.(За 4 секунды до пробуждения, считая по новым таблицам.)

Море вылилось в стакан, расплескалось,
Я глотнул его, ничего от него не осталось -
Бескрайнее море плещет внутри у меня,
Расширяя границы день ото дня.

Там гудят пароходы и рыбы живут,
И весь день у причала чайки орут.
Я их хлебом кормлю, я их водкой пою,
Непристойные песни с ними пою.

Проходят дни, во мне бесконечно штормит,
В голове после водки шумит.

Альбатросы, причалы, линкор, якоря,
Голос под утро: - По курсу земля!
Над морем висит неопознанный мною предмет,
Излучая из люка бесконечность и свет.

И из этого света прямо в море ползет
То ли с водкой коктейль, то ли липовый мед.
Я вливаю в себя грамм пятьсот коньяку,
Засыпая медведем на правом боку.

На причале крик, на причале беда,
Все матросы-вопросы несутся туда.

Я не ведаю этой беды, поскольку я сплю
И от сытости жутко храплю.
Но странное нечто в море моем -
Разнесло водоем.

У матросов на шхунах, должно быть, аврал,
Хотя точно не знаю – в опьянении спал.

Утром проснулся, себя с головою умыл,
Нырнул в просветлевшее море, поплыл.
Они с корабля да по мне ж бронебойным,
Ору, что есть сил летом знойным:

-Вы что, балбесы, совсем очумели! –
Догреб до ближайшей мели,
Oттуда погрозил им рукой
И укрылся за белой скалой.

К скале Прометей прикован,
По рукам и ногам околдован.
Ищу молоток – освободить героя,
А в воздухе неспокойно.

Голову поднимаю, вижу летят
Сто стервятников, построенных в ряд –
У каждого в лапах фау-снаряд,
А в глазах тьма преисподней и яд.

Прометей заплакал, закричал:
-Сто веков здесь стою, одичал,
Я измучился, кормить комаров,
Вспотел от железа этих оков!

Беги в пещеру, ключи там ищи
Под лежачим камнем, обратно тащи.
Я стрелою в пещеру, назад мгновенно, -
Помогу ему непременно.

Выбежал – эти заходят в боевой разворот.
Прометей кричит: - Скорей, обормот!
Я трясу ключами, цепи ржавые тяну,
А первые снаряды молотят по дну.

Следующий заход – скалы в куски,
Душа от страха свалилась в носки,
Прометей расковался, с разбегу на дно,
Я за ним, мне теперь все равно.

Он, как спринтер бежит по дну,
Давай, дорогой, на глубину!
Мы туда, в глубину пробираемся,
От каждого взрыва кувыркаемся.

Время прошло, погоня отстала,
Правда, от моря ничего не осталось -
Что я глотнул, исчезло в воронках,
И песок скрипит на коронках.

Обидно, ребята, за такое дело,
От обиды внутри все спотело.
Заедаю хлебом с водкой пополам,
Гляжу, не верю собственным глазам.

Снова птички, снова их отряд,
Снова у каждой блестящий снаряд.
Я, как в тапочках был, сиганул из окна,
А над крышей самолет, в нем - она!

Пушки развернула, как пульнет в кучу,
Приятно смотреть, потрясающий случай.
Я от восторга ору, рядом ахнуло,
Меня воздухом по башке шарахнуло

И стала она мне чужой...
В стакане шумит – близится прибой,
Из прибоя на берег морской
Выходят веселой гурьбой

Черномор, Прометей и компания.
-Попрошу минутку внимания, -
Чуть на «о» произнес Черномор,
Поднял автомат, передернув затвор.

И удраили разом во вражью ораву
Сталью пуль по носителям фау.
Что творилось в небе – перья, пух,
Стервятники превращались в мух.

Я отползал по берегу: грохот, тела,
Битва гигантов – такие дела!
Один в метре от меня – башкой в воду,
Больше не всплыл – так и надо уроду.

А я все ползу и ползу и ползу
И глотаю морскую со сталью слезу.
Колени от песка протерлись до дыр,
Песок в воронках, как голландский сыр.

