Моя молитва

Ах ты, Господи, может быть, я помолюсь?
Три свечи запалю, да иконам отвешу поклон.
Вон они как печальны и строги. Да я не таюсь.
В то, что дура и грешница, верю сама без икон.

Ах ты, Господи! Словом единым родятся миры.
Было слово вначале, на выдохе именем Бог.
Но для выдоха нужно молчание вечности – вдох.
А потом суета и влаченье креста до горы.

Жажда боли чужой на стотысячном вопле “распни!”
До воскресного дня, чтобы повод был петь и плясать.
Ах ты, Господи, страсти злорадства уйми.
Нежен голос кастрата поющий хвалу небесам.

Храм заманчив своей золотой мишурой.
Особливо когда мироточит какой-нибудь лик.
Солнце молча вползет где-то в нору за дальней горой.
Отгорят купола, и молитва сорвется на крик.

Хоть ты лоб расшиби, а лягушки на кочках болот
заглушают урчаньем своим соловьиную трель.
Ничего не изменится. Кто-то придет и уйдет.
Переспим, распростимся, всплакнем, перестелим постель.

Ничего не изменится. Ось у судьбы не сломать.
Эта прочная мельница крутит свои жернова.
Так живу, извернуться пытаясь, покуда жива,
извергая слова, чьи-то души надеясь понять.

Чтобы кто-то, меж рюмкой и парой телячьих котлет,
облегчившись умильной слезой, просморкался навзрыд.
Пустота! Никого там над нами по-прежнему нет.
Летаргия у совести, но просыпается стыд.

/август 2005/