А она, молодчина – по небу шныряет
И стреляет, стреляет, стреляет.
Жутко, и кашей этой я сыт,
Мозг на пределе, он болью изрыт.

Не хочу я ползать под этой войной,
На кровать я хочу, я желаю домой!
До сих пор не пойму, как попал я сюда...
Залез на скалу, под скалой провода.

Какая-то база, какой-то секрет!
Прыгнул в пучину – меня больше нет.
Живот водой наполнился, думал лопнет,
Многотонность воды его прихлопнет.

Медленно иду ко дну – туда дорога,
Конечно, жаль себя, пожил немного.
Совсем немного вообщем я пожил,
Жизнь в мозгу проворошил

И стало мне все равно,
Я смиренно лег на дно.
Лежу на песке, не вдыхаю,
Гляжу на треску – умираю.

И вдруг отчетливо вижу как
На привольный донный простр,
Выходит черноморский казак,
Старый знакомец  - лихой Черномор.

Знаменами волны играют,
Стервятники головам мотают,
Привязаны крепко к ремням –
Голодные птицы, хочут ням-ням.

Клювами пытаются рыбу ловить,
Рыба проворней, успевает уплыть.
Черномор с отрядом совсем близко,
Подзывает к себе кого-то свистом,

Указывая на мое бездыханное тело:
-Я помню героя, сражался он смело
Вчера на перед страшной грозой,
Возьмем его тело с собой!

Они меня несут, я ничего не понимаю –
Столько время прошло, я не умираю.
Куда-то дошли, остановились,
У меня глаза сами собой раскрылись.

В упор на меня с подозреньем глядят
Зрачки Черномора и смелых ребят.
Молчанье нарушил батько – Черномор:
-Ты что ж это, парень, шпион или вор?

Мы считали тебя своим в доску,
А ты какой-то в полоску.
Я на колени, все рассказал,
Он сказочный, добрый не наказал.

Отпустил восвояси, дал компас, питья,
С тех пор куда-то двигаю я.
Здесь странно, что-то от Дали,
Я бреду и бреду в этой славной дали.

Часто ныряю в собственный стакан,
После вызываю подъемный кран,
Когда выпью содержимое до донца
И забуду как зовется четвертое солнце.

Меня жалеют, мой беспробудный талант:
С утра - чешского, к обеду – «Черный Элефант».
Грущу по своей лачуге, по окну
Чувством чувствую за собой вину.

Прошло три года, я рыбой стал,
Увидел в море сеть, в нее попал.
Тащили меня два старика –
Один из них Он – его рука.

На берегу мне пустили кишки,
Порубили расталкали в мешки,
После меня в жареном виде ели дети –
И я оказался на том самом свете.


ОСТАТОК СНА В ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ ПОЛНОЙ ЛУНЫ

Брюки почему-то жали (рожь) в нескольких важных местах.
Место красило ярко-красным проходящего под окнами человека.
Человек, как биологическая конструкция довольно слаб.
Слабый внутренним и внешним телом, крепок тем, что он называет – дух.
Дух стоял такой, что по крепости конструкции напоминал бетон.
Бетонируя дороги, уводящие из того места, в котором все невероятно странно.
Странные взгляды читаются сегодня на вашем воспаленном лице, мадам.
Мадам улыбнулась одними глазами, затем одними зубами.
Зубы, ослепленные ее улыбкой, росли плотным хвойным лесом.
Лес осенний, что встал на горизонте, был темен, жуток, уныл.
Унылый свет унылого осеннего заката по серым шапкам леса плыл.
Плыл рядом с лесом по морю брошенный экипажем тазик пустой.
Пусто от этого было на душе и по-осеннему прохладно.
Прохладно с моря.
Море простыло.
Простило. Остыло. Постыло. Пропало. Молчало. Кричало.
Кричащие дикие волны у берега пустого и сурового.
Суровые катят огромной природы валы.
Валит великанов ветер с их стопудовых ног.
Ногами бороздя просторы, не позабудь о строениях рук.
Рукомойник на стене, полотенце рядом, по стене зайчики солнечные бродят.
Бродячие мысли заполняют объем высвобождающихся частей мозга.
Мозги гоняли их со страшным свистом.
Свистопляска на море: рыбы зовут чаек нырять к ним на чай.
Чайные сервизы с головы до ног кипятком залитые.
Заливает южный берег суровый бег светил.
Светило, пробудившись ото сна, вылезло на тучу.
Туча сразу превратилась в бесформенную кучу.
Из кучи хлынули слезы с повышенным содержанием соли.
Соляные копи съеденные до последнего зернышка.
Зернышко, костью застрявшее в баритоническом горле.
Горло со всех сторон порыто налетом (на поезд) и миндальными болями.
Боль, сместив акценты, спустилась вниз по пищеводу в глубины тела.
Тело, заметив боль, то кричало, то пело.
Пели все органы разом, затем раздельно, к примеру, печень.
Печенье с ванилью сегодня удалось, как никогда до этого дня.
Дня, в котором были зачаты горы и тропические поля.
Поле в клетку повернулось оголенным правым флангом.
Правофланговым, на котором находятся ударно-безударные бригады.
Вплоть до бригады с грозной буквой С.
Со связным на связи всех былых времен.
Время, которому всегда в обрез.
Обрез из стали смотрел пространством круга улыбаясь.
Улыбка попахивала кровью.
Кровяная колбаса на протухшем прилавке.
Прилавок в городском парке.
Парк заперт на ржавый замок.
Замок ржавчину поел.
Поел и запил.
Запил в четыре с половиной сантиметра.
Сантиметр за сантиметром вода уходила прочь.
Прочь превращался в свеже-выкрашенную ночь.
Ночь перетекала в стакан с названием грусть.
Грусть изменяла вселенский лик.
Лик взял в подруги букву «б» – блик.
Блик безлик.
Безлико поник.
Пони крик.
Накричавшись в другом месте возник.
Возникновение длилось тысячу лет.
Летело все, заслоняя ладонью свет.
Свет вырвался на свет,
На свет, где нас безбожных и в помине нет.


СРЕДА (5 ИЮЛЯ) ОБЩЕНИЯ

Ввермс:
Посиди со мною, Вечер, у окна,
Ночь придет не скоро, не видна.
Ночь придет, ты уйдешь далеко,
И проникнет ночь в меня глубоко.

Вечер:
Я уйду, она придет
И закрутит хоровод:
Звезды весело запляшут,
Млечный Путь межу распашет
И примчатся облака!
Вот и первое. Пока.

Облако:
Здравствуй, Ввермс,
И здравствуй, Вечер!
Горизонт уже отсвечен,
Горизонт уже в огне -
Ночь мелькает на коне.

Ввермс:
Залетай ко мне в окно,
Ты ведь, Облако, одно?
Расскажи какие страны
Облетало в эти дни,
И какие эти страны,
Ну какие вот они?

Облако:
Я парило, я летало,
Прыгало и кувыркало,
И не ведало границ,
Просвистело сотни лиц!
Я не знаю географий,
Малограмотное я -
Ветер дунет, я в Лаосе,
Дунет два - я на покосе
На Кубани
Или в Испании
Или еще в какой стране без названия.

Вечер:
Что взять с него - вольная птица,
Мне б, как оно, нет, не годится.
Мой распорядок навек продуман
И за меня ж решен...

Ввермс:
Прощай же, Облако, лети куда угодно,
Я не могу тебя держать,
Я не могу на стул сажать -
Ведь это так не благородно.

Вечер:
Улетело, растворилось.
Время,скоро я уйду.
Знаю, мало мне осталось,
Завтра я опять приду.

Вечер уступает место Ночи.

Ввермс:
Ночь тиха и всесильна,
И, как море, обильна.
Ночь - философа мать,
И окно для поэта,
И пора, чтобы спать
(Кто рожден, чтобы спать),
Поглощая копускулы света.

Правофланговым, на котором находятся ударно-безударные бригады.
Вплоть до бригады с грозной буквой С.
Со связным на связи всех былых времен.
Время, которому всегда в обрез.
Обрез из стали смотрел пространством круга улыбаясь.
Улыбка попахивала кровью.
Кровяная колбаса на протухшем прилавке.
Прилавок в городском парке.
Парк заперт на ржавый замок.
Замок ржавчину поел.
Поел и запил.
Запил в четыре с половиной сантиметра.
Сантиметр за сантиметром вода уходила прочь.
Прочь превращался в свеже-выкрашенную ночь.
Ночь перетекала в стакан с названием грусть.
Грусть изменяла вселенский лик.
Лик взял в подруги букву «б» – блик.
Блик безлик.
Безлико поник.
Пони крик.
Накричавшись в другом месте возник.
Возникновение длилось тысячу лет.
Летело все, заслоняя ладонью свет.
Свет вырвался на свет,
На свет, где нас безбожных и в помине нет.


НОВОГОДНЯЯ СКАЗКА  ПРО НОВЫЕ МОЗГИ

Две точки на листе, между ними палка,
В растворенное окно - солнце – жарко.
На окне горшок, пыль на занавесках,
Лица по ночам, как на фресках.

А какие там глаза, какие руки!
За стеною – тук-тук-тук – звуки,
Кто-то молоточком по бетонной стенке,
В ответ стучат голые коленки.

На спине глаза, шевелятся губы,
Входит Дед Мороз, пьяный, грубый.
Рядом вьюга, тьмы колючая,
Снегурка на осле, на всякий случай.

У Деда в левой руке елка,
В правой – метелка.
Елку молнии огнем зажигает,
Метелкой сор выметает.

За поясом топор-топорище,
Из-под шапки глаза-глазища –
В каждом глазу по злодею,
Сижу, пикнуть не смею.

Во, братцы, Новый год,
Дедушка Мороз –  урод,
Стоит и плюет на пол,
Елку кверху ногами на стол.

Достал бутылку водки,
Связку копченой селедки,
Налил водки в стакан,
Залпом ахнул, полез в карман.

Чем-то закусил, говорит:
-Извини, приятель, штормит,
После пива на клапан прет...
За окном взревел самолет

Возвращаясь с дневного облета,
Дед уцепился за хвост самолета,
Оставив на лавке пакет,
И тут же задули свет.

Я на ощупь - не видно ни зги –
Пакет раскрываю
В нем новые мозги –
Обмираю.

Сижу в полном покое,
Затихло и движение городское.
Я расправил волос
И тут - внутренний голос.

Голос достойно
Очень спокойно
Приказал подняться
С якоря сниматься
Взять дедов пакет
Выключить выключенный свет
Зажечь правильно елку
Сесть верхом на метелку
Снегурку ждать за дверью
Вместе с ее артелью
Произнети волшебные слова:
Окно, дым, дрова,
После взлететь высоко,
Глядеть далеко.

Я точно выполнил приказ,
В новогодний час
Метла оказалась между ног,
Внизу кресты семи дорог

Ветер со снегом в рот.
-Прощай, измученный народ!
Потом я превратился в ветер
И ветром ветер встретил.

К вечеру из меня птица вышла –
Дрозд-говорун.
Мне все стало отчетливо слышно,
Каждый над волною бурун.

Я растворялся в зеленом небе,
Я проливался красотою в хлебы,
Я... потом меня убили,
Пистолетной пулей застрелили.

Ощипали. Разделали. Бросили в котел.
Перья кто-то веничком подмел.
Меня ели и мной чавкали,
И отрыгнули после завтрака.

Исчезло и тело и душа,
Дождь в костер капает шурша.
Тучи кучей, облака,
В одном из них моя рука.

В ладони перо, как в чернильнице,
Облака – золотая мыльница,
Звуки гуляют по небу,
Дотянуться б до них мне бы!

Куда движется мир в мыльнице?
В голове молотится мельница.
Символы явились на Северном море,
А новые мозги все еще на запоре.


P.S.

А в окне, из окна, у окна, под окном
То ли семеро смелых и единственный гном,
То ли босоногая в черном Жизель
Поспешает тропой партизанской в метель,
То ли выстрел в пургу,
То ли выгнуто небо в дугу
И увязано неразрубным узлом
И кресты над крестами кругом.

То ли там, то ли тут
На полянах приветливых жгут,
Жгут костры до небес пионеры,
Голубые костры жгут без меры.

Без линейки и циркуля, безо всего
Современные дети, погляди – ничего
Не оставили, камня на камне
И камней не оставили, нам ли

Сожалеть о таких сорванцах,
Сожалеть о таких молодцах,
Их тавро – серп и молот в груди.
Я уснул, ты меня не буди.

Я просплю все напасти, беду,
Я себе летаргии кусок украду,
Чтоб увидеть алмазное небо, огни
И счастливые дни.



БАБОЧКИН ДЕНЬ

В окно влетела бабочка и сложила крыла.
-Привет, - сказал ей Ввермс, - как твои дела?
-Живу, весь день летаю и кушаю пыльцу.
-А я вчера по случаю купил себе мацу,
Купил свеклы и лука, и килограмм бобов
И кукурузы спелой на кукурузный плов.
-А я кружилась в поле, потом залезла в тень.
-А я читал «Онегина» и плакал целый день.
-Ладно, я дальше полечу...
И скользнула вверх по лучу.
Вермс глядел глазами вперед
И видел как грациозно плывет
Полубабочка, полумираж,
Он забыл, что не первый этаж,
И шагнул за бабочкой следом,
За облаком пухлым, за светом,
Он парил с ней рядом...
Под ними отряд за отрядом
Шли на них уставясь, раскрытым ртом.
Что случилось потом?
Потом комиссар удалой
Замотал гневно своей головой,
Сдвинул на лоб фуражку,
Достал из ножен шашку,
Начал воздух рубить и кромсать:
-Изловить диверсантов, вашу мать!
Отряды забили в ружья патроны
И дали залп им вдогонку.
Пули свистели, как мухи,
Как челюсть у мертвой старухи,
Пули чертили на небе вектор,
Летя к бабочке и человеку.
Два мерно парящие тела
Увидели это жуткое дело
И бросились к облаку вверх –
Бабочка и Александр Ввермс –
В ту же секунду пули
Под облаком воздух проткнули.
А облако (небольшого размера)
На полной скорости в стратосферу -
Туда, где пули не бьют,
Туда, где звезды поют
И носятся вихри скоплений.
Ввермс в облаке сел на колени,
Бабочку посадил на ладонь:
-Смотри, там огонь!
Там бедные храмы горят,
Там шагает за отрядом отряд,
Их комиссар – человек Хлебовводов,
У них динамит на подводах,
Они примотают его к куполам...
Прощай навеки, мой храм!

И заплакал Ввермс горько в ладони, закрывая ими лицо.
Одна слезинка просочилась сквозь сжатые пальцы и прыгнула с облака вниз.
Скоро она превратилась в льдинку (от большой скорости в разряженной стратосфере).
Человек Хлебовводов услышал свист с неба и поднял в голову.
Это движение не имело никакого значения -  жизненный путь был окончен.
Льдинка-слезинка вонзилась ему в сердце.
Хлебовводов покачнулся, сел на пенек; отряды безмолвно стояли рядом.
Хлебовводо внезапно обрел память, вспомнил все что делал до сегодня.
Он переложил маузер из одной руки в другую и подставил его ствол к уху.
Вылетевшая из ствола пуля раздробила его память на мелкие кусочки.
Отряд сочувственно склонил головы, а затем похоронил тело сообразно его рангу.

Не говори «гоп»
Пока не перепрыгнешь через гроб.


ПРИКОСНОВЕНИЕ К ПРИКОСНОВЕНИЮ

Ввермс вошел в телефонную будку,
Снял с крючка черную трубку,
В трубке захлюпала тяжелая вода,
Ему сделалось неуютно: «Вот и беда».
Он почувствовал взгляд на спине
Розовых червей спешащих во сне,
Не зная, что дальше предпринять,
Он сел на пол. Вода продолжала стоять.

Ввермс начал замерзать изнутри,
На улицах старомодные фонари,
Прохожие бежали галопом по домам,
К чадам, драпировкам, кормам.

-Вставай, - пропела телефонная трубка. –
Ты - айсберг, душа в тебе зыбка.
Вспомни то, что ты птицей свищещь,
И найди того, кого ты ищешь.

Ввермс увидел себя в новой позиции:
В центре циклона, в гостях инквизиции,
На разрушенной улице рабочей слободки,
Где утром всплыла  подводная лодка.

В лодке люди в прозрачных предметах,
Изнутри освещенные зеленым светом.
Предметы удлиннялись, кружили спираль,
Делились на квадраты, меняя диагональ.

Квадраты делились дальше на квадраты,
Конечно, включая Пи в новые координаты.
Без квадрата нет отсюда исхода,
Приведу пример, несколько иного рода.

Красного бархата потолок.
На нем гнездится переменный ток.
Ток истекает в гнездо с Небес,
Минуя синие зори, воду, прозрачный лес.
Зори синие – занавес Божий для нас,
От нас.
Занавешу занавесками окно,
Люки задраю – на дно!
Плыву, смотрю рыбам в глаза,
Каждая рыба – егоза.
Я понимаю многих из них,
Троих китов и мурен троих.

Вода в трубке превратилась в шторм.
Штормит весь вечер.
Вечер длиннее утра на одну секунду дня.
Днем тени короче, чем полет стрекозы.
Стрекоза пролетела совсем рядом с Ввермсом, подняв крылом волну величиной с войну.
Ввермс узнал - это война.
Она была ему знакома и видна.
Он давно наблюдал ее причины:
У одного мужчины
Ноги ходили отдельно от тела,
Спина по ночам храпела,
Без плеч летала голова
Черепаха Тортилла столько лет жила,
Что проползая, не разобрала,
Что в скорлупе на связи Ввермс находился,
Она толкнула телефонный склеп, он перевернулся
И полетел в бездну бущующего моря,
Это видел пингвин по имени Боря.

Ввермс массировал мизинцем переносицу,
Он раскрыл книгу, где помещалась пьеса Грибоеда:
Стайка грибоедов мелькнул в глубине морских пучин,
Но съедена была прожорливой и хитрой сколопендрой.
Трубка телефонная запикала, том распух,
На дне морском зацвел лопух.
Из середины лопуха возникла шея, затем грудь -
Венера - он узнал ее!
Она поманила его рукою.
Ввермс, не думая, что будет дальше,
Раскрыл телефонный шкап и вылетел наружу.
Трубка жалобно кричала вслед:
-Вернись назад, ты превратишься в рыбу-меч,
Тебе родного света не увидеть боле,
Вернись и я прощу тебя, вернись скорей! Ввермись!

Но Ввермса ничего на свете не занимало,
Душа морская, земную душу обокрала.
Он охладел к мирским страданиям своим,
Он полюбил лопух и стал совсем морским.
Мирским ему наскучило считаться,
Он на волне решил всю жизнь кататься.

И потому он рвался к ней, к Венере дорогой,
Все больше походя на рыбу:
Вот плавники, вот жабры, чешуя.
-Ты, мир внутри меня, Венерушка моя!
И Ввермс влетел на скорости в лопух,
Лопух раскрылся, принял рыбу-меч.
Ввермс молвил вот какую речь:
-Теперь я – Царь Морской! Я – Покоритель Вод!
-Ты возлюбил меня и не увидишь небосвод,
В котором ты парил ночами, я то знаю.
-Все в прошлом, я люблю тебя и привыкаю.
Смотри-ка, миллионы тонн икры выходят из тебя наружу,
Я их отец и пусть волна их кружит!
Закружились в хороводе головастики,
Рядом Ввермс с Венерой завертели плавники.

В двух милях от них двигался ржавый предмет,
Похожий на телефонный склеп по множеству примет.
Ввермс сбросил его в придонный ил,
Подплыл сом, зевнул, закурил.

-Здравствуй, сом корягин житель,
Ты покинул мутных вод обитель?
–Узнал, что ты сошел с небес
Сюда, и, что сегодня полонез
В честь рождения внуков моих,
Дай же я погляжу на них.
-Стало быть, ты мой тесть,
Изволь присесть,
Тебя я стану слушать,
Ты на меня обрушить
Обязан мудрость древнюю твою,
А впрочем что я говорю,
Я рад, что мы отныне вместе
И отражу сие в прекрасной песне.

-Ты предал нас из последних сил
Ты этот мир своими плавниками погубил! –
Трубка телефонная провякала,
В ней то кряхтело, то звякало...
Ввермс мгновенно понял все –
Эта трубка океан в куски разнесет!
Он схватил Венеру, нырнул в лопух,
Через секунду океан вспух:
Исчезла жизнь на морском дне,
Исчезло все, что ютилось в воде,
Сама вода погибла навсегда –
Такая случилась беда.

Чудо лопуха спасло Ввермса и Венеру,
А еще – истинная в веру вера.
Они неслись вперед, не видя цели,
Но все же они уцелели.

Ввермс лежал на полу комнаты,
Веки его глаз крепко сомкнуты,
Рядом, задыхаясь умирала Венера
И ветер обдувал ее обнаженное тело.

Ввермс очнулся, за окном рожи,
Вспомнил, что мир теперь обезвожен.
Положил Венеру в ванну с водой,
Она просвистела: - Дорогой,
Я скоро должна умереть,
Мы не сможем здесь петь,
Но только опуститься ночь,
Скажи три волшебные слова: «Я желаю помочь»,
И возникнет аквариум, в нем я, камыши,
Мы будем вместе в его тиши.
И наша любовь не погаснет навек –
Рыба, есть рыба, человек, он – увы – человек.

Венера растворилась, оставив пены комочек.
Ввермс, едва дождавшись ночи,
Прошептал простые Венеры слова,
От которых тело покрыла чешуя.

Они не стеснялись своего чувства,
Занимась любви великим искусством:
Семнадцать ночей длилось волшебство.
Потом тайная болезнь скрутила его,
Он был вывезен из комнаты своей
Под присмотр седовласых врачей.

Ввермс страдал, домой рвался –
Лечащий врач улыбался.
Колол такое, что память от страха
Себя запирала в смирительность рубахи.

Он жил без надежды и веры,
Не зная того, что бойцы-пионеры,
Обшарив все углы его жилья,
И ничего не найдя для себя,
Забрали аквариум богини подводной
И отнесли его на рынок народный,
Где какой-то заезжий узбек или грек
Купил за пятак последний Венеры ковчег.

Ввермс утомленный сидел у окошка,
К нему подошла Божья кошка,
Улыбнулась, лизнула его в нос.
Он задал глазами вопрос.

-Ты знаешь, все бесконечно течет,
Всему свое время и новый отсчет.
У нас еть минута - перекурить,
А после станем дальше говорить.



СТИШОК, РОДИВШИЙСЯ В ПОНЕДЕЛЬНИК ОКОЛО 9 ЧАСОВ

Где кончается суббота начинается апрель
Где задумчивые волны умывают чью-то мель
Где береза шепчет «браво» аплодируя богам
Где потешные подлодки подгребают к берегам

Где среда идет по кругу где январь ползет в обход
Где зонты кружат ветрами где гроза наоборот
Где деревья как деревья – что-то тикает внутри
Где полдня идет четверкой и кончается на три

Где не важно то что важно растекаясь словно мед
Где тебя никто не слышет только лед
Где четверг цветет клубникой парус плачет в темноте
Где стена совсем по-детски прижимается ко мне...

А теперь мне снится полночь и остывшая среда
А потом мне снится небо, розы, розы и вода
А в воде жучки и рыбы и придонный ил
Как я жил до этой ночи, Боже, как я жил!